Коррекция траектории полета "Венеры-6" была проведена 16 марта 1969 года, когда станция находилась на расстоянии около 15 535 тысяч км от Земли, при этом величина корректирующего импульса составила 37,4 м/с.

17 мая 1969 года советская автоматическая межпланетная станция Венера-6 достигла планеты Венера. Станция Венера-6 была предназначена для доставки на Венеру спускаемого аппарата и исследования атмосферы планеты. Основным проектом советского изучения Венеры стала космическая программа «Венера», представляющая собой серию советских автоматических межпланетных станций. автоматическая межпланетная станция «Венера-6» 10 января 1969г. находилась на расстоянии около 1.5х10 в 5 степени от центра земли. во сколько раз сила притяжения станции к Земле на.

Миссия «Венера-13»

Советский штурм Венеры, научно-популярный фильм 1969 года
Курс - на Венеру! / Назад в СССР / Back in USSR
советская автоматическая межпланетная...
Лучший ответ:
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
«Мы осиротели»: как СССР покорял Венеру и разбивал надежды человечества

Остались вопросы?

Правда, никакой существенной информации «Венера-3» не передала, да и посадку ее трудно было назвать мягкой. Фактически станция, связь с которой была утрачена еще до подлета к планете, врезалась в венерианскую поверхность. Ее проектировали уже с учетом всех ошибок, сказавшихся на работе предыдущих станций, и с пониманием, что все прежние представления о венерианской атмосфере были неточными, если не сказать больше. Но оценить, насколько именно неточными, удалось только за счет гибели «Венеры-4». Ее запуск состоялся 12 июня 1967 года, а 18 октября станция достигла венерианской орбиты, и отделившийся от нее спускаемый аппарат отправился вниз. Тут-то и стало ясно, что запас прочности у него совершенно недостаточный. Сфера спускаемого аппарата «четверки» могла выдерживать давление в 20 атмосфер, но этот предел был превышен уже на высоте 28 км от поверхности, и станция перестала работать.

Дожить до поверхности Автоматические межпланетные станции «Венера-5» и «Венера-6» были во многом аналогичны «Венере-4», они даже собирались практически одновременно. Именно поэтому, когда стало понятно, что конструкция спускаемых аппаратов этих станций не обеспечивает сопротивление высокому давлению венерианской атмосферы, переделать их было уже невозможно. Единственное, что можно было сделать, — изменить конструкцию и площадь парашютов, на которых герметические металлические сферы с аппаратурой внутри спускались на Венеру. Это давало шанс на более быстрый спуск, при котором даже не слишком прочная оболочка могла дожить до более низких высот. В этом был шанс получить достоверную информацию о давлении в венерианской атмосфере ближе к планете, а значит, последующие «Венеры» можно было строить уже с учетом этой информации. Внешний вид спускаемого аппарата космической станции «Венера-6».

Вечером он долго сидел с техническим руководителем группы управления — «посвящался» в те нюансы работы станций, которые обычно не сообщались ни в ОКБ, ни, боже упаси, руководству в министерство. Зачем их беспокоить? Только хлопоты на свою голову наживать.

К 9 часам утра 14 марта вся группа управления была на своих местах. Когда все подготовлено, все продумано, все предусмотрено, а до начала сеанса еще минут двадцать, то обычно это нудные минуты. Как в институтском коридоре перед экзаменом.

Кто-то сидя за столом перелистывал давно и многократно читаную инструкцию, кто-то стоя у плакатов или графиков, висевших на стене, сосредоточенно, словно впервые, разглядывал то, что сам вчера рисовал или рассчитывал, кто-то с товарищами обсуждал в полголоса проблемы, совсем не связанные с предстоящей работой. Это или самоуверенные, или многоопытные, или, наоборот, мало искушенные. Разные люди.

В зале тихо. Но вот неожиданно щелкнул репродуктор линии связи с передающим пунктом Центра. Чей-то неторопливый голос, такой домашний, спокойный, вразвалочку… — Второ-о-ой… я….

Амос Александрович продолжал что-то записывать в журнал, не обратив внимания на тот, кем-то заданный вопрос. Репродуктор опять щелкнул: — Четвертый… я второй… Меерович у нас. Это «второй» подражая «четвертому» говорил медленно, спокойно.

Через минуту «ожил» «четвертый». Этот диалог начал привлекать внимание. Нет, не содержанием — формой, такой нарочито ленивой, спокойной.

В зале послышались смешки. Минута тишины. Управленцы в зале заинтересованно ждали, что еще «выдадут» собеседники.

Олимпийское спокойствие полковника Большого больше не выдержало. Нахмурившись, он взял микрофон: — Четвертому и второму! Лишние разговоры прекратить!

Через секунду тусклыми голосами два ответа: «Принято…» Порядок наведен. Резкий вой сирены за окном. Это, чуть дрогнув, и медленно поворачиваясь, пошли «на программу», громадные восьмичашечные антенны.

Повернувшись, они остановились и нацелили свои параболические уши в ту небесную точку, где в полутора десятках миллионов километров мчится в космическом пространстве наша «ВЕНЕРА». Почти тут же в дверях появился Бабакин. Приветливо кивнув, Бабакин снял плащ, бросил его на стул.

Вопрос, по всей видимости, касался всех, но «технорук» со свойственной ему серьезностью и ответственностью принял его на свой счет. Замечаний по предыдущему сеансу … — Знаю, знаю. Ты мне уже говорил.

Как только в окошечках электрического секундомера неон высветил предусмотренные программой «10» и «54» Амос Александрович поднес ко рту микрофон. Через секунду из репродуктора спокойный голос оператора: — Команда 68 выдана. Туда и обратно — 104, да на разогрев передатчика минута …Мы считаем в 10.

Телеметрию будем иметь минуты четыре, не больше. Плохо, черт возьми, надо иметь телеметрию весь сеанс. На будущих станциях надо это все переделать.

Надоели эти ограничения. Ну ладно, подождем. Бабакин, да и все, пожалуй, повернулись к голубоватому экрану электронного индикатора, на светящейся тонкой линии которого, бились, словно мелкая зыбь на море, шорохи космических помех и шумов.

И тут же три, или четыре слившихся возгласа: «Есть ответ! Одна из помощниц Сергея Леонидовича, чуть наклонилась к экрану индикатора: — Есть телеметрия. Должен идти первый коммутатор.

Сейчас запросим, что она видит. Или, если полностью, — Ревмира Прядченко. Такое имя ей придумали родители, соединив в нем два слова: «революция» и «мир».

Была в минувшие годы такая мода. В группе управленцев Мира была человеком исключительным, обладавшим феноменальной способностью держать в памяти десятки операций, которые надлежало выполнять приборам и системам станции по подаваемым с Земли радиокомандам или от бортовых ПВУ. Пожалуй, как никто иной, она с ходу умела понимать и расшифровывать телеметрические сигналы, порой весьма перепутанные космической разноголосицей радиопомех.

Ей-богу, этот ее дар мог с успехом соперничать с любым автоматическим способом обработки информации. Не раз наши управленцы приводили в недоумение искушенных коллег, заявляя, что де у нас информация с «ВЕНЕР» обрабатывается специальной системой «Мира-1». Нет таких машин.

А какие прекрасные стихи писала Мирочка… Бабакин взял микрофон. Добрый день. Ну, что у вас?

По телеметрии сплошные сбои. Параметры выделить нельзя. ДПР не в норме...

Главный опустил руку с микрофоном. Это давление после редуктора? За столом задвигались.

Одновременно некоторая растерянность с озабоченностью появилась на лицах управленцев. Большой смотрел то на Главного, то на Азарха. Техническое руководство для того и существует, чтобы принимать решения, что дальше делать в сложной обстановке, продолжать ли сеанс или дать выключающую команду?

Сложность была в том, что на борту станции работало программно-временное устройство, беспристрастно выдававшее в нужной последовательности команды-сигналы для ориентации станции и включения корректирующего двигателя. Работало это устройство, и ему невдомек, что какой-то там ДПР не в норме... Станция может не сориентироваться?

Главный взял микрофон: А неоновые цифры секундомера отщелкивали секунды и минуты, ставшие какими-то уж очень короткими. Не волноваться. Пусть сеанс идет.

На индикаторе бился шершавый, лохматый бугорок дальнего голоса станции. Ну почему так, словно по закону «пакости», именно тогда, когда информация была нужнее, чем когда-либо, ее никак нельзя было «выудить» из мутности сбоев и помех? Газа в системе ориентации хватит?

Газа хватит? Тут требуется все тщательно обдумать. Георгий Николаевич… Щелкнул репродуктор циркуляра и радостный голос Мирочки, непривычно наполненный звенящими нотками и прерывающийся от волнения: — Георгий Николаич!

Все в порядке! ДПР — в норме! В норме!

И сразу снялось напряжение. А на часах — 11 часов 03 минуты. И всего-то прошло каких-то 5 минут.

Всего пять минут... Время, отведенное для передачи телеметрии с борта, кончилось. Плохо, конечно.

Но ничего другого сделать было нельзя, телеметрический сеанс не продолжишь. Как только система ориентации начнет разворачивать станцию в нужное для коррекции положение, её параболическая антенна отвернется от направления на Землю. Тут же и бортовой передатчик будет выключен.

После этого единым командиром на станции будет программно-временное устройство — ПВУ. Оно в течение часа будет командовать всеми системами станции, готовить их к проведению коррекции. А что же делать?

Связи со станцией не будет, нового ничего не узнаешь, ничем с Земли ей не поможешь. Может сходим пообедать? Время к этому…— Сергей Леонидович вопросительно посмотрел на Главного.

Столовая от командного пункта минутах в двадцати. Пока дошли, пока справились с немудреным обедом, поглядывая на часы чаще, чем этого требовал прием пищи, прошел час. Бабакин, поставив на стол допитый стакан компота, вскинул левую руку, посмотрел на часы: — Все…11.

Сейчас там должен быть запуск двигателя. И надо же, в этот момент за окном столовой нарастающе прогремел вертолет! И кто в этом сомневался?

Пошли бы лучше на КП, через полчаса сеанс связи… Вот там и посмотрим, кто, в чем сомневался. В 12 часов 32 минуты, точно по программе, на индикаторе приемного устройства опять забился сигнал. Репортаж с «системы Мира-1» — нашей Мирочки — со всей очевидностью подтвердил: по всем параметрам коррекция состоялась, все системы станции работали нормально.

Вот и вся коррекция. Казалось бы просто. А сколько нужно было сил, ума, нервов, чтобы все это создать, отработать, испытать, зародить в себе уверенность в «умности» созданных систем, приборов, механизмов?

Как надо было верить в свою станцию, в своих соратников, товарищей, чтобы вот так спокойно в начале сеанса, когда сбои телеметрии заставили многих затаить дыхание, быть может, в чем-то усомниться, произнести, и не только произнести, а решить так, как решил Бабакин: «Отставить волнение, сеанс продолжать! Отложив на журнальный столик очки и книгу, которую он не очень внимательно проглядывал — мысли-то другим были заняты: обе станции в полете, коррекция траектории одной прошла хорошо. На очереди вторая, а там опять дорога, и только в середине мая подлетят они к Венере.

Только в мае… — Ты чем занят? А ты знаешь, что я хочу предложить? Давайте-ка сегодня все вместе поужинаем.

Как-никак, а работенку хорошо провернули. Надо всех пригласить. Общий ужин.

Поручи кому-нибудь, пусть посуетятся. Посетители евпаторийского ресторана «Украина», по всей видимости, не обратили особого внимания на группу человек пятнадцать-двадцать, дружно высыпавшую из видавшего виды автобуса и, не особенно стесняясь своего не очень ресторанного вида, занявшую с шутками и смехом отдельно накрытые столы. Но поскольку ни вчера, ни сегодня никаких сообщений не было, решили, что это что-то «общественное».

Так решили и официанты и не очень многочисленные посетители. Время-то не курортное. На подобных вечерах наш Главный был общепризнанным тамадой и, надо сказать, умел это делать.

Как только расселись и сухое крымское зазолотилось в бокалах, он встал. Сегодня мы, так сказать, собрались по «поводу». На последнем слове он сделал ударение и продолжал: — Повод хороший.

Я думаю, никто возражать не будет? Улыбки на лицах и поднятые бокалы были ответом на заданный вопрос. И не спорите, и не ругаетесь.

Вот всегда бы так... За столом сидеть? Впрочем, я не то говорю.

Как можно работать без спора? В нашем деле нельзя. А что это ты меня подталкиваешь?

Его сосед молча, умоляюще переводил взгляд с Главного на свою рюмку. Руководство опасается, что «компонент» потеряет кондиционность. Братцы, за успех, за путь-дорожку дальнюю...

Тосты в тот вечер были разные, но совсем безобидные. Даже опытные разведчики не догадались бы, по какому поводу собралась та компания. Ужин прошел на славу.

Часа через три к ресторану подкатил автобус. Вечер обещал быть теплым, тихим. Женщины согласны?

Любил он в свободные вечера, так редко выдававшиеся в Центре, собрать вокруг себя человек десять и походить, побродить по дороге от Центра к морю. И о чем только тогда разговоров не было — и о планах, и о мечтах, и о личном чьем-то, и о новых книгах, и о когда-то прочитанных, и о только что просмотренном журнале, и о новой постановке в театре. И всегда эти разговоры были общими, интересными.

Порой, после небольшой паузы, когда слышна была только окружавшая степь, кто-то тихонько в полголоса запевал, не спугивая обступающую темную тишь. Горбушка Луны вылезала из-за горизонта, оранжевая, большущая, словно ставшая в сто раз ближе к Земле. Ничего, скоро новые машины будут, тогда будешь знать, пощекочем тебе подмышки.

С первого раза не вышло, знаете, небось. Но я уверен, получится. Обязательно получится.

Тебе везет... Ей Богу, наверное, ты в рубашке родился... При чем здесь «везет»?

Ты думаешь, все от меня одного зависит, я во всем виноват? Нет, дорогуша. Это не везение.

И я тут ни при чем. Это иное... Я не помню, маленький был...

Лучше меня помнишь?... Вот посмотрим, что дальше будет. Станциям еще долететь нужно, в атмосферу той красавицы-богини войти.

Может она в этот раз добрее будет? Боюсь я, что там, у поверхности давление больше, не дай Бог, атмосфер сто... Вот если бы сесть...

Представляете братцы, спуск на парашюте окончен, высотомер дает «нуль», а шарик сидит на поверхности и пищит! Таких сравнений, таких эпитетов напридумают…— Заметил кто-то. Тогда у нас на Центре еще Гагарин был.

А было тогда вот что. В Центр ко дню посадки станции приехала группа корреспондентов, журналистов — народ дотошный. То им расскажи, то покажи.

А у нас, скажем прямо, не все разговорчивые. Нажаловались начальству: «Пресса мешает работать, отвлекает». Начальство помогло: у дверей зала оперативной группы управления поставили солдата.

Ему строгий наказ: « Во время сеанса связи корреспондентов не пускать! Они тоже люди разные. В общем — стоит.

А в зале шел сеанс связи. К дверям подошел Борис Викторович Раушенбах. Он был приглашен в числе крупных ученых и как наш давнишний коллега «сопереживать» столь знаменательный, по предположению, момент посадки спускаемого аппарата на поверхность Венеры.

Естественный вопрос солдата, знающего порядки внутренней службы на столь ответственном посту: — А паспорт у вас есть? Раушенбах протянул свое удостоверение члена-корреспондента. Солдат внимательно прочитал и безапелляционно произнес: — Не пущу!

Погода взбесилась, что ли? И что там «ветродуи» думают? Не случайно говорят, вот раньше никаких спутников не было, никаких метеоцентров, а старики в деревнях погоду точно предсказывали...

Бабакин отошел от окна столичного Внуковского аэропорта, безнадежно махнув рукой. Стрелки больших настенных часов были уже около двух. Вылет Государственной комиссии был назначен специальным рейсом на 9 утра.

К 12 часам там, в Евпатории, в Центре дальней космической связи, их должны были встречать. Неподалеку в креслах сидели президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш, рядом председатель Государственной комиссии, генерал Александр Григорьевич Мрыкин и еще несколько членов Госкомиссии. Вылет задерживался, как уже неоднократно, с очень озабоченным видом сообщал дежурный, по «метеорологическим условиям».

Действительно, за окном, словно молоко разлили. Туман был столь густым, что даже самолетов, стоящих от павильона в каких-нибудь двух сотнях метров, не было видно. Фигурки людей за окном виднелись, словно через матовое стекло.

Бабакин подошел к Келдышу, сел в кресло рядом. Достал пачку сигарет, протянул президенту. Ну что, долго будем еще сидеть?

Александр Григорьевич! Вы же лицо облеченное неограниченной властью... Так неужели вы мер принять не можете?

Ну, распорядились бы, Александр Григорьевич! По реакции Мрыкина нельзя было понять, всерьез ли он принял шутку. Он молчал.

Да, генерал не ответил на реплики Президента и Главного конструктора. Подобные часы ожидания для людей такого сорта, которые собрались здесь, были столь необычными, что настроение у всех было далеко не из лучших. Все прекрасно понимали, что эта задержка уж более чем некстати.

И руководство оперативной группы в Евпатории, в Центре, конечно, волнуется. О прилете Государственной комиссии договоренность была еще за несколько дней.

Это давало шанс на более быстрый спуск, при котором даже не слишком прочная оболочка могла дожить до более низких высот. В этом был шанс получить достоверную информацию о давлении в венерианской атмосфере ближе к планете, а значит, последующие «Венеры» можно было строить уже с учетом этой информации. Внешний вид спускаемого аппарата космической станции «Венера-6». За пять дней до этого оттуда же стартовала и «Венера-5», станция-близнец «шестерки». Такие двойные запуски в то время были обычной практикой.

С одной стороны, они давали возможность существенно повысить вероятность удачного выполнения миссии космических аппаратов. А с другой, условия, в которых происходил спуск на поверхность Венеры, все равно у каждой станции были разными, и это означало, что исследователи получают более разнообразную, а значит, более ценную информацию, которую тут же можно было сопоставлять и сравнивать. Маршрут полета обеих станций был практически одинаковым: на расстоянии порядка 15 с половиной миллионов километров от Земли они прошли коррекцию орбиты, чтобы более точно направиться к Венере, и продолжили полет. Хотя «пятерка» стартовала на пять дней раньше, до цели она добралась всего за сутки до «шестерки» — 16 мая 1969 года. Эта разница позволила «Венере-5» войти в атмосферу на ночной стороне Венеры, так, как до нее это сделала станция «Венера-4». Информация передавалась до тех пор, пока спускаемый аппарат не достиг высоты 18 км над поверхностью Венеры, где давление превысило 25 атмосфер — предел, на который была рассчитана оболочка капсулы. Но этого хватило, чтобы на Земле установили, во-первых, плотность и уровень давления в венерианской атмосфере, а во-вторых, ее состав.

Большой объем траекторных измерений представлял ценность для изучения проблем сверхдальней связи и межпланетных перелетов. Чуть раньше "Венеры-3", 12 ноября 1965 года, с Байконура запустили станцию "Венера-2", которая имела такую же конструкцию. Станция "Венера-2" пролетела вблизи планеты на расстоянии всего 24 тысячи километров 27 февраля 1966 года. Из-за интенсивного солнечного излучения электроника станций вышла из строя еще на подлете. Тем не менее полет ознаменовался настоящим прорывом, поскольку "Венера-3" стала первым в истории человечества космическим аппаратом, оказавшимся на поверхности другой планеты.

Как в СССР сделали почти невозможное: высадили 5 аппаратов на неприступную Венеру

Этот результат может быть объяснен существованием заметных неровностей рельефа поверхности Венеры в областях спуска аппаратов, отстоящих друг от друга на несколько сотен километров. Прием сигнала со спускаемого аппарата прекратился при внешнем давлении 27 атмосфер, что превышало расчетные значения для СА 25 атмосфер. При этом до поверхности планеты оставалось еще около 18 км Программа полета станции "Венера-6" была выполнена полностью. Результаты полета Станция "Венера-6" продолжила исследования атмосферы Венеры, начатое станциями "Венера-4" и "Венера-5". В незначительных количествах была обнаружена вода в виде пара. Фотометр зарегистрировал освещенность ниже порогового значения. Во время перелета были получены новые данные о структуре потоков плазмы "солнечного ветра" вблизи Венеры.

Трехосная ориентация перед проведением коррекции была построена по Солнцу и Сириусу. Подлет к Венере осуществлялся с теневой стороны относительно Солнца; место входа станции в атмосферу находилось на ночной стороне планеты на расстоянии примерно 2700 км от линии утреннего терминатора и в 300 км от места входа в атмосферу спускаемого аппарата "Венеры-5".

Станция "Венера-6" достигла планеты 17 мая 1969 года спустя 127 суток после старта или всего лишь через сутки после "Венеры-5". После раскрытия парашюта включились научные приборы, и началась передача научной информации на Землю. За время спуска СА в атмосфере радиовысотомер выдал два значения высоты: 32,1 и 21,2 км. Это позволило достаточно точно "привязать" измерения научных приборов в течение всего спуска на парашюте, который длился 50 минут. Всего за время спуска каждого аппарата на парашюте было выполнено свыше 70 измерений давления и свыше 50 измерений температуры. Были зарегистрированы различные значения высот, выданные радиовысотомерами автоматических станций "Венера-5" и "Венера-6" при одинаковых значениях температуры и давления, которые отличаются в среднем на 13 км. Этот результат может быть объяснен существованием заметных неровностей рельефа поверхности Венеры в областях спуска аппаратов, отстоящих друг от друга на несколько сотен километров.

Фотометр зарегистрировал освещённость ниже порогового значения. Производились измерения потоков плазмы «солнечного ветра» в окрестностях планеты Венера. Спускаемый аппарат перестал передавать информацию на Землю, когда давление достигло значения 27 атмосфер, это произошло на высоте 18 км над поверхностью.

Программа полёта станции «Венера-6» была выполнена полностью.

В таких экстремальных условиях не пребывал и не работал еще ни один космический аппарат. Везло нам с экзотикой: для Венеры — давай спускаемые аппараты, рассчитанные и испытанные на невиданные в космонавтике давления и температуры, для Луны — аппарат, могущий «жить и работать» и при 120-градусной жаре и при 150-градусном морозе!

Интересное было время! Очень интересное. О том, как проектировались лунные станции нового поколения, вспоминать не буду. В процессах создания новых конструкций, хотя и очень разных, предназначенных для решения совсем несхожих задач, много общего.

И стиль работы проектантов, конструкторов, испытателей, несмотря на сходство или несходство характеров и взглядов, тоже не противоречив. В конечном счете, всем коллективным интеллектом руководит один человек — главный конструктор. Здесь любые эпизоды, любые картинки со страниц «венерных» можно без большого греха перенести на страницы «лунные», изменив лишь время, фамилии и, порой, место. Природа имела несколько миллиардов лет — писал в те годы специальный корреспондент «Известий» Георгий Остроумов, — чтобы, изменяя и отбирая, совершенствовать органический мир, и современные нам животные часто удивляют нас гибкостью своего приспособления к изменяющимся условиям среды.

По сравнению с естественной историей у конструктора были считанные мгновенья для того, чтобы провести селекцию мыслей и искусственный отбор идей, нацеленных на то, чтобы подвижная автоматическая станция сохраняла свою работоспособность при всех изменениях внешней среды и случайностях, ожидавших ее в чужом мире» Эти строки он посвятил создателям луноходов, но они могут быть без сомнения отнесены и к их коллегам по венерианским или марсианским программам. На дорогу к Луне не выходили. Позволю себе привести впечатление одного из посетивших нас в те годы, специального корреспондента «Известий» Георгия Остроумова. Передо мною возвышалось нечто, напоминающее ажурную металлическую пирамиду.

Ее венчал шар. Матово-коричневый, он походил на кокосовый орех, только огромный, больше футбольного мяча. Под ним, как постамент, блестел цилиндр. Ниже цилиндра начиналась такая головоломная путаница из шаров, цилиндров, конусов, труб и спиралей, словно какому-то гениальному геометру удалось лабиринт помножить самого на себя.

Путаница в квадрате! Только сверкающий раструб сопла, обнаруженный посреди основания, намекал, как расположится станция на траектории перед посадкой на Луну. Уже позже я заметил, что инженер смотрит на меня, как художник, изучающий поведение зрителя перед своей картиной …». Вот так в известинском сборнике «Мост в космос» Георгий Остроумов изложил свои впечатления от знакомства с нашей техникой!

Вот так, думаешь, думаешь, мучаешься, ночами не спишь, считаешь, что создается нечто совершенное, красивое, смысл и назначение которого будут поняты с первого взгляда и... А интересно было наблюдать за реакцией еще не искушенного в тонкостях космического аппаратостроения человека, когда он впервые видел наши творения. Правда, последние два десятка лет удивляться стали меньше, но это те, кому не в первый раз довелось общаться с нашими проектантами, конструкторами, испытателями. А кто впервые — те до сих пор обретают нормальный дар речи через какой-то, не очень малый, промежуток времени.

Действительно — создавались уникальные роботы. Причем, когда, наконец, прорезалась возможность доставки образцов лунного грунта автоматическими средствами, задачи, скажем прямо, экзотическо-фантастической в пределах имевшихся тогда возможностей, сомневающихся, не верящих было существенно больше, чем союзников. Представьте: станция, тот самый «лабиринт, помноженный сам на себя», летит к Луне. Подлетев, автоматически сориентировавшись и включив двигатель, чуть притормозит, станет спутником Луны.

Несколько раз подправит свою орбиту, над выбранным районом Луны еще пару раз включит двигатель и с орбиты, постепенно замедляя свою космическую скорость, понесется вниз... Нужны были радиоизмерения. Но радисты могли обеспечить только аппаратурное решение, а вот математическое обеспечение — это было наше дело, института прикладной математики Академии наук. Как-то в пятницу Георгий Николаевич позвонил мне и говорит: «Давайте встретимся в субботу, завтра, и посмотрим, что получается».

Я изумился: «Георгий Николаевич, нам же на до сделать программу, ее отладить на машинах, потом провести расчеты, а данные от радистов получены только вчера…» «Ладно, — отвечает он , — я понимаю, что работы очень много, тогда давай встретимся в воскресенье. Я тебя очень прошу, а Богуславского я беру на себя! Это лишь некоторые зарисовки с натуры. Маленькие эскизы.

Нет здесь почти ничего о работе баллистиков, очень мало об аэродинамиках и тепловиках, о прочнистах и материаловедах, радистах, телевизионщиках и электроавтоматчиках, энергетиках и телеметристах… Да разве перечислишь всех специалистов в одной организации, не говоря уже о смежных конструкторских бюро и НИИ, которые участвовали в создании космических станций. Рассказать обо всех невозможно, да я и не ставил перед собой такую цель. И это вовсе не значит, что их работа малозначительна, второстепенна. Считать так — допускать громадную ошибку.

Есть касание! Это было 20 сентября 1970 года в 8 часов 18 минут. А до того… «Путаница в квадрате…» Так что же это было такое? То были станции, созданные для решения важной научно-технической задачи космонавтики — забора образцов грунта с небесного тела Солнечной системы и доставки их на Землю.

После изготовления, сборки и большого этапа заводских испытаний, у нас и в смежных организациях, первая станция была направлена на космодром. Но, к сожалению, 14 июня 1969 года ее полет к Луне закончился неудачей из-за отказа системы управления последней ступени ракеты-носителя. Срочно пришлось готовить следующую станцию. Старт 13 июля 1969 года.

Станция была выведена на траекторию полета к Луне. Блокнот взял? Или так запомнишь? У нас кто «лунный директор»?

Так вот, дело такое… Высокое руководство, о-очень высокое, решило по поводу пуска «ЛУНЫ-15», вернее к моменту возвращения нашего шарика с лунным грунтом на Землю, подготовить торжественные мероприятия… — Торжественные? Это как же…митинги, демонстрации, оркестры, всенародную встречу, что ли, как Гагарина встречали? Все-на-род-ную встречу! По Киевскому шоссе и улицам люди будут всю эту кавалькаду приветствовать… — Ну, а дальше что?

На мавзолей? И мы рядом с вождями? Его привезут в институт Геохимии имени Вернадского, академику Виноградову, там, на Воробьевке. У главного входа будет митинг — передача Академии наук образцов лунного грунта впервые доставленного на Землю!

Да я там позавчера был, тот вход такой обшарпанный, стыдобище… — Это не твоя печаль. Его приведут в порядок, мрамор будет! Митинг так митинг, а дальше что? Дальше ты думай…— Главный вынул пачку сигарет, чиркнул подаренной французской зажигалкой, затянулся.

Армстронг и Олдрин вышли на поверхность Луны, собрали 25 килограммов образцов лунного грунта. И прилуниться должна была в Море Кризисов!!! Но, выражаясь по авиационному, при «заходе на посадку» станция задела за одну из так некстати подвернувшуюся возвышенность на берегу того самого Моря Кризисов. Вот и не верьте приметам… 13 число… Море Кризисов… Зря я потратил полдня и исписал десяток листов секретного блокнота, зря… Подвела нас «ЛУНА-15», да и не только она одна.

Следующий старт 23 сентября 1969 года. Но на орбите спутника Земли отказ двигательной установки опять последней ступени ракеты-носителя сорвал полет к Луне. Станцию удалось отделить, её поименовали «Космосом-300». Правда, удалось все же проверить кое-что из «нашей области»: произвели отделение и нештатный спуск возвращаемого шарика в акваторию Тихого океана.

Очередные запуски, произведенные 22 октября 1969 года и 6 февраля 1970 года, также оказались аварийными из-за ракет-носителей. Появился еще один «Космос»… Впрочем, институту геохимии, где директорствовал Александр Павлович Виноградов, все-таки повезло: главный подъезд отремонтировали. Но не это для геохимиков было главным, им удалось организовать и оснастить уникальную лабораторию для исследований лунного грунта и, прежде всего, специальной герметизированной камерой, в которой должны были впервые человеческие глаза увидеть кусочек Луны… Увидели, но не там, а в Америке глазами Нейла Армстронга, командира «АПОЛЛОНА-11». Наконец, после полугодовой паузы, 12 сентября 1970 года долгожданный пуск.

Полет шел нормально. При подлете к Луне 17 сентября станция была переведена на окололунную орбиту. Туда, как всегда, шла трансляция всех команд и результатов их исполнения. В записной книжечке остались такие строки: — Внимание!

Объект ориентирован на Солнце и Землю… Автомат стабилизации включен! На секундомере скачка оранжевых секунд. Станция все ближе и ближе к Луне. Ей, наверное, очень хотелось стать ее спутником, закружиться вокруг нее, пока, вроде бы, для осторожного знакомства.

И только там, за горизонтом, на 4 минуты должен включиться тормозной двигатель, уменьшить скорость полета станции, дать возможность силам притяжения Луны сделать станцию своим спутником. А нам? Здесь в зале ЦУПА? Нам только одно — ждать появления радиосигналов, как только станция, обогнув Луну, вынырнет из-за нее.

А включался ли двигатель там, за Луной? Моменты выхода станции из-за Луны по расчетам известны. Если он включался, это одно время, если нет — другое. Разница минут шесть.

Сидим, затаив дыхание. Секунды… секунды… На экранах индикаторов радиосигнала нет, только бьется шорох помех. Секунды… Секунды… Секунды… И вот одновременно с появлением растущего, пульсирующего горбика на экране — доклад оператора: — Есть сигнал… Идет телеметрия… Двигатель работал! Все системы станции работают нормально!

Есть спутник Луны! А ему летать вокруг Луны еще четверо суток, постепенно подправлять свою орбиту, готовиться к посадке… 20 сентября 1970 года сход станции с орбиты спутника Луны и прилунение происходили в два этапа: система ориентации опять сориентировала станцию по Солнцу и Земле, зафиксировав это положение гироскопами. А им командовать системой стабилизации до начала спуска на поверхность. И опять минуты тревоги — станция должна уйти за Луну на целых 45 минут!

И опять скачка секунд на секундомере… Да и после выхода из-за Луны ждать еще 10 минут, и только тогда должен включиться двигатель и начнется сход с орбиты. На высоте 600 метров от поверхности началось прецизионное торможение — режим тяги двигателя зависел от сигналов радиовысотомера и доплеровского измерителя скорости. А потом? И только высоко в лунном небе сияла Земля.

Голубая, чудная Земля людей. Примчавшаяся с Земли, радиокоманда заставила открыть замок, закреплявший на перелете штангу грунтозаборного устройства, и заурчавший электропривод медленно отвел штангу, остановил ее в вертикальном положении и развернул на 180 градусов. Следующая команда — штанга с закрепленной на ее конце электрической «дрелью», освободившись от закрывавшей ее крышки, медленно опустилась на поверхность. Коснувшись поверхности, «дрель» включилась, и ее сверло — полая трубка с прочнейшими зубчиками на торце, способная сверлить самые крепкие породы, в течение 7 минут ввинчивалась в поверхность на глубину около 350 миллиметров, «фаршируясь» дробленым грунтом, потом обратно, унося внутри себя сотню граммов Луны.

Новая команда. Штанга оторвалась от поверхности и медленно, очень медленно поднялась вверх, дойдя до вертикали, повернулась, легонько подвинулась к боку шара, того, который «венчал металлическую пирамиду». В том месте, куда подошел поднятый штангой цилиндр с «дрелью», сверло которой теперь стало драгоценнее в тысячи раз за счет тех ста граммов, в поверхности шара открытое круглое окошко. Оно и должно было принять лунную драгоценность.

Пустой цилиндр штанга опустила на поверхность. Еще одна команда и окошко в шарике захлопнулось. И окончательно! Специальный замок не даст его открыть ни «лунатикам», если бы они были, ни особо любопытным на Земле.

После взятия грунта 21 сентября 1970 года в 10 часов 43 минуты ракета «ЛУНА-ЗЕМЛЯ» с возвращаемым аппаратом стартовала с посадочной ступени, доставившей ее на окраину Моря Изобилия, мелькнула в лунной ночи огненным факелом двигателя и со скоростью 2708 метров в секунду устремилась к финишу своего автоматического, без коррекции перелетной траектории, доселе небывалого путешествия. Перегрузка при этом в 350 раз превышала нормальную земную, а температура у теплозащищенной поверхности достигала 10 тысяч градусов по Цельсию. В 14 километрах от земной поверхности, отбросив защитную крышку, шарик выпустил парашют, и в 8 часов 26 минут в том самом районе, который и был запланирован, близ города Джезказгана, коснулся земной поверхности. Это была победа.

Победа большая, но не легкая. Только шестая попытка решить такую задачу принесла успех. Только шестая... В космосе, как и на фронте, легких побед не было и не будет...

Так что ее программа, на написание которой я чуть не год тому назад затратил полдня, не пригодилась. Впрочем, не совсем уж не пригодилась. Вторую часть программы реализовали. Шарик, тщательно упакованный в специальный ящик, поздней ночью был привезен на завод, без оркестра, митинга и торжественных речей в присутствии успевшего приехать к нам высокого руководства, был передан в механический цех.

Тому цеху суждено было стать хирургическим отделением, операционной клиникой. На фрезерном станке один из лучших фрезеровщиков ювелирно прорезал боковую стенку шара и вынул ее вместе с незатронутой герметичной ампулой, внутри которой должно было быть ТО САМОЕ! Ампула тут же была подхвачена нетерпеливыми руками самого нетерпеливого — конечно же, Георгия Николаевича. Он приложил ее к уху и, покачивая ее, силился услышать, перекатывается хоть что-то там внутри.

Что-то там шуршало! Тут же получить возможность «прикоснуться к Луне», потянулись руки и председателя Госкомиссии по эти пускам, первого заместителя министра Георгия Александровича Тюлина, и наших начальников. Но… С воем сирен и мигающим светом фар из ворот второй проходной с территории завода выскочили два мотоциклиста и в сопровождении их министерская «Волга» со «спецгрузом» и самым высоким руководством. Со всей возможной скоростью эта машина и вслед за ней еще две или три, уже с нами, промчавшись по спящим Химкам, вылетели на Ленинградское шоссе и в Москву.

В Институте геохимии, тоже без митинга и всенародной встречи, сотрудники спецлаборатории конечно же не спали, подготовив все свое хозяйство к приемке долгожданной лунной посылки. Тревожные минуты, часы, пока внутри специальной герметизированной камеры с помощью особого приспособления ампула была вскрыта, из нее было извлечено трубчатое сверло и из него… из него не толстой струйкой на специальный лоточек было высыпано все то, чего так долго ждали. Протолкнуться к иллюминатору камеры и заглянуть внутрь, увидеть первый раз в жизни кусочки Луны… Боже мой! Можно ли описать те волнения, те чувства, которые переполняли, уверен, не только меня.

Грунт, кусочки грунта Луны есть! Не трудно представить радость академика Александра Павловича Виноградова, его коллег, сколько лет мечтавших о том, чему свидетелями и участниками они становились в ту ночь. Весы бесстрастно показали: масса привезенного грунта — 105 граммов! Да в количестве ли дело?

И вдруг доклад телеметристов: «В приборном отсеке быстро падает температура! Когда ракета стартовала, на командном пункте большие, взрослые, серьезные дяди целовались, обнимались, смеялись как дети... Ведь это был первый автоматический старт с Луны... Всем командует автоматика, ни во что не вмешаешься, в это время чувствуешь себя беспомощным ребенком, и, конечно, очень волнуешься...

Не дай бог попадет в лес, в болото, в горы, в ущелье — ищи его там. Но как было радостно, когда наши добрые друзья-поисковики тут же после раскрытия парашюта запеленговали шарик и следили за ним до посадки, и тут же вертолеты сели рядом. Вот это точность! А обеспечить работу механизмов лунной ночью?

Это минус 150 по Цельсию… Но думаем о второй станции и о третьей, а если им днем на Луне работать? А днем там плюс 120! А механизмы те же. Да еще и глубокий вакуум.

Вот так-то… Не случайно Георгий Николаевич говорил: «Мы думаем о второй станции и о третьей, а если им днем на Луне работать? А днем там плюс 120… а механизмы те же…» Думали. Об этом разговор у Главного заходил уже не раз. Георгий Николаевич, сидевший с водителем, он никогда не садился на заднее сиденье , пригнувшись на вираже, тотчас повернулся вполоборота к нам: — Ну что, братцы, в горы, на материк топать?..

Только что закончилось совещание в Президиуме Академии наук у президента Мстислава Всеволодовича Келдыша. Рассматривалась программа дальнейших исследований Луны. Пробираясь между троллейбусами, автобусами, чуть не подныривая под громадные МАЗы, наша машина, проскочив тоннель, вырвалась на простор Крымского моста. Георгий Николаевич, помолчал, думая о чем-то своем, или, скорее о нашем общем.

Не море. Где там площадочку для посадки искать?.. Кто там ее нам приготовил, а? Американцев что ли попросить?

Но они в те края ни ногой… Шучу-шучу… Приедем, я думаю, соберемся, посоветуемся. Но вероятность успешной посадки будет меньше. Он так и сидел, полуобернувшись к нам. На минуту его карие глаза устремились куда-то поверх проносившихся мимо машин и домов.

Сам себя везу… Да-а, а интересно это будет, братцы. Очень интересно. Остаток дороги он молчал. Через десять минут все вызванные расселись за большим «совещательным» столом, поодаль от рабочего стола Главного.

Он говорил с кем-то по телефону. Может быть с руководством, может быть с кем-то из своих коллег — главных конструкторов. Люди, собравшиеся вместе, работающие вместе в одном конструкторском бюро не один десяток лет, всегда найдут, о чем поговорить. Прошло минут пять.

Наконец Бабакин положил трубку, нажал на белом пультике, стоящем на раю стола, красную кнопку, потом одну из многочисленных белых. Поговорим «за жизнь», как говорят. Мы сегодня у Президента в Академии были. Разговор был о Луне.

Наука считает, что следующую станцию надо сажать и грунт забирать не в морском районе, а на материке, в горах. Точнее на материке. В морях, они полагают, ничего нового найти не удастся. Там уже и мы, и американцы побывали.

Так вот, как я считаю, — он подошел к висящей на стене большой темно-коричневой доске, взял в руки мел, — какие у нас заложены предельно возможные углы наклона местности при посадке? Они посчитаны для этого и следующего года? Площадки очень ограниченные. Страшновато туда лезть… — Да я знаю, что не с любой точки Луны мы можем стартовать, успокойтесь.

Надо все толковенько посмотреть. Свяжитесь с кем надо, посмотрите все возможные варианты. Район для посадки надо найти обязательно. И не тяните.

Пусть нам дадут подробные карты, характеристики этих районов. Мы тогда посмотрим… — А вы хотите святее папы римского быть? Нет, дорогуши, и район выбирать и гарантии давать все вместе будем. Теперь по тепловикам.

Вы помните, братцы, как дрожали прошлый раз на «ЛУНЕ-16»? Температура в приборном отсеке куда шла?

Венера — «русская планета»

советская автоматическая межпланетная...
Станция Венера 6
НОВОСТИ МОБИЛЬНОГО ПРИЛОЖЕНИЯ ИСТОРИЯ.РФ
50 лет миссии «ВЕНЕРА-7»
Укрощение Венеры

советская автоматическая межпланетная...

Чуть раньше "Венеры-3", 12 ноября 1965 года, с Байконура запустили станцию "Венера-2", которая имела такую же конструкцию. Станция "Венера-2" пролетела вблизи планеты на расстоянии всего 24 тысячи километров 27 февраля 1966 года. Из-за интенсивного солнечного излучения электроника станций вышла из строя еще на подлете. Тем не менее полет ознаменовался настоящим прорывом, поскольку "Венера-3" стала первым в истории человечества космическим аппаратом, оказавшимся на поверхности другой планеты. А первым аппаратом, который осуществил мягкую посадку на Венеру, стала советская автоматическая межпланетная станция "Венера-7".

Советский, ставший уже привычным, приоритет, стал чуть покачиваться. Поступающая из-за океана информация пестрела различными вариантами лунных автоматических и пилотируемых комплексов. А дела по созданию пилотируемого лунного комплекса с использованием новой ракеты у наших коллег в Подлипках, после смерти Сергея Павловича Королева, шли далеко не просто. Что в этом новом лунном проекте для наших проектантов, да и вообще для всех нас — руководителей и исполнителей, было совершенно новым, с чем, с какой областью техники никто из нас еще не сталкивался? Ракеты — были. Спутники — были. На большее, пожалуй, гарантий ни одна смежная организация не даст.

А что это значило: два-три месяца? Прежде всего, то, что луноходу жить и работать не только в течение четырнадцатисуточного лунного дня, но и такой же ночи. Сутки на Луне — 28 земных! И день по условиям резко отличен от ночи, прежде всего температурой. В таких экстремальных условиях не пребывал и не работал еще ни один космический аппарат. Везло нам с экзотикой: для Венеры — давай спускаемые аппараты, рассчитанные и испытанные на невиданные в космонавтике давления и температуры, для Луны — аппарат, могущий «жить и работать» и при 120-градусной жаре и при 150-градусном морозе! Интересное было время!

Очень интересное. О том, как проектировались лунные станции нового поколения, вспоминать не буду. В процессах создания новых конструкций, хотя и очень разных, предназначенных для решения совсем несхожих задач, много общего. И стиль работы проектантов, конструкторов, испытателей, несмотря на сходство или несходство характеров и взглядов, тоже не противоречив. В конечном счете, всем коллективным интеллектом руководит один человек — главный конструктор. Здесь любые эпизоды, любые картинки со страниц «венерных» можно без большого греха перенести на страницы «лунные», изменив лишь время, фамилии и, порой, место. Природа имела несколько миллиардов лет — писал в те годы специальный корреспондент «Известий» Георгий Остроумов, — чтобы, изменяя и отбирая, совершенствовать органический мир, и современные нам животные часто удивляют нас гибкостью своего приспособления к изменяющимся условиям среды.

Ниже цилиндра начиналась такая головоломная путаница из шаров, цилиндров, конусов, труб и спиралей, словно какому-то гениальному геометру удалось лабиринт помножить самого на себя. Путаница в квадрате! Только сверкающий раструб сопла, обнаруженный посреди основания, намекал, как расположится станция на траектории перед посадкой на Луну. Уже позже я заметил, что инженер смотрит на меня, как художник, изучающий поведение зрителя перед своей картиной …». Вот так в известинском сборнике «Мост в космос» Георгий Остроумов изложил свои впечатления от знакомства с нашей техникой! Вот так, думаешь, думаешь, мучаешься, ночами не спишь, считаешь, что создается нечто совершенное, красивое, смысл и назначение которого будут поняты с первого взгляда и... А интересно было наблюдать за реакцией еще не искушенного в тонкостях космического аппаратостроения человека, когда он впервые видел наши творения.

Правда, последние два десятка лет удивляться стали меньше, но это те, кому не в первый раз довелось общаться с нашими проектантами, конструкторами, испытателями. А кто впервые — те до сих пор обретают нормальный дар речи через какой-то, не очень малый, промежуток времени. Действительно — создавались уникальные роботы. Причем, когда, наконец, прорезалась возможность доставки образцов лунного грунта автоматическими средствами, задачи, скажем прямо, экзотическо-фантастической в пределах имевшихся тогда возможностей, сомневающихся, не верящих было существенно больше, чем союзников. Представьте: станция, тот самый «лабиринт, помноженный сам на себя», летит к Луне. Подлетев, автоматически сориентировавшись и включив двигатель, чуть притормозит, станет спутником Луны. Несколько раз подправит свою орбиту, над выбранным районом Луны еще пару раз включит двигатель и с орбиты, постепенно замедляя свою космическую скорость, понесется вниз...

Нужны были радиоизмерения. Но радисты могли обеспечить только аппаратурное решение, а вот математическое обеспечение — это было наше дело, института прикладной математики Академии наук. Как-то в пятницу Георгий Николаевич позвонил мне и говорит: «Давайте встретимся в субботу, завтра, и посмотрим, что получается». Я изумился: «Георгий Николаевич, нам же на до сделать программу, ее отладить на машинах, потом провести расчеты, а данные от радистов получены только вчера…» «Ладно, — отвечает он , — я понимаю, что работы очень много, тогда давай встретимся в воскресенье. Я тебя очень прошу, а Богуславского я беру на себя! Это лишь некоторые зарисовки с натуры. Маленькие эскизы.

То были станции, созданные для решения важной научно-технической задачи космонавтики — забора образцов грунта с небесного тела Солнечной системы и доставки их на Землю. После изготовления, сборки и большого этапа заводских испытаний, у нас и в смежных организациях, первая станция была направлена на космодром. Но, к сожалению, 14 июня 1969 года ее полет к Луне закончился неудачей из-за отказа системы управления последней ступени ракеты-носителя. Срочно пришлось готовить следующую станцию. Старт 13 июля 1969 года. Станция была выведена на траекторию полета к Луне. Блокнот взял?

Или так запомнишь? У нас кто «лунный директор»? Так вот, дело такое… Высокое руководство, о-очень высокое, решило по поводу пуска «ЛУНЫ-15», вернее к моменту возвращения нашего шарика с лунным грунтом на Землю, подготовить торжественные мероприятия… — Торжественные? Это как же…митинги, демонстрации, оркестры, всенародную встречу, что ли, как Гагарина встречали? Все-на-род-ную встречу! По Киевскому шоссе и улицам люди будут всю эту кавалькаду приветствовать… — Ну, а дальше что? На мавзолей?

И мы рядом с вождями? Его привезут в институт Геохимии имени Вернадского, академику Виноградову, там, на Воробьевке. У главного входа будет митинг — передача Академии наук образцов лунного грунта впервые доставленного на Землю! Да я там позавчера был, тот вход такой обшарпанный, стыдобище… — Это не твоя печаль. Его приведут в порядок, мрамор будет! Митинг так митинг, а дальше что? Дальше ты думай…— Главный вынул пачку сигарет, чиркнул подаренной французской зажигалкой, затянулся.

Ну а что здесь делать — соображай. Ясна задачка? Вот только сейчас-то мне что делать? Сейчас садись, бери блокнот и пиши подробнейшую программу всей этой чертов… ну, этого мероприятия… Велено сегодня к 18. Армстронг и Олдрин вышли на поверхность Луны, собрали 25 килограммов образцов лунного грунта. И прилуниться должна была в Море Кризисов!!! Но, выражаясь по авиационному, при «заходе на посадку» станция задела за одну из так некстати подвернувшуюся возвышенность на берегу того самого Моря Кризисов.

Вот и не верьте приметам… 13 число… Море Кризисов… Зря я потратил полдня и исписал десяток листов секретного блокнота, зря… Подвела нас «ЛУНА-15», да и не только она одна. Следующий старт 23 сентября 1969 года. Но на орбите спутника Земли отказ двигательной установки опять последней ступени ракеты-носителя сорвал полет к Луне. Станцию удалось отделить, её поименовали «Космосом-300». Правда, удалось все же проверить кое-что из «нашей области»: произвели отделение и нештатный спуск возвращаемого шарика в акваторию Тихого океана. Очередные запуски, произведенные 22 октября 1969 года и 6 февраля 1970 года, также оказались аварийными из-за ракет-носителей. Появился еще один «Космос»… Впрочем, институту геохимии, где директорствовал Александр Павлович Виноградов, все-таки повезло: главный подъезд отремонтировали.

Но не это для геохимиков было главным, им удалось организовать и оснастить уникальную лабораторию для исследований лунного грунта и, прежде всего, специальной герметизированной камерой, в которой должны были впервые человеческие глаза увидеть кусочек Луны… Увидели, но не там, а в Америке глазами Нейла Армстронга, командира «АПОЛЛОНА-11». Наконец, после полугодовой паузы, 12 сентября 1970 года долгожданный пуск. Полет шел нормально. При подлете к Луне 17 сентября станция была переведена на окололунную орбиту. Туда, как всегда, шла трансляция всех команд и результатов их исполнения. В записной книжечке остались такие строки: — Внимание! Объект ориентирован на Солнце и Землю… Автомат стабилизации включен!

На секундомере скачка оранжевых секунд. Станция все ближе и ближе к Луне. Ей, наверное, очень хотелось стать ее спутником, закружиться вокруг нее, пока, вроде бы, для осторожного знакомства. И только там, за горизонтом, на 4 минуты должен включиться тормозной двигатель, уменьшить скорость полета станции, дать возможность силам притяжения Луны сделать станцию своим спутником. А нам? Здесь в зале ЦУПА? Нам только одно — ждать появления радиосигналов, как только станция, обогнув Луну, вынырнет из-за нее.

А включался ли двигатель там, за Луной? Моменты выхода станции из-за Луны по расчетам известны. Если он включался, это одно время, если нет — другое. Разница минут шесть. Сидим, затаив дыхание. Секунды… секунды… На экранах индикаторов радиосигнала нет, только бьется шорох помех. Секунды… Секунды… Секунды… И вот одновременно с появлением растущего, пульсирующего горбика на экране — доклад оператора: — Есть сигнал… Идет телеметрия… Двигатель работал!

Все системы станции работают нормально! Есть спутник Луны! А ему летать вокруг Луны еще четверо суток, постепенно подправлять свою орбиту, готовиться к посадке… 20 сентября 1970 года сход станции с орбиты спутника Луны и прилунение происходили в два этапа: система ориентации опять сориентировала станцию по Солнцу и Земле, зафиксировав это положение гироскопами. А им командовать системой стабилизации до начала спуска на поверхность. И опять минуты тревоги — станция должна уйти за Луну на целых 45 минут! И опять скачка секунд на секундомере… Да и после выхода из-за Луны ждать еще 10 минут, и только тогда должен включиться двигатель и начнется сход с орбиты. На высоте 600 метров от поверхности началось прецизионное торможение — режим тяги двигателя зависел от сигналов радиовысотомера и доплеровского измерителя скорости.

А потом? И только высоко в лунном небе сияла Земля. Голубая, чудная Земля людей. Примчавшаяся с Земли, радиокоманда заставила открыть замок, закреплявший на перелете штангу грунтозаборного устройства, и заурчавший электропривод медленно отвел штангу, остановил ее в вертикальном положении и развернул на 180 градусов. Следующая команда — штанга с закрепленной на ее конце электрической «дрелью», освободившись от закрывавшей ее крышки, медленно опустилась на поверхность. Коснувшись поверхности, «дрель» включилась, и ее сверло — полая трубка с прочнейшими зубчиками на торце, способная сверлить самые крепкие породы, в течение 7 минут ввинчивалась в поверхность на глубину около 350 миллиметров, «фаршируясь» дробленым грунтом, потом обратно, унося внутри себя сотню граммов Луны. Новая команда.

Штанга оторвалась от поверхности и медленно, очень медленно поднялась вверх, дойдя до вертикали, повернулась, легонько подвинулась к боку шара, того, который «венчал металлическую пирамиду». В том месте, куда подошел поднятый штангой цилиндр с «дрелью», сверло которой теперь стало драгоценнее в тысячи раз за счет тех ста граммов, в поверхности шара открытое круглое окошко. Оно и должно было принять лунную драгоценность. Пустой цилиндр штанга опустила на поверхность. Еще одна команда и окошко в шарике захлопнулось. И окончательно! Специальный замок не даст его открыть ни «лунатикам», если бы они были, ни особо любопытным на Земле.

В космосе, как и на фронте, легких побед не было и не будет... Так что ее программа, на написание которой я чуть не год тому назад затратил полдня, не пригодилась. Впрочем, не совсем уж не пригодилась. Вторую часть программы реализовали. Шарик, тщательно упакованный в специальный ящик, поздней ночью был привезен на завод, без оркестра, митинга и торжественных речей в присутствии успевшего приехать к нам высокого руководства, был передан в механический цех. Тому цеху суждено было стать хирургическим отделением, операционной клиникой. На фрезерном станке один из лучших фрезеровщиков ювелирно прорезал боковую стенку шара и вынул ее вместе с незатронутой герметичной ампулой, внутри которой должно было быть ТО САМОЕ!

Ампула тут же была подхвачена нетерпеливыми руками самого нетерпеливого — конечно же, Георгия Николаевича. Он приложил ее к уху и, покачивая ее, силился услышать, перекатывается хоть что-то там внутри. Что-то там шуршало! Тут же получить возможность «прикоснуться к Луне», потянулись руки и председателя Госкомиссии по эти пускам, первого заместителя министра Георгия Александровича Тюлина, и наших начальников. Но… С воем сирен и мигающим светом фар из ворот второй проходной с территории завода выскочили два мотоциклиста и в сопровождении их министерская «Волга» со «спецгрузом» и самым высоким руководством. Со всей возможной скоростью эта машина и вслед за ней еще две или три, уже с нами, промчавшись по спящим Химкам, вылетели на Ленинградское шоссе и в Москву. В Институте геохимии, тоже без митинга и всенародной встречи, сотрудники спецлаборатории конечно же не спали, подготовив все свое хозяйство к приемке долгожданной лунной посылки.

Тревожные минуты, часы, пока внутри специальной герметизированной камеры с помощью особого приспособления ампула была вскрыта, из нее было извлечено трубчатое сверло и из него… из него не толстой струйкой на специальный лоточек было высыпано все то, чего так долго ждали. Протолкнуться к иллюминатору камеры и заглянуть внутрь, увидеть первый раз в жизни кусочки Луны… Боже мой! Можно ли описать те волнения, те чувства, которые переполняли, уверен, не только меня. Грунт, кусочки грунта Луны есть! Не трудно представить радость академика Александра Павловича Виноградова, его коллег, сколько лет мечтавших о том, чему свидетелями и участниками они становились в ту ночь. Весы бесстрастно показали: масса привезенного грунта — 105 граммов! Да в количестве ли дело?

Мы сделали все, что смогли в тот, очень не простой, трудный 1970-й год. Из перехваченных фраз... Бабакин: — Во время полета мы, конечно, волновались — впервые же. Когда станция села и началось бурение, мы замерли. И вдруг доклад телеметристов: «В приборном отсеке быстро падает температура! Когда ракета стартовала, на командном пункте большие, взрослые, серьезные дяди целовались, обнимались, смеялись как дети... Ведь это был первый автоматический старт с Луны...

Всем командует автоматика, ни во что не вмешаешься, в это время чувствуешь себя беспомощным ребенком, и, конечно, очень волнуешься... Не дай бог попадет в лес, в болото, в горы, в ущелье — ищи его там. Но как было радостно, когда наши добрые друзья-поисковики тут же после раскрытия парашюта запеленговали шарик и следили за ним до посадки, и тут же вертолеты сели рядом. Вот это точность! А обеспечить работу механизмов лунной ночью? Это минус 150 по Цельсию… Но думаем о второй станции и о третьей, а если им днем на Луне работать? А днем там плюс 120!

А механизмы те же. Да еще и глубокий вакуум. Вот так-то… Не случайно Георгий Николаевич говорил: «Мы думаем о второй станции и о третьей, а если им днем на Луне работать? А днем там плюс 120… а механизмы те же…» Думали. Об этом разговор у Главного заходил уже не раз. Георгий Николаевич, сидевший с водителем, он никогда не садился на заднее сиденье , пригнувшись на вираже, тотчас повернулся вполоборота к нам: — Ну что, братцы, в горы, на материк топать?.. Только что закончилось совещание в Президиуме Академии наук у президента Мстислава Всеволодовича Келдыша.

Рассматривалась программа дальнейших исследований Луны. Пробираясь между троллейбусами, автобусами, чуть не подныривая под громадные МАЗы, наша машина, проскочив тоннель, вырвалась на простор Крымского моста. Георгий Николаевич, помолчал, думая о чем-то своем, или, скорее о нашем общем. Не море. Где там площадочку для посадки искать?.. Кто там ее нам приготовил, а? Американцев что ли попросить?

Через десять минут все вызванные расселись за большим «совещательным» столом, поодаль от рабочего стола Главного. Он говорил с кем-то по телефону. Может быть с руководством, может быть с кем-то из своих коллег — главных конструкторов. Люди, собравшиеся вместе, работающие вместе в одном конструкторском бюро не один десяток лет, всегда найдут, о чем поговорить. Прошло минут пять. Наконец Бабакин положил трубку, нажал на белом пультике, стоящем на раю стола, красную кнопку, потом одну из многочисленных белых. Поговорим «за жизнь», как говорят.

Мы сегодня у Президента в Академии были. Разговор был о Луне. Наука считает, что следующую станцию надо сажать и грунт забирать не в морском районе, а на материке, в горах. Точнее на материке. В морях, они полагают, ничего нового найти не удастся. Там уже и мы, и американцы побывали. Так вот, как я считаю, — он подошел к висящей на стене большой темно-коричневой доске, взял в руки мел, — какие у нас заложены предельно возможные углы наклона местности при посадке?

Они посчитаны для этого и следующего года? Площадки очень ограниченные.

Фотометр зарегистрировал освещённость ниже порогового значения.

Производились измерения потоков плазмы «солнечного ветра» в окрестностях планеты Венера. Спускаемый аппарат перестал передавать информацию на Землю, когда давление достигло значения 27 атмосфер, это произошло на высоте 18 км над поверхностью. Программа полёта станции «Венера-6» была выполнена полностью.

Состав научной аппаратуры орбитального аппарата прибор КС-18-3М для изучения потоков космических частиц; прибор ЛА-2У для определения распределения кислорода и водорода в атмосфере планеты. Состав научной аппаратуры спускаемого аппарата датчики давления типа МДД-А для измерения давления атмосферы в диапазоне от 100 до 30000 мм газоанализаторы Г-8 для определения химического состава атмосферы; ФО-69 для измерения освещенности в атмосфере; ВИП для определения плотности атмосферы по высоте; ИС-164Д для определения температуры атмосферы по высоте. Выполнение программы полета Автоматическая межпланетная станция "Венера-6" была запущена с космодрома Байконур 10 января 1969 года ракетой-носителем "Молния-М". Трехосная ориентация перед проведением коррекции была построена по Солнцу и Сириусу. Подлет к Венере осуществлялся с теневой стороны относительно Солнца; место входа станции в атмосферу находилось на ночной стороне планеты на расстоянии примерно 2700 км от линии утреннего терминатора и в 300 км от места входа в атмосферу спускаемого аппарата "Венеры-5". Станция "Венера-6" достигла планеты 17 мая 1969 года спустя 127 суток после старта или всего лишь через сутки после прилета "Венеры-5". После раскрытия парашюта включились научные приборы, и началась передача научной информации на Землю.

Миссии советского союза к Венере (9 фото)

Коррекция траектории полета "Венеры-6" была проведена 16 марта 1969 года, когда станция находилась на расстоянии около 15 535 тысяч км от Земли, при этом величина корректирующего импульса составила 37,4 м/с. 17 мая 1969 года автоматическая межпланетная станция «Венера-6» совершила спуск в атмосферу планеты Венера. АМС «Венера-6» была создана на Машиностроительном заводе имени С. А. Лавочкина. А значит, на поверхности Венеры можно было вести фотосъемку. Эта историческая задача была возложена на станции «Венера-9 и «Венера-10». При их проектировании советским конструкторам пришлось изрядно поломать голову.

Космические рекорды и достижения: межпланетные перелеты

Вы находитесь на странице вопроса "советская автоматическая межпланетная станция «Венера-6» 10 января 1969г. находилась на расстоянии около 1.5х10 в 5 степени от центра земли. во", категории "физика". Данный вопрос относится к разделу "5-9" классов. Полвека назад, 15 декабря 1970 года, советская автоматическая станция «Венера-7» совершила первую в истории мягкую посадку на поверхность соседней к Земле – Самые лучшие и интересные новости по теме: СССP, венера, космос на развлекательном портале Межпланетный аппарат "Венера-6" Дата старта: 10 января 1969 года 8 часов 51 минута 527,196 секунды МСК. Ракета-носитель: "Молния-М" с разгонным блоком ВЛ. Масса КА: 1130 кг. Масса спускаемого аппарата: 410 кг.

Советская автоматическая межпланетная станция «Венера-6» 10 января 1969 г.…

Станция "Венера-2" пролетела вблизи планеты на расстоянии всего 24 тысячи километров 27 февраля 1966 года. Из-за интенсивного солнечного излучения электроника станций вышла из строя еще на подлете. Тем не менее полет ознаменовался настоящим прорывом, поскольку "Венера-3" стала первым в истории человечества космическим аппаратом, оказавшимся на поверхности другой планеты. А первым аппаратом, который осуществил мягкую посадку на Венеру, стала советская автоматическая межпланетная станция "Венера-7". Она была запущена 17 августа 1970 года.

Вход в атмосферу планеты Венера произошёл на ночной стороне на расстоянии, приблизительно, 300 км от места входа в атмосферу станции «Венера-5». После отделения спускаемого аппарата был раскрыт парашют. В течение спуска, который продолжался 50 минут, радиовысотомер передал два значения высоты над поверхностью: 32,1 и 21,2 км.

Во время спуска проводились измерения температуры, давления, освещённости и химического состава атмосферы. Во время спуска дважды производился забор проб для анализа состава атмосферы.

Имеет любопытную пометку, сделанную красным карандашом: «Осуществление планируемой на эти годы космической программы, зависит в первую очередь от уровня надежности ракетно-космической техники и решения в кратчайшие сроки сложнейших научно-техническим проблем. Достижение необходимого уровня надежности и решение в связи с этим целевой задачи уже при первом пуске вызывает необходимость создания мощной экспериментальной баз с уникальным стендовым оборудованием... Афанасьевым об обеспечении создания и запуска в марте 1972 года двух автоматических космических аппаратов объектов «В-72» «в целях обеспечения дальнейшего исследования планеты Венера в 1972 году». В связи с имевшими место замечаниями по работе бортовой аппаратуры станции «Венера-7» объект «В-70» разработать перечень мероприятий по выявлению и устранению причин отказов, имевших место при полете станции. Афанасьевым, предписывает «в связи с осуществлением полета станции «Венера-7» объект В-70 … выплатить премии за разработку, изготовление, наземную отработку и обеспечение полета двух объектов В-70» 17 мая 1971 г.

Коллегия «одобрила предложения завода им. Лавочкина по созданию в период 1971-1972 годов автоматических космических объектов... В-72 и М-73 для исследования планет Венера и Марс...

Эта планета закрыта плотным покрывалом облаков, как сейчас выяснилось, толщиной несколько десятков километров, и об условиях на её поверхности никто ничего сказать определённого не мог. Чтобы хоть что-то узнать, надо было послать туда космический аппарат, который бы мог достичь поверхности и передать на землю результаты измерений. Первые два АМС «Венера» были запущены для «разведки пути» соответственно 12. Первый прошёл на расстоянии 100 000 км от планеты, а второй на расстоянии 24 000 км. Космический аппарат «Венера-3» был запущен 16.

Советский штурм Венеры, научно-популярный фильм 1969 года

Как только аэростатный зонд «Веги-1» завершил работу в атмосфере Венеры, ему на смену подоспела следующая автоматическая межпланетная станция: «Вега-2». Она как под копирку повторила действия первой станции, отделив от себя спускаемый и пролётный аппараты. Первым космическим аппаратом, оказавшимся в сфере действия тяготения Венеры, стала советская межпланетная станция «Венера-1», которая пролетела в 100 тысячах километрах рядом с планетой. Советская автоматическая межпланетная станция пролетела в 100 тысячах километров от Венеры, сумев выйти на ее гелиоцентрическую орбиту.

Советская автоматическая межпланетная станция венера 6 10 января 1969 года находилась на расстоянии