После Венского конгресса в Европе наступил самый продолжительный период мира за всю ее историю. Европейский концерт. Бисмарк и Горчаков. Документальный фильм @SMOTRIM_KULTURA. концерт. Музыка и юмор. Концерт камерной музыки. 26 сентября Европейский день языков.
Венский конгресс: «Европейский концерт»
Речь Посполитая и так наша! И Турцией заодно. Ведь все это ради, ёбта, национальных интересов государства! Затем в Европе нарисовался новый авторитет, не признающий никаких авторитетов - Бонапарт. Наполеон Карлович. Я вам сейчас покажу, как надо строить тысячелетние империи! И нагнул всех. Кроме Англии, которая с присущей ей холодной яростью пряталась за Ла-Маншем. В Египте и Сирии проводил для европейской братвы показные занятия по массовым расстрелам пленных и карательной зачистке селений.
В германских землях учил немцев блицкригу. Собственно, во Франции — расстреливать восставший народ из пушек, картечью. В Италии — уничтожению целых деревень за одного убитого французского солдата. Безуспешно боролся с испанскими «партизанами». Так и не смог вкурить — за что сражаются эти простые люди. И, дабы быть четким властителем - сходил в Россию. Русские, кстати, уважали эту славную традицию. Поэтому в 1814 году заняли Париж.
По совокупности заслуг Наполеон был отправлен сначала в почетную ссылку, затем с формулировкой «не оправдал доверия» - почти на край света. У нас XIX век на дворе или где? Мануфактуры развиваются, капитал накапливается, а мы тут грыземся как собаки! Делегатом от России — прекрасно понимая: с какими проходимцами надо садиться за стол! Самодержец и прочая Были и другие приглашенные. Но они смиренно ждали своей участи. Например, Швейцария — международного признания своего нейтралитета. И сильные стали превращать континент в европейский дом образцового порядка и быта.
The principle of intervention in the internal affairs of the States divided the Powers into two camps. Great Britain opposed this principle in 1818. But in spite of that the Protocol of Troppau was made in 1820. Again in 1822, Great Britain opposed the intervention of France in Spain and despite her protests France had her way and she did intervene in Spain. Her action was backed by Russia, Prussia and Austria. Great Britain could not put up with this attitude of the other Powers and she withdrew from the Congress of Verona.
The era of Congresses collapsed with the withdrawal of Great Britain. The specific engagement to interfere in France is an exception so studiously particularized as to prove the rule. We protested at Laibach, we remonstrated at Verona; our protest was treated as waste paper; our remonstrances mingled with the air. Our influence, if it is to be maintained abroad, must be secure in the sources of strength at home; and the sources of that strength are in the sympathy between the people and the government; in the union of the public sentiment with the public counsels; in the reciprocal confidence and co-operation of the House of Commons and the Crown. No wonder, England with her parliamentary institutions found herself unable to pull on with the autocratic Powers of Europe. The Concert of Europe degenerated into a clique for the preservation of autocracy and the suppression of democracy and nationalism in every shape and form.
Mutual jealousies arose among the Powers from the very beginning. In the Congress of Aix-la-chapelle, the Powers disagreed on the question of slave trade and the suppression of the Barbary Pirates. They also disagreed in 1820 on the question of intervention. There was no internal harmony among the Powers. Merely an outward show of co-operation was maintained for some time. However, such a state of affairs could not last long and the matters were precipitated by the intervention of France in Spain.
It was also stated that the Concert of Europe was a product of the Napoleonic Wars and its object was to provide against a common enemy-France. However, when the French danger was over, the unity among the Allies was gone and every Power decided to deal individually with her diplomacy. The British assertion of the principle of non-intervention was partly a return to a policy of isolation and partly a claim for national independence which was not possible to reconcile with a policy of concerted action. It was a protest against the autocracy of the Eastern Powers and a stand against the potential dictatorship of the Mediterranean system. It is doubtful whether England ever held herself committed to the idea of a common European policy. Her statesmen had not foreseen the logical implications of it as contained in the Protocol of Troppau.
The concert of Europe broke up on the divergent interests of the powers the irreconcilable differences of constitutional outlook and the absence of any agreed principles of political faith. The powers were agreed that peace must be maintained but they were not agreed on the point what threatened peace. They were ready to defend common interests, but they had none else except the fear of France. They could not decide whether it was better to submerge their individual interests in collective action or to indulge them on the basis of separate spheres of influence The result was that the concert of Europe for the preservation of peace dwindled to a clique of the Three Gentlemen of Verona for the preservation of Autocracy and collective action was given up for the older principle of national interest and ad hoc alliance. It was good that the Concert of Europe collapsed. Had that continued, the nationalist and liberal forces in Europe would have got a severe setback.
Great Britain rendered a great service to the cause of nationalism and constitutionalism by first protesting and later leaving the Concert. At successive Congresses, such questions as the abolition of slavery, navigation of the Danube and arbitration of disputes were considered. But in so far as it came to serve the purposes of the Holy Alliance and of at least some partners of the Quadruple Alliance, it was a disturbing force in Europe. The principle of joint intervention, generally accepted in reference to the ex-enemy State of France became an excuse for a universal meddlesomeness that chimed with the real interests neither of Metternich nor of Britain. The protest of the Monroe Doctrine against the practice of intervention for or against existing regimes helped to force upon public attention this fundamental issue of international relationships. Neither the forces of conservatism nor those of nationalism and liberalism derived unmitigated benefits from it.
Intervention favoured monarchs in Spain and Naples, liberal rebels in Portugal and Greece; but neither dynastic monarchy nor national independence stood to gain in the long run from accepting the doctrine that external powers might property intervene in the internal affairs of States. It was discovered by experience that the Congress system could mean generalizing, and so magnifying every dispute; it meant altering governments everywhere whenever there was an insurrection anywhere. By making peace indivisible, it made peace more fragile for the rival interests of the major Powers were implicated in each revolutionary crisis. The idea of personal conference and mutual confidence between rulers was excellent. Castlereagh was sincere in promoting the reunions, and so was Metternich, up to a point. But Alexander went too far and too fast for both.
After 1820 the Congress system became in effect a trade union of kings for suppressing the liberties of peoples. To the continuance of that system, parliamentary England could not consent and parliamentary France only shared in it with reluctance. The smaller Powers, who did not share in it at all, were naturally opposed to it. But, though the Great Powers still took the lead, there was no collective attempt to revive the doctrines of absolutism, to condemn revolution as such, or to proclaim a general policy of intervention by force. Parliamentary England and parliamentary France were, therefore, able to enter freely into conference with the three despotic monarchies of East Europe. The Congress which settled the independence of Belgium is a good example of how Great Powers can meet without embarrassment and effect lasting good because each respected the institutions and difficulties of the other.
England was opposed to the general principle of intervention in the internal affairs of other European States.
Это, помимо прочего, означает, что блоковые и союзнические системы могут и не стать по-настоящему серьезным препятствием для Концерта. В Соединенных Штатах понимают, что политика односторонних действий бывает контрпродуктивной с точки зрения интересов самих США. При том что риторика и действия администрации Буша свидетельствуют о явной склонности к односторонности, в политике США различимы и вполне концертные элементы. США впервые за многие годы выполнили свои обязательства перед ООН и выплатили долги этой организации. В Вашингтоне заметно снизился антикитайский настрой. Произошли позитивные революционные изменения в российско-американских отношениях. Впервые США признали право палестинцев на самостоятельное государство, что с удовлетворением отметили европейцы. В преддверии саммита «большой восьмерки» в Кананаскисе администрация Буша вывела из-под действия антидемпинговых пошлин 116 видов металлопродукции, в основном производимых в ЕС.
США не вышли из состава международных сил по поддержанию мира на Балканах, как намеревались ранее, и согласились пойти на некоторый компромисс в отношении Международного уголовного суда. Соединенные Штаты больше не спонсируют «Аль-Каиду», не помогают талибам, не считают чеченских террористов борцами за свободу, не вооружают Армию освобождения Косово. Сам характер новых угроз безопасности США, помноженный на скандалы вокруг крупнейших корпораций, потребовал очередной порции госрегулирования, что ослабило либертарианский «Вашингтонский консенсус», вызывавший аллергию во многих более дирижистских и социально ориентированных странах. Соединенные Штаты, вероятно, не худший пример в ряду крупнейших государств, которых де Голль называл «эгоистичными монстрами». Интересно, как вели бы себя другие нации, будь они столь же могущественны, как Америка? Америка — единственная сверхдержава, но не единственная держава. США не могут всего, а тем более — всего сразу. Известный баланс сил существует и в современной международной системе. Генри Киссинджер в «Дипломатии» писал: «Конечно, в конце концов баланс сил де-факто всегда возникает, когда несколько стран взаимодействуют между собой.
Вопрос только в том, сможет ли поддержание международной системы стать сознательным проектом или вырастет из серии испытаний силы». Концерт, в котором один из инструментов звучит громче других, вполне возможен. В момент Венского конгресса военной сверхдержавой Европы была Россия: по словам Дебидура, «Александр I в это время был всесилен». Европейский концерт прекрасно существовал весь XIX век при подавляющем превосходстве Великобритании по большинству компонентов силы. Более того, как доказывает теория гегемониальной стабильности, разработанная прежде всего Робертом О. Кохэном, международная система может эффективно функционировать и поддерживаться в рабочем состоянии только гегемониальными державами. Вместе с тем Кохэн полагал, что доминирование одной великой державы не является ни необходимым, ни достаточным условием для сохранения мировой стабильности. Глобальный Концерт — в интересах самих США. Он дает другим право голоса и чувство защищенности, а значит, предоставляет возможность видеть в Америке не угрозу стабильности, а гаранта мирового порядка.
Мы получили экономическую катастрофу, а вместо ожидавшейся помощи — снисходительные усмешки «победителей». Отношение Запада к России весьма напоминало отношение победивших великих держав к постнаполеоновской Франции. В 1990-е годы Запад, обустраивая и расширяя свою систему, действовал в основном либо не считаясь с Россией, либо против нее. А Россия после эйфории, вызванной перспективами сотрудничества с Западом, с середины прошлого десятилетия начала отвечать взаимностью. Но это произошло не из-за неизбывной «имперской ностальгии», как считает Збигнев Бжезинский, а в силу небезосновательного впечатления, что движущей силой западной политики являются доктринальная русофобия, желание окружить и изолировать Россию. Признаков этого было более чем достаточно — от расширения НАТО до бомбардировок Югославии, несмотря на отчаянные протесты Москвы. Отношение Запада к постсоветским государствам прямо зависело от степени их дистанцированности от Москвы. Да и сами россияне на протяжении десятилетия предавались самоуничижению, испытывая фантомные боли, тосковали по потерянной стране и утрировали слабость страны обретенной. Россия — не СССР.
По многим параметрам она меньше и слабее. Но все еще сохраняет свои позиции или где-то даже усиливает их. Россия не занимает, как СССР, одну шестую поверхности земной суши, но, занимая одну восьмую, остается самой большой страной в мире. По численности населения она шестая на планете 145 миллионов , а русский язык — пятый по числу «пользователей» 284 миллиона человек. Культурное, экономическое, политическое влияние России на постсоветском пространстве сохраняется. Россия — не одна из двух сверхдержав. Но она сохранила статус одной из великих держав, постоянного члена Совета Безопасности ООН с правом вето, и от нее зависит легитимизация акций мирового сообщества или отдельных стран. Ситуация в российской экономике далеко не блестящая, но в последние несколько лет ее рост заметно выше среднемирового. ВВП, который в основном приводится по обменному курсу рубля к доллару, а потому выглядит сопоставимым с голландским, в пересчете по паритету покупательной способности рубля в 2000 году составил 1 085 миллиардов долларов, что вывело РФ на девятое место в мире — перед Бразилией или Канадой.
По прогнозам, к 2015-му по размеру экономики Россия обойдет Великобританию, Италию, Францию и окажется шестой в мире. Ни одно из предприятий в советские годы не входило в список крупнейших компаний мира Fortune-500, теперь же таких несколько, причем надо учитывать, что все российские компании недооценены. В советские времена внешний долг рос, а только за 2001 год он сократился на 13,2 миллиарда долларов, составив вполне посильную сумму в 130,1 миллиарда. Россия заметно улучшила свою кредитную историю. Рыночная среда, пусть несовершенная, заработала. Россия обладает самыми большими в мире запасами минеральных ресурсов и является крупнейшим игроком на энергетическом рынке. А с учетом добываемого и экспортируемого газа Россия стала самым крупным поставщиком энергоносителей в мире. При этом она единственная страна, которая может играть как с ОПЕК, так и против нее, официально присутствуя на встречах и экспортеров жидкого топлива, и потребителей «восьмерка» , выступая в роли «нефтяного рефери». На Западе всё больше осознают, что Россия является куда более стабильным и надежным партнером в энергетической сфере, чем арабские производители.
А после отказа США ратифицировать Киотский протокол именно от России зависит, вступит ли этот документ в силу. Россия сохраняет огромный, хотя во многом и остаточный, военный потенциал. Она — ядерная сверхдержава, одна из двух стран, которые способны в мгновение ока уничтожить все живое на планете. У России заметно больше танков и бронемашин, чем у США. По тем компонентам военной силы, в которых Америка доминирует — авиация, флот, космические аппараты, — Россия оказывается второй. Былое советское космическое превосходство ушло в прошлое, но и сейчас в космосе находятся 43 российских спутника военного назначения. Это больше общего количества космических аппаратов, выведенных на орбиту за всю историю любой другой страной за исключением США, а также Японии 72 аппарата. Международная космическая станция, созданная и обслуживаемая при самом активном российском участии, является хорошим символом Концерта. На рубеже веков выяснилось, что от России зависит решение целого ряда региональных проблем.
Запад путем проб и ошибок уже убедился, что без участия России или тем более вопреки ее интересам невозможно добиться демократизации Белоруссии, стабилизации положения в Центральной Азии или Закавказье. От России так или иначе зависят транспортные коридоры в Евразии. Постоянная борьба за альтернативные, в обход России, пути транспортировки энергоносителей на самом деле отражает уже существующее решающее влияние российского государства. Россия рассматривается единственным «честным брокером» в межкорейских отношениях, и без ее усилий вряд ли было бы возможно возобновление межкорейского диалога и начало экономических реформ в КНДР. Столь же уникальна роль Москвы на Ближнем Востоке, где она пользуется доверием и старых друзей — палестинцев, и новых — израильтян. Заметное улучшение российско-израильских отношений изменило характер связей с Западом. Еврейское лобби в Вашингтоне, которое традиционно было жестко антироссийским, теперь лоббирует отмену поправки Джексона — Вэника и защищает политику Москвы в Чечне. Роль России в мире велика. При этом она объективно обречена на то, чтобы быть самостоятельным игроком, отдельным центром силы, который не растворится в каких-либо межгосударственных объединениях.
В отличие от множества стран мира Российская Федерация сохранит свой суверенитет. И хотя бы в силу своего географического положения она обречена быть глобальным игроком. Тенденция относиться к России как к третьеразрядной побежденной стране стала ослабевать еще до 11 сентября. А после этого трагического дня на Западе стремительно нарастает ощущение, что Россия во многих отношениях является «незаменимой державой». Москва оказалась весьма ценным участником антитеррористической коалиции. Ее ставки и опыт в регионе Афганистана больше, чем у кого-то еще, и она существенно помогла США, предоставляя разведывательную информацию, воздушные коридоры для военных самолетов, доступ к базам в бывших советских республиках. Произошел пересмотр ряда приоритетов американской внешней политики, что и положило начало тому, что я бы назвал революцией в российскоамериканских отношениях. С российской стороны концептуальной основой сближения стала прагматическая «доктрина Путина», нацеленная на возрождение страны через интеграцию в глобальную систему, что, в свою очередь, зависит прежде всего от сотрудничества с Западом.
Венская система МО охватывала, фактически, лишь европейское пространство, и в некоторой степени, те территории, за которые ведущие государства Европейского концерта вели колониальную борьбу или управляли как колониями. Вне пределов Венской системы остался Китай, который в результате Опиумных войн и навязанных ведущими европейскими государствами неравноправных договоров, был поставлен в полуколониальное положение. Япония, которая во второй половине XIX века начала «открываться» для мира, также не была приобщена к Венской системе. В то же время в период Венской системы европейская история начала постепенно превращаться в мировую. Одной из главных причин Первой мировой войны станет именно борьба за перераспределение колониальных империй. Великобритания и Франция уже вступили в процесс научно-технического прогресса; Австрия и Пруссия в этой сфере значительно отставали, Россию технический прогресс вообще еще почти не коснулся. Несмотря на войны, революции, международные кризисы система МО осталась практически неизменной. Фактически с момента Венского конгресса до начала Первой мировой войны перечень ведущих держав не изменился. Фактически это приводило к стремлению ведущих держав решать международные проблемы путём компромиссов и коалиционных соглашений. Одновременно в мире активно происходила колонизация. Характеристика Версальско-Вашингтонской системы медждународных отношений Версальско- Вашингтонская система международных отношений — мировой порядок,основы которогобыли заложены по завершении Первой мировой войны 1914—1918 Версальским мирным договором 1919,договорами с союзниками Германии, а также соглашениями, заключёнными на Вашингтонской конференции1921—1922. Европейская Версальская часть этой системы в значительной степени была сформирована подвлиянием политических и военно-стратегических соображений стран-победительниц в Первой мировойвойне главным образом, Великобритании, Франции, США, Японии при игнорировании интересовпобеждённых и вновь образованных стран Австрия, Венгрия, Югославия, Чехословакия, Польша,Финляндия , Латвия, Литва, Эстония , что делало эту структуру уязвимой из-за требований еёпреобразования и не способствовало долговременной стабильности в мировых делах. Основу Версальско-Вашингтонской системы международных отношений в Европе составляли: 1. Версальский мирный договор 1919 и тесно связанные с ним 2. Сен-Жерменский мирный договор 1919 , 3. Нёйиский мирный договор 1919 , 4. Трианонский мирный договор 1920 , 5. Севрский мирный договор 1920.
Политика, экономика и инновации
| Лекция 6. Европейский концерт - первая система международных отношений | Обучающиеся 1-й группы дают характеристи-ку европейского направления внешней политики, остальные группы внимательно слушают, главные события записывают в тетрадь (слайд 3). «В 1830 г. на борьбу за национальное самоопре-деление поднялась Польша. |
| Про концерт Европы. | George Rooke | Дзен | Если предоставляются гиперссылки на Интернет-сайт третьей стороны, это делается с наилучшими намерениями и с тем убеждением, что такой веб-сайт содержит или может содержать материал, имеющий отношение к содержанию настоящего Сайта. |
| Европейский концерт»: Великобритания, Австрия и Россия | The Concert of Europe, also called the Congress System, was a system where the Great Powers of Europe maintained peace and prosperity for nearly one hundred years following the defeat of Napoleon in 1815. It was established by Great Britain, Austria, Prussia, and Russia, and later included France. |
Танцующий конгресс
ИСТОРИЯТРАКТОВКИ «ЕВРОПЕЙСКОГО КОНЦЕРТА» В БРИТАНСКОЙ И АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИЕ.В. РомановаФедеральное государственное образовательное учреждение высшего образ. «Европейский концерт»: международные отношения первой половины XIX века ПЛАН:Венский конгресс.«Священный союз» и «система Меттерниха».Международные отношения в контексте европейских революций 1830-1840-х Венский конгресс 1814-1815 гг. Европейский концерт — это классический музыкальный жанр, который возник в XVIII веке в Европе. Этот жанр характеризуется исполнением музыки для оркестра или небольших ансамблей, таких как камерные оркестры или камерные ансамбли.
Связанных вопросов не найдено
- Концерт Европы
- Научных статей по теме не найдено
- Россия в глобальной политике
- МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
- Мегаобучалка - Страница не найдена
«Светлый праздник всех дипломатий». К 200-летию Венского конгресса
Обучающиеся 1-й группы дают характеристи-ку европейского направления внешней политики, остальные группы внимательно слушают, главные события записывают в тетрадь (слайд 3). «В 1830 г. на борьбу за национальное самоопре-деление поднялась Польша. ов: Главным механизмом стал так называемый «европейский концерт». Он предусматривал регулярные консультации между представителями ведущих европейских держав. первая система международных отношений. 1. Формирование системы. В прошлой нашей лекции мы говорили о том, что в 1815 г. сформировалась первая устойчивая система международных отношений - "европейский концерт".
Концерт Европы - Concert of Europe
From 1815 to 1914, the Concert of Europe established a set of principles, rules and practices that helped to maintain balance between the major powers after the Napoleonic Wars, and to spare Europe from another broad conflict. The system instituted a certain multilateralism that was expressed. Европа после Венского конгресса. Венский конгресс сыграл ключевую роль в формировании стойкой парадигмы отношений между ведущими европейскими государствами. Началась эпоха «Европейского концерта» — баланса сил между европейскими государствами. век «европейского концерта» - был време-нем расцвета классической дипломатии, которая обслужива-ла Венскую систему международных отношений. После объединения Германии канцлер Германии Отто фон Бисмарк стремился возродить Европейский концерт, чтобы защитить завоевания Германии и обеспечить ее ведущую роль в европейских делах. «европейский концерт». Венская система международных отношений (Европейский концерт) - структура межгосударственных отношений в Европе, сложившаяся после войн.
Краткая история «европейского концерта», или как пацаны к успеху шли
Чтобы не обидеть своего союзника, которым являлась Пруссия, Александр полагал передать ей Саксонию. Четыре союзные державы далеко не были согласны между собой относительно государственного переустройства Европы. Каждая из стран-союзниц считала себя могущественной державой и что все зависит только от нее и ее желания. Чтобы найти взаимоприемлемый компромисс, участники Венского конгресса нуждались в некоем общем подходе к решению этих разнообразных проблем. Им весьма пригодилась теория легитимизма, или законности лат. Тайлеран, стремясь учесть интересы побежденной Франции, выдвинул предложение о том, чтобы новые границы устанавливались исходя из необходимости сохранения без изменений всего того, что существовало до 1792 года. Франция боялась усиления России и Пруссии, поэтому в этих целях Тайлеран вступил в тайные переговоры с лордом Каслри и Меттернихом, вследствие чего, образовалось две противоборствующих коалиции: Англия, Австрия, Франция и Россия , Пруссия. Если Саксония насильственным путем присоединится к Пруссии ,то Франция ,Австрия и Англия могут организовать военное выступление объединенной армии.
More profoundly, it was the entire cultural basis in which members of the Concert recognized one another that was contested in the late nineteenth century, with the assertion of nationalism and new solidarities with racial dimensions—such as Pan-Germanism or Pan-Slavism—that were used to pit Europeans against one another. The system, distorted and circumvented, no longer had the constructive and dynamic power in 1914 that would have enabled it to channel the political, economic and colonial rivalries of the powers. During the second half of the nineteenth century, European expansion, the creation of colonial empires, and globalization accompanied the exportation of the logic, principles, and practices of the Concert beyond the continent. The Berlin Conference of 1884-1885 defined the rules of the game that presided over the colonization of Africa. The creation of Belgian Congo or the drawing of the borders of Afghanistan in 1893 corresponded, among other things, to the desire to install buffer states between French, British, and German imperialism in Africa, or British and Russian ones in Central Asia. In the aftermath of the unequal treaties of 1858, the Western powers imposed on China the adoption of the diplomatic instruments, codes and practices used by European chancelleries; they also launched common military expeditions when the Boxers attacked their delegations in 1900. Yet at the same time, a host of factors revealed at the dawn of the twentieth century the extent to which the Concert was no longer adapted to the profound changes affecting the system, changes of which European leaders and diplomats were not always aware.
И в поездке в Париж в 1717-м Петр неиллюзорно намекал на себя - мол, Швеция выбыла, теперь заместо шведов - мы, Россия. Просим любить и жаловать. Тогда это не оценили, осознание пришло после Семилетней войны, когда внезапно в число великих держав ворвалась Пруссия, а Наполеоновские войны оформили эту идею начисто. Получилось, что несмотря на баланс сил из-за того, что противоборствующие стороны не могут договориться между собой, появляются либо новички, нагло вырывающие место под солнцем, либо смутьяны намек на нваполеоновскую Францию. Поэтому, согласно Венскому конгрессу, "границы и формы правления, установленные в 1815 году, не могут быть изменены без согласия восьми подписавших сторон" Англия, Россия, Франция, Пруссия, Австрия, Швеция, Испания и Португалия. Например, как только король Испании попросил помочь с восставшими конституционалистами - конгресс профинансировал и организовал ввод войск в Испанию и подавление восстания. Но вот проблема - основная проблема, тянущаяся с метафизичности balance of power - она осталась. Система была негибкой и неизменной, и чем дальше, тем сложнее ее было поддерживать. И поскольку державы не были связаны условиями договоров, многие из них намеренно нарушали условия, если это их устраивало. Вот ситуация 1825 года. Революция в Греции, и... Франция и Англия вполне себе ее поддерживают, несмотря на то, что они подписанты Венской системы. Или Испания. По идее она владеет колониями в Южной Америке, и это не кем не оспаривается. Но вот созван Аахенский конгресс, Испания заявляет, что хочет нанять наемников на переброску в Новый Свет, дабы подавить восстания, а Англия вдруг заявляет, что...
Будучи убеждена, что отдельные нации уже осмыслили в достаточной степени свои собственные интересы, чтобы защищать их в случае любого вызова, Великобритания могла бы этим довольствоваться и оставить все как есть. Британцы были уверены, что не требуется никаких формальных гарантий ни вместо, ни в дополнение к анализу, сделанному с позиции здравого смысла. Тем не менее страны Центральной Европы, жертвы полуторавековых войн, настаивали на осязаемых заверениях. В частности, Австрия стояла перед лицом опасностей, непонятных Великобритании. Будучи наследием феодальных времен, Австрия представляла собой многоязычную империю, сводившую воедино множество народов бассейна Дуная, сплачивая их вокруг исторических владений в Германии и Северной Италии. Осознавая рост взаимоисключающих тенденций либерализма и национализма, угрожавших самому ее существованию, Австрия стремилась соткать сеть моральных запретов для предотвращения испытаний силой. Непревзойденное мастерство Меттерниха проявилось в том, что ему удалось побудить договаривающиеся страны подчинить свои разногласия пониманию общности разделяемых ценностей. Талейран следующим образом высказал мысль о необходимости какого-либо принципа сдержанности: «Если... По окончании Венского конгресса взаимоотношения между равновесием сил и общими для всех легитимистскими чувствами нашли отражение в двух документах: об образовании Четырехстороннего альянса, куда входили Великобритания, Пруссия, Австрия и Россия, и Священного союза, членство в котором ограничивалось тремя так называемыми «восточными дворами» — Пруссией, Австрией и Россией. В начале XIX века на Францию смотрели с таким же страхом, как на Германию в XX: как на хронически агрессивную, изначально дестабилизирующую силу. Поэтому государственные деятели, собравшиеся в Вене, выковали Четырехсторонний альянс, чтобы при помощи преобладающей силы задушить в зародыше любые агрессивные французские тенденции. Если бы победители, заседавшие в Версале, создали бы подобный альянс в 1918 году, мир, возможно, так бы и не узнал страданий второй мировой войны. Священный союз носил совершенно иной характер; Европа не видела подобных документальных деклараций с тех пор, как почти два столетия назад покинул трон Фердинанд II, император Священной Римской империи. Инициатором союза был русский царь, который никак не мог отказаться от самозванно возложенной на себя миссии перекроить систему международных отношений и переделать ее участников. В 1804 году Питт подорвал в корне крестовый поход императора ради достижения торжества либеральных установлений; к 1815 году Александр до мозга костей пропитался чувством победы, так что больше отмахнуться от него было невозможно, — не важно, что "нынешний крестовый поход был в корне противоположен тому, что проповедовалось одиннадцать лет назад. Теперь Александр очутился в рабстве у религии и консервативных ценностей и предлагал ни более ни менее как всеобъемлющую реформу системы международных отношений, основывающуюся на той предпосылке, что будто бы «курс, ранее принятый державами во взаимных отношениях между ними, должен быть фундаментально изменен, и потому срочно требуется заменить его порядком вещей, основывающимся на возвышенных истинах вечной религии нашего Спасителя». Австрийский император шутил, что не знал, как ему поступить: обсуждать ли эти идеи на совете министров или в исповедальне. Но он одновременно знал, что не может ни присоединиться к крестовому походу царя, ни отвергнуть его, дав тем самым Александру повод действовать в одиночку, оставляя Австрию лицом к лицу с либеральными и национальными течениями того времени. Вот почему Меттерних трансформировал проект царя в то, что потом стало известно как Священный союз, где религиозный императив трактовался как обязательство поставивших подпись под договором сохранять внутренний статус-кво в Европе. Впервые в современной истории европейские державы приняли на себя общую миссию. Ни один британский государственный деятель никогда бы не позволил себе ввязаться в предприятие, где устанавливалось бы всеобщее право — по сути, обязанность — вмешиваться во внутренние дела других государств. Кэслри назвал Священный союз «образцом утонченного мистицизма и бессмыслицы». Меттерних, однако, увидел в нем возможность заставить царя поддержать нормы легитимизма и, что самое главное, удержать его от бурного миссионерского экспериментирования в одностороннем порядке и в отсутствие какого-либо сдерживающего начала. Священный союз объединил усилия консервативных монархов и направил их на борьбу с революцией, но также обязал их взаимно согласовывать свои действия, что реально давало Австрии теоретическое право вето в отношении авантюр готового всех душить русского союзника. Так называемый «европейский концерт» предполагал, что нации, сопоставимые по могуществу, будут решать вопросы, касающиеся всеобщей стабильности, путем консенсуса. Священный союз явился наиболее оригинальным аспектом венского урегулирования. Возвышенное название отвлекало внимание от его оперативной сущности, заключавшейся в том, чтобы внести элемент морального ограничения в отношения великих держав. Проявленный ими закономерный интерес к сохранению внутренних институтов вынудил страны континента избегать конфликтов, на которые в предыдущем столетии они бы пошли безоговорочно. Однако было бы величайшим упрощением утверждать, будто наличие сходного внутреннего устройства само по себе гарантирует мирное сохранение равновесия сил. В XVIII веке все правители на континенте управляли в силу божественного права, так что внутреннее устройство их государств было сопоставимо в самой своей основе. И тем не менее, будучи полностью уверенными в постоянстве своих прав, эти самые правители вели бесконечные войны друг с другом как раз потому, что считали собственное внутреннее устройство неуязвимым. Вудро Вильсон был не первым, кто полагал, что характер внутреннего устройства предопределяет поведение государства в международном плане. Меттерних полагал то же самое, однако на основании абсолютно противоположных по характеру и содержанию доводов: В то время как Вильсон считал, что демократии миролюбивы и разумны в силу самой своей природы, Меттерних называл их опасными и непредсказуемыми. Видя страдания, в которые республиканская Франция ввергла Европу, Меттерних отождествлял мир с легитимным правлением.
Концерт Европы
| Про концерт Европы. | Применительно к истории европейских международных отношений XIX в. в научной литературе используются такие термины, как «равновесие сил» и «концерт держав». |
| 4. «Европейский концерт» | Отныне по-новому понимался принцип европейского равновесия. Раньше равновесие возникало как бы автоматически. |
| Про концерт Европы. | George Rooke | Дзен | Что такое КОНЦЕРТ? (итал. concerto, лат. concertus) — музыкальное сочинение, написанное для одного или нескольких инструментов, с аккомпанементом оркестра, с целью дать возможность солистам выказать виртуозность исполнения. |
| 🗊 «Европейский концерт»: международные отношения первой половины XIX века | В этой статье мы рассмотрим концепцию «европейского концерта» как одну из систем международных отношений. Возьмемся за руки и отправимся в путешествие по истории Европы, чтобы понять, что такое «европейский концерт» и как он функционировал. |
| Венский конгресс и его решения. Система «европейского концерта»: общие характеристики | Первой устойчивой международной системой стал "европейский концерт", который сформировался на Венском конгрессе 1815 г. и ушел с исторической сцены фактически только после мировых войн двадцатого века. |
Концерт Европы
Мол, откуда у русского императора взялись такие фантазии после того, что произошло в Европе? Заметьте: сомневался в этом не кто-нибудь, а такой гениальный дипломат, как Меттерних. Французский министр иностранных дел Талейран тоже считал затею с системой конгрессов детскими забавами. По большому счету никто, кроме Александра I, не верил в устойчивость этой системы. А между тем она оказалась жизнеспособной. Как получилось, что абсолютный монарх Александр настоял на либерализации Европы? После Наполеона Европа сильно изменилась. Он привил населению вкус к таким вещам, как свобода, избирательное право, равенство. Наконец, он пришел со своим кодексом Гражданский кодекс Наполеона 1804 года, который с некоторыми изменениями действует во Франции по сей день. После Наполеона Европа не могла ходить в консервативных оковах. Перед участниками Венского конгресса стояла сложная задача: с одной стороны, укрепить основы монархизма, а с другой — ввести какие-то послабления.
Но именно Александр сказал, что ничего подобного не будет. Фактически абсолютный монарх провел в Европе либеральные преобразования. При этом он понимал, что Россия к таким изменениям пока не готова. Пушкин как-то говорил: «Что нужно Лондону - то рано для Москвы». Александр создал в Европе прочную систему мира, стал хозяином этой системы, а у себя дома справиться с собственными проблемами не мог. Но обратите внимание, что он не стал распространять российские порядки на западную периферию своей империи. Например, в присоединенной по итогам Венского конгресса Польше стала действовать конституция. Какова была роль Талейрана, представлявшего побежденную Францию на Венском конгрессе? Талейран — мастер искусства невозможного. Не имея на руках никаких козырей, он блистательно выстраивал свою линию.
Представьте команду на футбольном поле, которая осталась вшестером, но при этом продолжает играть и забивать голы. Таким был Талейран. Он сразу заявил: если я побеждённый, значит я осуждаемый, но это не приемлемый формат для разговора; если вы хотите строить прочный мир, то я должен сидеть не против вас, а на той же стороне, что и вы. Именно Талейран вернул Францию в сообщество великих держав. Кто еще был способен провернуть все это, когда вокруг было столько ненависти против Франции, окружения Наполеона, к которому принадлежал и сам дипломат? Говорят, что плетью обуха не перешибешь, а Талейран перешиб. На конгрессе собралось 216 государств, среди которых было пять великих держав. Но не позвали Османскую империю. Почему Турция осталась без «партии» в этом оркестре? Турцию не позвали.
В этом турки усмотрели антиисламскую, антитурецкую направленность Венского конгресса. Акт о Священном союзе, предложенный Александром I, был проникнут библейской риторикой. Фактически, он предлагал дружбу всем христианским правителям. Определённые основания видеть в конгрессе антитурецкий подтекст у турецкого султана были. Турцию не позвали за стол переговоров, потому что в этом случае ее надо было бы включить в Венскую систему. А это означало бы, что она становится ее полноправным участником, с которым необходимо постоянно консультироваться. Надо понимать, что Турция в этом случае могла бы заблокировать любое консенсусное решение. Османская империя не вписывалась в дипломатическую традицию Европы. Турция поломала бы всю идею Венского конгресса и помешала бы строительству Венской системы международных отношений. Кроме того, отношения с Османской империей были для Александра архисложным вопросом.
Несмотря на их обостренность, российский император так и не начал войну с османами, потому что не хотел портить образ миротворца. Но если все решения принимались только великими державами, зачем нужно было собирать все 216 государств? А где они все были? Они все были на балах — играли роль статистов. Нужно было создать всеобщий европейский ф орум. К тому же назревала проблема объединения Германии. Она, конечно, не была так остра, как «восточный вопрос» или угроза революций, но сухого хвороста в тлеющий костер она подбрасывала. Нужно было собрать все германские княжества в одном месте. Организаторы форума хотели продемонстрировать идею легитимизма, поэтому в Вене собралась вся монархическая Европа. Дворец Амалиенбург, в котором останавливался во время Венского конгресса Александр I Почему все происходило именно в Вене?
Вена — это «срединная Европа», ее геополитический центр, находящийся на одинаковом расстоянии от ведущих столиц мира. К тому же Вена была одним из самых комфортных европейских городов того времени. Даже Париж не мог похвастаться таким обилием удобств. На весь Париж было всего 20 ванных комнат. В чем уникальность Венского конгресса? Венскому конгрессу действительно принадлежит особое место в истории международных отношений и дипломатии. До него все мирные конференции, которыми завершались европейские войны, тоже именовались конгрессами. Их еще называют «блуждающими конгрессами», поскольку они состояли из множества конференций, которые выливались в заключение разрозненных договоров. Но они и близко не стояли по значению, размаху и числу участников с Венским конгрессом. Кстати, знаменитый американский политик Генри Киссинджер свою первую работу «Восстановленный мир» посвятил именно Венскому конгрессу.
Выходит, Венский конгресс стал "прадедушкой" современных саммитов, форумов и других дипломатических форматов? Абсолютно верно.
С другой стороны, Венская система слабо учитывала влияние идей французской революции на европейскую цивилизацию. Принцип легитимизма все чаще вступал в противоречие с либеральной идеей, с ростом национального самосознания. Окончание действия Венской системы.
К причинам разложения Венской системы начиная с Крымской войны относят: 1 нестабильность признания легитимности участников союза в результате Россия и Франция оказались довольно близки, и в Австрии нарастало опасение относительно их усиливавшегося альянса ; 2 идея «панславизма» встречала противостояние в европейских державах; 3 усиление Пруссии нарушало стабильность союза стремилась к союзу с Австрией против русско-французского блока ; 4 нарастание противоречий в восточном вопросе и вопросе режима Черноморско-Средиземноморских проливов; 5 революции в Европе 1848 — 1849 гг. Промышленная революция, ставшая одним из определяющих факторов Венской эпохи, мало-помалу привела к изменению баланса сил, лежавшего в основе Венской системы. Соединенные Штаты как раз в это время обрели практически гарантированный контроль над собственными континентальными просторами, а растущая экономическая мощь побуждала их все активнее осваивать заморские рынки. В Центральной Европе возникла огромная континентальная держава, начавшая предъявлять свои претензии на первенствующую роль в мировой политике. Положение усугублялось тем, что колониальный раздел мира в рамках Венской системы международных отношений был уже завершен.
Но старые сферы влияния к этому времени уже не соответствовали новым геополитическим и экономическим реальностям. К началу XX века в преддверии грядущей борьбы за контроль над жизненным пространством оформились два мощных военно-политических блока: Антанта и Тройственный союз, что привело к окончательному разрушению Венской системы и началу мировой войны. Священный союз — консервативный союз России, Пруссии и Австрии с целью поддержания установленного на Венском конгрессе 1814 — 1815 международного порядка. Таким образом, задачами Союза были: поддержание незыблемости послевоенных границ в Европе и ведение непримиримой борьбы всеми средствами против революционных выступлений. Формирование Союза.
После низвержения Наполеона и восстановления всеевропейского мира в среде держав возникло и укрепилось стремление к сохранению установленного международного порядка, причём средством для этого представлялся постоянный союз государей и периодический созыв конгрессов. Но так как этому порядку могли грозить национальные и революционные движения в среде народов, добивающихся новых более свободных форм политического существования, то такое стремление быстро получило реакционный характер. Лозунгом союза, получившего название «союза священного», был легитимизм. Инициатором его явился император Александр I, хотя он при составлении акта священного Союза ещё считал возможным покровительствовать либерализму и даровать конституцию Царству Польскому. Мысль о Союзе зародилась у него под влиянием идеи стать миротворцем Европы путём создания такого Союза, который устранил бы даже возможность военных столкновений между государствами.
Содержание этого акта было в высшей степени неопределённо и растяжимо и практические выводы из него можно было делать самые разнообразные, общий же дух его не противоречил, а скорее благоприятствовал реакционному настроению тогдашних правительств. Построенный на легитимном начале божественного происхождения монархической власти, он устанавливает патриархальность отношений между государями и народами, причём на первых возлагается обязанность управлять в духе «любви, правды и мира», а вторые должны лишь повиноваться: о правах народа по отношению к власти документ совсем не упоминает. В ноябре 1815 г. Скоро к нему присоединились и все другие европейские государи и правительства, не исключая и Швейцарию с немецкими вольными городами; не подписались под ним только английский принц-регент и папа, что не мешало им в своей политике руководствоваться теми же принципами; турецкий султан не был принят в члены Союза, как государь нехристианский. Знаменуя собой характер эпохи, священный С.
Практическое значение его выразилось в постановлениях целого ряда конгрессов, на которых вполне выработался принцип вмешательства во внутренние дела других государств с целью насильственного подавления всех национальных и революционных движений и поддержания существующего строя с его абсолютистскими и клерикально-аристократическими тенденциями. Конгрессы в рамках Священного Союза. Для урегулирования основных международных вопросов Священный Союз предполагал механизм собраний ведущих европейских держав. В 1818 г. Там Франция добилась вывода союзных войск с территории страны и присоединилась к четырем державам-победительницам.
Острые споры разгорелись вокруг вопроса о совместных действиях по помощи Испании в ее борьбе против восставших колоний. Франция и Австрия были готовы помочь испанскому королю, но очень многое зависело от позиции Англии.
С точки зрения сторонников этой теории, именно гегемон определяет структуру международных отношений, поскольку превосходит другие страны, в том числе и великие державы, по своей военной, технологической и экономической мощи. Однако гегемон - это не деспот, насильно навязывающий свою волю другим странам. Устанавливаемый гегемоном порядок должен быть выгоден или хотя бы приемлем для других членов международного сообщества. Могущественнейший в мире британский флот и сильнейшая британская экономика - все это в любой момент могло быть использовано против любой державы, покушавшейся на европейское равновесие, будь то наполеоновская Франция, николаевская Россия или кайзеровская Германия. Не меньшее а, может, и большее значение имели британская торговля, промышленность и финансы для роста мировой экономики.
Именно во времена "европейского концерта" окончательно сформировался мировой рынок сначала - товаров, а потом и капиталов , и Англия сыграла решающую роль в его формировании. И до тех пор, пока британские промышленные стандарты играли лидирующую роль в промышленной революции, а британский фунт оставался основным средством международных расчетов, Лондон мог не беспокоиться за свою лидирующую роль в мировых делах. Таким образом, XIX в. Более того, начиная с XIX в. Система международных отношений - это динамичный, быстроразвивающийся феномен. Что же является причиной этих изменений? Говоря марксистским языком, систему международных отношений можно, видимо, охарактеризовать как надстройку над базисом мировой цивилизации.
Именно прогресс мировой цивилизации породил в начале XIX в. Первой устойчивой международной системой стал т. Это важнейший этап в истории международных отношений, оказавший сильнейшее воздействие на современный мир. Основными чертами сформировавшейся системы были следующие.
В соответствии с принципом отказа от территориальных приобретений на континенте Великобритания ограничилась приобретением мыса Доброй Надежды на южной оконечности Африки. С точки зрения британской концепции мирового порядка проверкой действенности системы баланса сил являлся уровень совершенства исполнения отдельными нациями ролей, отведенных им согласно генеральному плану, — примерно так же Соединенные Штаты стали рассматривать свои союзы в период после Второй мировой войны. Во время претворения в жизнь этого подхода Великобритания, когда речь зашла о странах Европейского континента, столкнулась лицом к лицу с теми же расхождениями во взглядах на будущее, как и Соединенные Штаты стали рассматривать свои союзы во время холодной войны. Поскольку страны просто не воспринимали свои цели всего лишь винтиками системы безопасности. Безопасность делает возможным существование государств, но не является ни единственной, ни даже главной их целью. Австрия и Пруссия больше не воспринимали себя «огромными массами», как позднее Франция вовсе не воспринимала НАТО с точки зрения инструмента разделения труда. Всеобщий баланс сил очень мало значил для Австрии и Пруссии, если он в то же самое время не был связан с оценкой соответствующим образом их собственных особых и сложных отношений или не принимал во внимание исторические роли этих стран. После провала попытки Габсбургов добиться гегемонии в Центральной Европе во время Тридцатилетней войны Австрия оставила попытки подчинить себе всю Германию. В 1806 году существовавшая лишь номинально Священная Римская империя была упразднена. Но Австрия все равно видела себя первой среди равных и была преисполнена решимости не дать возможности ни одному из остальных германских государств, особенно Пруссии, перенять историческую роль Австрии. И у Австрии были все основания быть начеку. С тех самых пор как Фридрих Великий захватил Силезию, претензии Австрии на лидерство в Германии был брошен вызов со стороны Пруссии. Жесткая дипломатия, увлеченность военным искусством и высокоразвитое чувство дисциплины в течение столетия вывели Пруссию из разряда второстепенного княжества на неплодородной Северо-Германской низменности и превратили ее в королевство, которое, даже будучи самым малым из числа великих держав, стало в военном отношении вровень с самыми грозными. Его странным образом оформленные границы простирались через Северную Германию от местами польского востока до в некоторой степени латинизированной Рейнской области отделенной от основной прусской территории Ганноверским королевством. И это придавало прусскому государству всепоглощающее чувство возложенной на него национальной миссии — пусть даже не ради достижения какой-то высшей цели, а только ради защиты собственных расчлененных на части территорий. Как отношения между этими двумя крупнейшими германскими государствами, так и их взаимоотношения с другими немецкими государствами являлись ключевыми для европейской стабильности. И действительно, по крайней мере, с момента окончания Тридцатилетней войны внутреннее устройство Германии ставило перед Европой одинаковую дилемму: всякий раз, когда Германия была слабой и раздробленной, она была предметом искушения своих соседей, особенно Франции, и экспансионизма с их стороны. В то же самое время перспектива германского объединения приводила в ужас соседние государства, что продолжается вплоть до нынешнего времени. Страхи Ришелье по поводу того, что объединенная Германия сможет господствовать над Европой и превзойти по могуществу Францию, предвосхитил один британский обозреватель, так писавший в 1609 году: «…в том, что касается Германии, то, полностью находясь под властью одного монарха, она наводила бы ужас на всех остальных» [84]. Исторически с точки зрения европейского мира эта страна всегда была либо слишком слаба, либо слишком сильна. Архитекторы Венского конгресса осознавали, что ради достижения мира и стабильности в Центральной Европе им следует переделать сотворенное Ришелье в 1600-х годах. Ришелье способствовал тому, чтобы Центральная Европа была слабой и раздробленной, что постоянно вызывало у Франции искушение завладеть этими землями и превратить их в самый настоящий плацдарм французской армии. И, таким образом, собравшиеся в Вене государственные деятели занялись укреплением, но не объединением Германии. Австрия и Пруссия были ведущими германскими государствами, затем следовал ряд средних по размеру государств, — среди них Бавария, Вюртемберг и Саксония, — которые были укрупнены и усилены. Созданный в целях защиты против общего внешнего агрессора, Германский союз оказался гениальным творением. Он был слишком сильным для нападения на него Франции, но слишком слабым и децентрализованным, чтобы угрожать соседям. Союз уравновешивал превосходящую военную силу Пруссии в противовес превосходящему престижу и легитимности Австрии. Целью Союза было предотвратить объединение Германии на национальной основе, сохранить троны различных немецких князей и монархов и предупредить французскую агрессию. И по всем этим пунктам цель была успешно достигнута. Имея дело с побежденным противником, победители, разрабатывающие мирное урегулирование, обязаны осуществить переход от жизненно важной для победы непримиримости к примирению, необходимому для достижения длительного мира. Карательный мир делает заложником весь международный порядок, поскольку накладывает на победителей, истощенных тяготами войны, задачу сдержать страну, преисполненную решимости подорвать урегулирование. Любая чувствующая себя обиженной страна уверена, что сможет почти автоматически рассчитывать на поддержку недовольной побежденной стороны. Это станет проклятием Версальского договора. Победители на Венском конгрессе, как и победители во Второй мировой войне, подобной ошибки не совершили. Нелегко было проявить великодушие к Франции, пытавшейся в продолжение полутора столетий добиваться господства над Европой, армии которой стояли лагерем на территории соседей в течение четверти века. Тем не менее государственные деятели в Вене пришли к выводу, что в Европе станет безопаснее, если Франция будет скорее относительно довольна, чем раздражена или недовольна. Францию лишили завоеванных земель, но пожаловали ей «старые», то есть дореволюционные границы, даже несмотря на то, что их пределы включали в себя значительно большие территории, чем те, которыми управлял Ришелье. Каслри, министр иностранных дел державы, являвшейся наиболее непримиримым врагом Наполеона, так объяснял этот шаг: «Продолжающиеся эксцессы во Франции, несомненно, могут подтолкнуть Европу… пойти на какие-то формы расчленения… [но] пусть лучше союзники воспользуются нынешним шансом для обеспечения передышки, которая так требуется всем державам Европы… при наличии гарантии того, что если их постигнет разочарование… то они вновь возьмутся за оружие, не только обладая выгодными позициями, но и имея в своем распоряжении ту самую моральную силу, которая одна только и сможет удержать воедино подобную конфедерацию…» [86] К 1818 году Франция уже вошла в созданную конгрессом систему и стала участвовать в периодически собиравшихся европейских конгрессах, которые приблизились за целых полстолетия к подобию правительства Европы. Будучи убежденной в том, что различные страны уже поняли свои собственные интересы настолько, чтобы защищать их в случае какого-либо вызова, Великобритания вполне могла бы довольствоваться этим и оставить все как есть. Британцы были уверены, что не потребуется никаких формальных гарантий или какого-то особенного дополнения к анализу, сделанному с позиций здравого смысла. Страны Центральной Европы, однако, ставшие жертвами полуторавековых войн, настаивали на ощутимых гарантиях. В частности, Австрия стояла перед лицом опасностей, непонятных для Великобритании. Являясь наследием феодальных времен, Австрия представляла собой многоязычную империю, объединившую множество народов бассейна Дуная вокруг исторических владений в Германии и Северной Италии. Зная о росте противоречивых тенденций либерализма и национализма, угрожавших самому ее существованию, Австрия стремилась сплести сеть из моральных запретов для предотвращения испытаний на прочность. Непревзойденное мастерство Меттерниха проявилось в том, что ему удалось побудить ключевые страны подчинить свои разногласия пониманию общности разделяемых ценностей. А Талейран так высказался о важности наличия некоего принципа сдержанности: «Если… минимум сил сопротивления… равнялся бы максимуму сил агрессии… налицо было бы подлинное равновесие. Но… истинное положение дел допускает только такое равновесие, которое является искусственным и нестабильным и которое может длиться лишь в течение такого срока, пока определенные крупные государства вдохновлены чувством умеренности и справедливости» [87]. По окончании Венского конгресса соотношение между балансом сил и разделяемыми всеми чувствами легитимности нашло отражение в двух документах: об образовании Четверного союза, состоявшего из Великобритании, Пруссии, Австрии и России, и Священного союза, членство в котором ограничивалось тремя так называемыми «восточными дворами» — Пруссией, Австрией и Россией. В начале XIX века на Францию смотрели с таким же страхом, как на Германию в XX веке, — как на неизменно агрессивную и по своей природе дестабилизирующую силу. В силу этого собравшиеся в Вене государственные деятели создали Четырехсторонний альянс, предназначенный для того, чтобы при помощи преобладающей силы задушить в зародыше любые агрессивные французские тенденции. Если бы заседавшие в Версале победители создали подобный альянс в 1918 году, мир, возможно, так бы и не переживал страдания Второй мировой войны. Священный союз был совершенно иным; Европа не видела подобных документов с тех пор, как почти два столетия назад Фердинанд II покинул трон Священной Римской империи. Он был предложен русским царем, который никак не мог отказаться от самозваной миссии по перекройке системы международных отношений и изменению состава ее участников. В 1804 году Питт свел на нет предложенный им крестовый поход во имя установления либеральных институтов. К 1815 году Александра переполняло чувство победы, чтобы от него так легко можно было отмахнуться, — независимо от того, что его нынешний крестовый поход был точно противоположен тому, что он отстаивал 11 лет назад. Теперь Александр оказался пленен религией и консервативными ценностями. И он уже предлагал не что иное, как полную перестройку международной системы, основанной на той предпосылке, что «курс, ранее принятый державами во взаимных отношениях, должен быть фундаментально изменен, и что срочно необходимо заменить его порядком вещей, основанным на возвышенных истинах вечной религии нашего Спасителя [88]. Австрийский император шутил, что недоумевал, где стоит обсуждать эти идеи: на совете министров или в исповедальне. Но он также знал, что не может ни присоединиться к крестовому походу царя, ни отвергнуть его, дав тем самым Александру повод действовать в одиночку, оставляя Австрию без союзников лицом к лицу с либеральными и национальными течениями того времени. Именно по этой причине Меттерних трансформировал проект царя в то, что стало известно как Священный союз, в котором религиозный фактор трактовался как обязательство поставивших подпись под договором сохранять внутренний статус-кво в Европе. Впервые в современной истории европейские державы взяли на себя общую миссию. Ни один британский государственный деятель никогда бы не позволил себе ввязаться в дело, устанавливающее общее право — фактически обязательство — вмешиваться во внутренние дела других государств. Каслри назвал Священный союз «произведением возвышенного мистицизма и полной бессмыслицы» [89]. Меттерних, однако, увидел в нем возможность обязать царя опираться на законное правление и, что самое главное, удерживать его от одностороннего бурного миссионерского экспериментирования без каких-либо сдерживающих элементов. Священный союз объединил консервативных монархов в борьбе с революцией, но он также обязал их действовать согласованно и совместно, что реально давало Австрии теоретическое право вето в отношении авантюр готового все удушить русского союзника. Так называемый «Европейский концерт» предполагал, что сопоставимые по своему уровню страны решали бы вопросы, касающиеся всеобщей стабильности, на основе консенсуса. Священный союз явился наиболее своеобразным аспектом венского урегулирования. Его возвышенное название отвлекало внимание от его реального значения, заключавшегося в привнесении некоего элемента нравственного ограничения во взаимоотношения великих держав. Проявленная ими кровная заинтересованность в сохранении своих внутренних институтов заставила континент избегать конфликтов, на которые в предыдущем столетии они бы пошли как на само собой разумеющееся дело. Было бы большим упрощением, однако, утверждать, что наличие сравнимых внутренних институтов гарантирует само по себе мирный баланс сил. В XVIII веке все правители стран континента управляли в силу божественного права — их внутренние институты были весьма и весьма сопоставимы. И тем не менее эти самые правители руководствовались чувством полной уверенности в своем постоянном существовании и вели бесконечные войны друг с другом как раз именно потому, что считали свои внутренние структуры неприкасаемыми. Вудро Вильсон был не первым, кто считал, что природа внутренних институтов определяет поведение государства в международном плане. Меттерних полагал то же самое, однако он исходил из абсолютно противоположных по характеру и содержанию доводов. В то время как Вильсон считал демократии миролюбивыми и рациональными в силу самой своей природы, Меттерних называл их опасными и непредсказуемыми. Видя страдания, которые республиканская Франция принесла Европе, Меттерних отождествлял мир с законным правлением. Он ожидал, что коронованные главы древних династий если и не удержат мир, то, по крайней мере, сохранят базовую структуру международных отношений. Таким образом, легитимность становилась цементом, скрепляющим здание международного порядка. Разница между подходами Вильсона и Меттерниха к вопросам внутренней справедливости и международного порядка играет главную роль в понимании противоположных друг другу воззрений Америки и Европы. Вильсон ратовал за принципы, воспринимаемые им как революционные и новые. Меттерних стремился проводить в жизнь те ценности, которые он считал древними. Вильсон, возглавляя страну, сознательно созданную для того, чтобы сделать человека свободным, был убежден в том, что демократические ценности могут быть законодательно закреплены и реализованы в совершенно новых структурах по всему миру. Меттерних, будучи представителем старой страны, чьи институты развивались постепенно, почти незаметно, сомневался в том, что права могут быть созданы посредством законодательства. Были ли они закреплены законом или конституцией, это сугубо технический вопрос, не имеющий никакого отношения к достижению свободы. Меттерних считал гарантирование прав парадоксом: «Вещи, которые следует воспринимать как само собой разумеющиеся, теряют свою силу, когда они проявляются в форме произвольных заявлений. Некоторые из афоризмов Меттерниха представляли собой своекорыстное логическое объяснение сущности установившейся в Австрийской империи практики, которая была не в состоянии приспособиться к рождающемуся новому миру. Но Меттерних также был носителем рационалистского убеждения в том, что законы и права существуют в природе сами по себе, а не в силу какого-либо постановления или распоряжения. Опыт его сформировался во времена Французской революции, которая началась с провозглашения прав человека, а кончилась царством террора. Национальный опыт, породивший Вильсона, носил гораздо более мягкий характер, и за 15 лет до возникновения современного тоталитаризма этот человек не мог даже представить себе, какие аберрации, своего рода отклонения от нормы, в состоянии таить в себе всенародное волеизъявление. После окончания Венского конгресса Меттерних сыграл решающую роль в управлении международной системой и толковании требований Священного союза. Меттерних был вынужден взять на себя эту роль, поскольку Австрия была в центре всех передряг в Европе, а ее внутренние институты все меньше и меньше соответствовали национальным и либеральным тенденциям века. Пруссия грозила позициям Австрии в Германии, а Россия нависла над славянским населением на Балканах. И все это время существовала Франция, готовая потребовать обратно то, что приобрел Ришелье в Центральной Европе. Меттерних знал, что, если дать возможность этим опасностям перерасти в реальные испытания на прочность, Австрия истощила бы себя, независимо от исхода каждого отдельного конфликта. В силу этого его политика состояла в том, чтобы избегать кризисов путем создания морального консенсуса и уклоняться от тех из них, которых невозможно избежать. При этом оказывать негласную поддержку любой стране, пожелавшей взять на себя основной удар конфронтации, — Великобританию против Франции в Нидерландах, Великобританию и Францию против России на Балканах, более мелкие государства против Пруссии в Германии. Исключительный дипломатический талант Меттерниха позволил ему транслировать хорошо знакомые дипломатические истины в практические действия внешнеполитического характера. Ему удалось убедить двух ближайших союзников Австрии, каждый из которых представлял геополитическую угрозу для Австрийской империи, в том, что идеологическая опасность от революции перевешивает их стратегические возможности. Если бы Пруссия попыталась играть на германском национализме, она могла бы бросить вызов австрийскому преобладанию в Германии еще на поколение ранее прихода Бисмарка. Если бы цари Александр I и Николай I учитывали только геополитические возможности России, они бы гораздо решительнее воспользовались развалом Оттоманской империи, подвергая опасности Австрию, — как поступят их преемники позднее в том же столетии. Обе страны воздерживались от использования своих преимуществ, поскольку это противоречило бы главному принципу поддержания статус-кво. Австрия, которая, казалось, после ударов Наполеона была на смертном одре, получила новую жизнь в лице системы Меттерниха, что позволило ей просуществовать еще сотню лет.
Особенности и традиции европейского концерта: узнайте, что вы обязательно должны знать
Движения по всей Европе носили одновременно конституционный, либеральный и национально — объединительный характер. Венская система международных отношений дала трещину — Крымская война 1853-1856 гг. Система международных отношений после 1856 г. Парижский договор 1856 г. Старые принципы и новые государства, ищущие свое «место под солнцем», новое восприятие принципов Венской системы стали одними из факторов, способствовавших распаду и разрушению Венской системы международных отношений. Ввиду преобладающей роли, сыгранной Францией, Конгресс для заключения мира состоялся в Париже; он открылся 25 февраля 1856 г. Трактат был подписан 30 марта.
Одновременно нужно понимать, что общие интересы не должны противоречить национальным. Ещё они должны нести какую-либо пользу для стран-участниц «оркестра», чтобы существовала заинтересовать в участии в его деятельности. Намного сложнее обстоят дела с понятием политического «дирижера», которое необходимо разобрать уже на примере «европейского концерта» первой половины XIX века. Ключевыми музыкальными инструментами, которые были представлены европейской публике на этом «концерте», были английская скрипка, австрийский орган, прусский гобой, российской контрабас и французская труба. Кроме этих инструментов в «европейском оркестре» были задействованы и другие, но чаще всего они играли музыкальную партию своих покровителей-великих держав. Принцип равновесия сил и принцип легитимизма, то есть принцип незыблемости существующего позднефеодального порядка, подкрепленного древними и современными соглашениями. Существование общепризнанного одного «дирижера» «европейского оркестра» в этот период является спорным утверждением. На мой взгляд, под «дирижером» «европейского оркестра» нужно понимать именно тех личностей, которые вносят наибольший вклад в сохранение системы. Среди тех, кто играл в этом процессе важную роль американский политик Генри Киссинджер выделяет министров иностранных дел Австрии и Великобритании Клеменса фон Меттерниха и Роберта Кэслри соответственно. Американский политолог Фрэнсис Фукуяма добавляет к ним российского императора Александра I.
Радикальным направлением социализма является идеология марксизма. Идеологию марксизма не следует путать с марксизмом как теорией. Материальной основой, которая оказывает определяющее влияние на все стороны жизни общества, Маркс считал способ производства, который представляет собой единство производительных сил кто производит материальные блага и производственных отношений отношений между теми, кто производит и кто потребляет блага. Именно поэтому государства на международной арене Маркс рассматривал как вторичных акторов, а сами международные отношения — лишь как надстройку над экономическим базисом, который и определяет все взаимоотношения. Теории Маркса развил В. Межвоенная система международных отношений: формирование «классических» теорий Относительно стабильная многополярная система «Европейского концерта» прекращает существование с началом Первой мировой войны 1914-1918. Локальная война на Балканах в 1914 г. Первая мировая война отличалась от войн предыдущих столетий прежде всего своим географическим охватом. Одним из главных геополитических последствий войны стал распад четырех империй — Австро-Венгерской, Османской, Германской, а также Российской, вместо которой впоследствии возникает Советский Союз. В 1919 г. Исследователи межвоенного периода Питман Б. В 1943 г. Согласно федералистам для создания нового политического сообщества необходимо заменить национальные правительства наднациональными институтами. В то же время были у данных подходов и общие черты: их целью было обеспечение мира, а само существование национального государства представлялось скорее как препятствие на этом пути; государство-нация и привязка к территории воспринимались как пережиток Вестфальской системы мира, само устройство которой провоцировало войны и конфликты. Большинство стран выходят из кризиса лишь к 1933 г. Государства отреагировали на спад в экономике введением протекционистских мер, что привело к снижению объемов международной торговли. В 1936 г. Государство должно обеспечивать полную занятость населения за счет оплачиваемых из бюджета общественных работ или государственных заказов. Идеи Кейнса активно применялись государствами как для выхода из Великой депрессии, так и для преодоления экономических последствий Второй мировой войны. Резкий рост безработицы и обнищание населения в период Великой депрессии привели к появлению в обществе радикальных настроений и росту популярности коммунистической и нацистской идеологий: например, в 1933 г. В целом после Первой мировой войны, согласно периодизации С. Смена режимов сопровождалась расцветом фашизма, нацизма и других милитаристских идеологий. Однако стран, осуществивших поворот к авторитаризму в межвоенный период, оказалось больше, в основном это были страны, где демократия установилась относительно недавно и не успела консолидироваться, то есть укрепиться.
Что же является причиной этих изменений? Говоря марксистским языком, систему международных отношений можно, видимо, охарактеризовать как надстройку над базисом мировой цивилизации. Именно прогресс мировой цивилизации породил в начале XIX в. Один из создателей теории взаимозависимости в международных отношениях американский исследователь Э. Морзе выделил среди аспектов прогресса мировой цивилизации, которые оказывают наибольшее влияние на систему международных отношений, прежде всего "рост населения земного шара после 1750 г... Modernization and the Transformation of International Relations. Практически каждый из специалистов в области международных отношений выдвигает собственный набор факторов, максимальным с его точки зрения образом влияющих на прогресс мировой цивилизации и, соответственно, на эволюцию системы международных отношений. Представляется, что такие аспекты экономического и технологического прогресса, как совершенствование средств ведения вооруженной борьбы, транспорта и связи, оказывают особое влияние на преодоление анархии в международных отношениях и привнесение в эти отношения регламентации и порядка. При этом вооружение и военная техника обладают свойством нивелировать некоторые различия в экономическом развитии государств. Совершенствование же средств коммуникации способствует многократному увеличению возможностей контактов между людьми и, тем самым, расширяет спектр возможностей возрастания взаимозависимости между субъектами международных отношений. В то же время следует заметить, что соотношение между степенью взаимозависимости между субъектами международных отношений и уровнем управляемости системой международных отношений не является линейной функцией. Об этом свидетельствует исторический опыт. На протяжении последних 500 лет наблюдалось неуклонное увеличение межгосударственной взаимозависимости, которое проявилось в колоссальном росте международной торговли, средств сообщения, культурных обменов, межчеловеческих связей, но это обстоятельство не смогло, однако, предотвратить столь же значительного роста жертв и разрушений в ходе межгосударственных войн и конфликтов. Очевидно, что увеличение контактов и взаимозависимость сами по себе не способны гарантировать прочный мир и стабильность на мировой арене. Государства, особенно обладающие огромной военной мощью великие державы, способны при определенных условиях разорвать путы взаимозависимости в том случае, если соотношение сил, общий ход развития международной ситуации, с их точки зрения, меняется не в их пользу - как это было и в 1914, и в 1939 г. В этом случае система международных отношений, показав ограниченность своих возможностей, свою неспособность урегулировать мирным путем международные противоречия, вступает в глубокий кризис, который при определенных обстоятельствах может оказаться для нее фатальным как это и случилось, скажем, с "европейским концертом". Глубинные причины этого кризиса, по нашему мнению, заключаются в том, что система международных отношений становится неадекватной прогрессу мировой цивилизации в случае с "европейским концертом" европоцентрическая картина мира вступила в противоречие с внеевропейским развитием производительных сил США, Японии и т. Иными словами, надстройка, как относительно стабильное и институционализированное явление, может стать препятствием для развития находящегося в состоянии постоянной эволюции базиса, то есть мировой цивилизации. Тогда система международных отношений перестает выполнять свои функции регулятора международных отношений и наступает кризис этой системы. Формы, в которых проявляется этот кризис, могут быть самыми разными, но в основе, как правило, лежит борьба между великими державами - сторонницами "статус-кво" и т. По словам Г. Киссинждера, "стоит только появиться державе, которая считает, что международный порядок или способ его легитимации является деспотическим, как отношения между ней и другими державами становятся революционными. В этом случае проблемой становится не урегулирование разногласий внутри данной системы, а обеспечение существования самой системы" Kissinger H. С полным на то основанием историки международных отношений особенно представляющие державы-победительницы в двух мировых войнах склонны считать "ревизионистскими" державами прежде всего Германию, а также Италию и Японию. В адрес именно этих стран звучат обоснованные обвинения в том, что, будучи неудовлетворенными сложившейся системой международных отношений конкретно, современной им диспозицией "европейского концерта" , они всячески расшатывали последнюю и в конечном итоге способствовали ее гибели в огне двух мировых войн. Никольсона: "Немецкая политика является в основном "политикой силы"... Для немцев кажется важнее внушать страх, чем доверие, а когда, как это неизменно случается, напуганные страны объединяются для защиты, они жалуются на "окружение", совершенно не замечая того, что их собственные методы и угрозы вызвали эту реакцию" Никольсон Г. Великобритания на пути к охране "статус-кво" создавала свою империю "над которой никогда не заходит солнце" , ломая предшествующий порядок. То же самое можно сказать о колониальной политике других членов Антанты - Франции и России, которые, к тому же, выступали накануне первой мировой войны за насильственный территориальный передел в Европе французы претендовали на Эльзас и Лотарингию, а русские - на Босфор и Дарданеллы. Таким образом, как свидетельствует опыт истории, не только "революционные", но и "контрреволюционные" державы сохраняют потенциал экспансии и агрессии - и останавливает последних не только миролюбие, но и опасение потерять больше, чем приобрести. Когда разногласия между великими державами - сторонницами "статус-кво" и "ревизионистскими" великими державами не удается более регулировать посредством механизмов аккомодации, имеющихся в рамках системы международных отношений, наступает новый раунд борьбы за великодержавную гегемонию. Результатом этой борьбы становится новая система международных отношений, которая, в соответствии с интересами держав-победительниц, и определяет порядок в мире и основополагающие нормы международного права на протяжении всего жизненного цикла новой системы - от ее зарождения и до гибели. До тех пор пока великие державы готовы решать свои проблемы силой оружия, никакие нормы международного права, никакие моральные нормы и идеологии не в состоянии будут предотвратить неизбежную Большую Войну, то есть войну между великими державами за гегемонию в мире. В этом мнении сходится большинство исследователей. Шахтера: "Международное право - это не идеальная конструкция, созданная и функционирующая исключительно исходя из своей внутренней логики... Международное право должно рассматриваться как продукт исторического опыта, в котором мощь и "соотношение сил" являются детерминантами. Те государства, которые располагают мощью,... Есть все основания для заключения, что баланс мощи будет в целом совместим с международным правом и благоприятен к нему. Другой вопрос возникает, однако, когда достижение равновесия сил становится причиной для незаконного использования насилия... International Law in Theory and Practice. Европейский концерт как система. Первой устойчивой международной системой стал т. Это важнейший этап в истории международных отношений, оказавший сильнейшее воздействие на современный мир. Основными чертами сформировавшейся системы были следующие. Развитие международных отношений зависело от очень узкого круга - пяти великих европейских держав.
History of The Concert of Europe (1815-22)
Ее также называют системой Меттерниха потому что это один из ее пропагандистов , пентархией из-за количества ее государств-членов или Венской системой из-за Венский конгресс. Его основание было осуществлено Австрией , Пруссией , Россией и Великобританией , которые были странами-участницами Четверного союза , разгромившего Наполеона и его Первую Французскую империю. Франция станет пятым участником концерта. Первоначально личностями, продвигавшими этот концерт, были министр иностранных дел Великобритании лорд Каслри , канцлер Австрии Клеменс фон Меттерних и русский царь Александр I.
Мы получили экономическую катастрофу, а вместо ожидавшейся помощи — снисходительные усмешки «победителей». Отношение Запада к России весьма напоминало отношение победивших великих держав к постнаполеоновской Франции. В 1990-е годы Запад, обустраивая и расширяя свою систему, действовал в основном либо не считаясь с Россией, либо против нее. А Россия после эйфории, вызванной перспективами сотрудничества с Западом, с середины прошлого десятилетия начала отвечать взаимностью. Но это произошло не из-за неизбывной «имперской ностальгии», как считает Збигнев Бжезинский, а в силу небезосновательного впечатления, что движущей силой западной политики являются доктринальная русофобия, желание окружить и изолировать Россию.
Признаков этого было более чем достаточно — от расширения НАТО до бомбардировок Югославии, несмотря на отчаянные протесты Москвы. Отношение Запада к постсоветским государствам прямо зависело от степени их дистанцированности от Москвы. Да и сами россияне на протяжении десятилетия предавались самоуничижению, испытывая фантомные боли, тосковали по потерянной стране и утрировали слабость страны обретенной. Россия — не СССР. По многим параметрам она меньше и слабее. Но все еще сохраняет свои позиции или где-то даже усиливает их. Россия не занимает, как СССР, одну шестую поверхности земной суши, но, занимая одну восьмую, остается самой большой страной в мире. По численности населения она шестая на планете 145 миллионов , а русский язык — пятый по числу «пользователей» 284 миллиона человек.
Культурное, экономическое, политическое влияние России на постсоветском пространстве сохраняется. Россия — не одна из двух сверхдержав. Но она сохранила статус одной из великих держав, постоянного члена Совета Безопасности ООН с правом вето, и от нее зависит легитимизация акций мирового сообщества или отдельных стран. Ситуация в российской экономике далеко не блестящая, но в последние несколько лет ее рост заметно выше среднемирового. ВВП, который в основном приводится по обменному курсу рубля к доллару, а потому выглядит сопоставимым с голландским, в пересчете по паритету покупательной способности рубля в 2000 году составил 1 085 миллиардов долларов, что вывело РФ на девятое место в мире — перед Бразилией или Канадой. По прогнозам, к 2015-му по размеру экономики Россия обойдет Великобританию, Италию, Францию и окажется шестой в мире. Ни одно из предприятий в советские годы не входило в список крупнейших компаний мира Fortune-500, теперь же таких несколько, причем надо учитывать, что все российские компании недооценены. В советские времена внешний долг рос, а только за 2001 год он сократился на 13,2 миллиарда долларов, составив вполне посильную сумму в 130,1 миллиарда.
Россия заметно улучшила свою кредитную историю. Рыночная среда, пусть несовершенная, заработала. Россия обладает самыми большими в мире запасами минеральных ресурсов и является крупнейшим игроком на энергетическом рынке. А с учетом добываемого и экспортируемого газа Россия стала самым крупным поставщиком энергоносителей в мире. При этом она единственная страна, которая может играть как с ОПЕК, так и против нее, официально присутствуя на встречах и экспортеров жидкого топлива, и потребителей «восьмерка» , выступая в роли «нефтяного рефери». На Западе всё больше осознают, что Россия является куда более стабильным и надежным партнером в энергетической сфере, чем арабские производители. А после отказа США ратифицировать Киотский протокол именно от России зависит, вступит ли этот документ в силу. Россия сохраняет огромный, хотя во многом и остаточный, военный потенциал.
Она — ядерная сверхдержава, одна из двух стран, которые способны в мгновение ока уничтожить все живое на планете. У России заметно больше танков и бронемашин, чем у США. По тем компонентам военной силы, в которых Америка доминирует — авиация, флот, космические аппараты, — Россия оказывается второй. Былое советское космическое превосходство ушло в прошлое, но и сейчас в космосе находятся 43 российских спутника военного назначения. Это больше общего количества космических аппаратов, выведенных на орбиту за всю историю любой другой страной за исключением США, а также Японии 72 аппарата. Международная космическая станция, созданная и обслуживаемая при самом активном российском участии, является хорошим символом Концерта. На рубеже веков выяснилось, что от России зависит решение целого ряда региональных проблем. Запад путем проб и ошибок уже убедился, что без участия России или тем более вопреки ее интересам невозможно добиться демократизации Белоруссии, стабилизации положения в Центральной Азии или Закавказье.
От России так или иначе зависят транспортные коридоры в Евразии. Постоянная борьба за альтернативные, в обход России, пути транспортировки энергоносителей на самом деле отражает уже существующее решающее влияние российского государства. Россия рассматривается единственным «честным брокером» в межкорейских отношениях, и без ее усилий вряд ли было бы возможно возобновление межкорейского диалога и начало экономических реформ в КНДР. Столь же уникальна роль Москвы на Ближнем Востоке, где она пользуется доверием и старых друзей — палестинцев, и новых — израильтян. Заметное улучшение российско-израильских отношений изменило характер связей с Западом. Еврейское лобби в Вашингтоне, которое традиционно было жестко антироссийским, теперь лоббирует отмену поправки Джексона — Вэника и защищает политику Москвы в Чечне. Роль России в мире велика. При этом она объективно обречена на то, чтобы быть самостоятельным игроком, отдельным центром силы, который не растворится в каких-либо межгосударственных объединениях.
В отличие от множества стран мира Российская Федерация сохранит свой суверенитет. И хотя бы в силу своего географического положения она обречена быть глобальным игроком. Тенденция относиться к России как к третьеразрядной побежденной стране стала ослабевать еще до 11 сентября. А после этого трагического дня на Западе стремительно нарастает ощущение, что Россия во многих отношениях является «незаменимой державой». Москва оказалась весьма ценным участником антитеррористической коалиции. Ее ставки и опыт в регионе Афганистана больше, чем у кого-то еще, и она существенно помогла США, предоставляя разведывательную информацию, воздушные коридоры для военных самолетов, доступ к базам в бывших советских республиках. Произошел пересмотр ряда приоритетов американской внешней политики, что и положило начало тому, что я бы назвал революцией в российскоамериканских отношениях. С российской стороны концептуальной основой сближения стала прагматическая «доктрина Путина», нацеленная на возрождение страны через интеграцию в глобальную систему, что, в свою очередь, зависит прежде всего от сотрудничества с Западом.
Как говорил Путин, в основе «доверительного партнерства» с США — «новое прочтение национальных интересов двух стран, а также схожее представление о самом характере современных угроз». В результате российско-американские отношения в последние месяцы достигли, уверен, самой высокой точки за всю историю — с момента принятия Декларации независимости США. Заявив о прекращении соперничества, президенты Путин и Буш выразили «приверженность продвижению общих ценностей», среди которых были названы права человека, терпимость, религиозные свободы, свобода слова, экономические возможности и верховенство закона. Российско-американская группа по борьбе с терроризмом уже не ограничивается афганской тематикой. Она расширила свой мандат и теперь решает проблемы, связанные с Центральной Азией, индийско-пакистанским конфликтом, Юго-Восточной Азией, Йеменом; осуществляет меры по борьбе с ядерным, химическим и биологическим терроризмом, с распространением наркотиков. Был заключен Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов, хотя первоначально администрация Буша вообще не собиралась связывать себя какими-либо обязательствами в ядерной области. Между Россией и США еще остается много разногласий. Официально исключив друг друга из числа потенциальных военных противников, обе страны, тем не менее, сохранили прежние списки ядерных целей.
Но это не производное от агрессивности, а скорее стимул для дальнейших сокращений СНВ: ведь оставленные боеголовки 1,7—2,25 тысячи надо на кого-нибудь да направлять! Больше таким огромным количеством сдерживать некого. Россия не согласна с дестабилизирующим решением США выйти из Договора по ПРО, но, похоже, это решение может скорее отразиться на американо-китайских отношениях. Многие из российских шагов в отношениях с Ираном и Ираком, также как и российские поставки ракетной техники в Китай, вызывают споры. Однако свои действия на этих направлениях Россия координирует с Вашингтоном и не преступит тот порог, за которым может начаться конфронтация с США. Полагаю, не сделает этого и Америка. Остаются еще сталь хотя по России санкции ударили слабее, чем по другим сталепроизводящим странам , куриные окорочка, поправка Джексона — Вэника. Но у кого сейчас нет противоречий?
Главное — это готовность обсуждать разногласия в конструктивном ключе и двигаться вперед. США и Россия больше не разыгрывают друг против друга карты прочих крупных стран, как раньше, когда Москва пыталась углубить, скажем, американо-европейские противоречия, а Вашингтон — советско-китайские. Партнерство можно наблюдать и невооруженным глазом: во время европейского турне Буша в мае 2002-го толпа выступавших против политики США была значительно меньше в Москве, чем в Германии и Франции. Я вовсе не против Антанты, которая была рождена в эпоху первого Концерта. Но я не вижу формальных причин, по которым она не может быть глобальной, нацеленной не на ограничение стратегического влияния Европы, Китая и Японии, а на совместные действия. Ведь не мешает же российско-американское партнерство развитию отношений нашей страны с НАТО. Впервые западные страны делегировали российскому лидеру полномочия для выполнения согласованной задачи — наведения мостов между Индией и Пакистаном. Раньше России не доверяли столь серьезных посреднических миссий.
Западная пресса по-прежнему относится к России с предубеждением, но уже с меньшим, чем прежде. Имидж страны сейчас лучше, чем когда-либо.
Найдено 1 определение Европейский концерт В 1815 г. Венская система международных отношений Европейский концерт - структура межгосударственных отношений в Европе, сложившаяся после войн Наполеона I 1799—1814 гг.
Вопреки всем сомнениям, творцам Венской системы это удалось. Кто же смог обеспечить долгий мир? В 1815 году за столом переговоров собрались державы-победительницы, а супротив себя посадили Францию. Чтобы понять идею Венского конгресса, нужно обратиться к межличностным отношениям Наполеона и Александра I, гениальность которого многие историки недооценивают. Два великих человека вели между собой состязание, кто из них более велик.
Наполеон был гением войны. Александр понимал, что на этом поприще с ним состязаться было невозможно. Поэтому русский император предпочел стать гением мира. Великих полководцев всегда было много, а тех, кто обеспечивал долгий мир и процветание, не было. Этим объясняется его экспансивно-миролюбивое настроение в Вене. Фактически Александр всех принуждал к миру, принуждал других европейских правителей разделить его философию мира. И в том числе благодаря Александру Франция вернулась в сообщество великих держав. Англия была настроена еще долго держать за решеткой побежденную Францию, но российский император сказал «нет». Как воспринимали тогда Россию в Европе?
Английский историк Доминик Ливен недавно написал книгу о русско-французском противоборстве. В ней есть примерно такая фраза: Европа ликовала, встречая Александра I и русские войска, потому что ни с чем иным не ассоциировались Александр I и русское войско, которое следовало за ним, как с благодетелями, которым нужно низко поклониться в ножки. Заметьте, что это признает английский историк. Александра Европа действительно обожала. Он был всеобщий кумир. Российский император был органичен для европейской культуры, а это имело огромное значение. Он знал несколько языков: прекрасно говорил и писал на французском, владел английским. Ему не нужны были переводчики. Есть свидетельства, что еще в 1807 году, во время встречи на реке Неман, российский император произвел колоссальное впечатление на Наполеона.
Французский император был скуп на комплименты со всеми, кто не поднимался до планки его величия. А Александра с первой встречи он удостоил чести быть себе ровней. Россия в лице императора Александра играла не просто одну из ключевых ролей, а именно первую скрипку в европейском «оркестре»? Именно, первую скрипку. Благодаря Александру I стало возможным строительство совершенно уникальной Венской системы мира. Она оказалась устойчивой, просуществовав 39 лет — до 1854 года, когда англичане и французы ввели свои корабли в Черное море с началом Крымской войны. На сегодняшний день Венская система мира является второй «долгожительницей» после Ялтинско-Потсдамской системы. Ее стабильность обеспечивала пентархия — власть пяти держав. Если возникала угроза миру, то они снова собирались на конгрессы и совместно решали, что противопоставить этой угрозе.
А угроз стабильности в Европе было две: революции и «восточный вопрос». Речь шла о судьбе народов, которые стремились освободиться от османского ига. Удивительно, что при наличии такого «горючего материала» мир не полыхнул в течение почти сорока лет. Это удалось предотвратить благодаря личности Александра и его державе, обеспечивавших «диктатуру мира» вместе со своими союзниками — Австрией и Пруссией, которых российский император фактически загнал в Священный союз консервативный союз трех империй, созданный на Венском конгрессе с целью поддержания установленного миропорядка. Российский император нашел ту сердцевину, которая обеспечивала мир в Европе. Он рассуждал так: если Англия и Франция начнут возражать, то перевес окажется на стороне Священного союза, в центре которого находилась самая большая сухопутная империя мира, единая, как железный кулак. Британская империя, кстати, так и не стала кулаком из-за того, что ей постоянно приходилось преодолевать моря и океаны. Получилась система баланса сил, если говорить современным языком... Венская система держалась на противостоянии между группами стран.
В каждой из них был свой лидер: с одной стороны — Россия, с другой — Британия. Именно после Венского конгресса начинается большая геополитическая игра между двумя империями, которые разрабатывают правила игры, балансируя на грани войны. При этом обе стараются не допускать прямого столкновения. Фактически это была холодная война между двумя империями, которая и обеспечивала устойчивость системы. Российская и Британская империи — сверхдержавы образца XIXвека. Франция пробовала выйти на этот статус, но у нее не получилось. А вот восходящие гиганты — Британская и Российская империи — были теневыми, закулисными гарантами Венской системы. Потом англичанам мир надоел, и они позволили начаться Крымской войне. Архитекторы Венской системы сами верили в свой успех?
Британский министр иностранных дел Роберт Каслри, который предложил идею системы конгрессов, сам не очень верил в эффективность своей идеи. Когда министр иностранных дел Австрии Меттерних получил акты Священного союза, то посчитал, что Александр не совсем здоровый человек. Мол, откуда у русского императора взялись такие фантазии после того, что произошло в Европе? Заметьте: сомневался в этом не кто-нибудь, а такой гениальный дипломат, как Меттерних. Французский министр иностранных дел Талейран тоже считал затею с системой конгрессов детскими забавами. По большому счету никто, кроме Александра I, не верил в устойчивость этой системы. А между тем она оказалась жизнеспособной. Как получилось, что абсолютный монарх Александр настоял на либерализации Европы? После Наполеона Европа сильно изменилась.
Он привил населению вкус к таким вещам, как свобода, избирательное право, равенство. Наконец, он пришел со своим кодексом Гражданский кодекс Наполеона 1804 года, который с некоторыми изменениями действует во Франции по сей день. После Наполеона Европа не могла ходить в консервативных оковах. Перед участниками Венского конгресса стояла сложная задача: с одной стороны, укрепить основы монархизма, а с другой — ввести какие-то послабления.