Василий Аксенов Победа рассказ с преувеличениями.
«Тема художника в произведениях Аксенова»
Да и "сила" считаться возвышенной не может, если она выражена в двух крепких кулаках с нелепой татуировкой неопределенного имени "Г. Особенность композиции заключается в изображении двух совершенно отличных миров: разума и силы, меж которыми как бы происходит постоянное метание. То выступают думы гроссмейстера, то Г. Да и сама победа скользит от одного к другому, находя приют там, где она была до изнеможения, но бессмысленно желанна. Также в рассказе "Победа" соблюдено единство времени, места, действия. Это позволяет ему считаться логически завершенным, полным и целостным. И действительно, Аксенов проводит мысль о борьбе разума и силы от самого ее зарождения и до разрешения скрытого конфликта, когда на шахматной доске сходятся два противоположных явления. И место действия довольно знаково. Его движение соизмеримо с движением жизни, и он как нельзя кстати "скорый", что говорит о стремительности проходящего жизненного времени.
Аксенов довольно часто использует повторы, которые зачастую становятся подтверждением пометки автора "Рассказ с преувеличениями" и несколько предопределяют завершение рассказа. Так, например, Г. И далее "центра сразу превратился в поле бессмысленных и ужасных действий", "ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни". Несомненно, и упомянутые ранее кулаки и розовый крутой лоб Г. Важное значение имеют и художественные детали. К ним относятся не только выдающиеся кулаки Г. Также важное значение принимает и цвет шахмат.
Есть особая элегантность в том, чтобы не обнажать головы на похоронах — «Пусть смерть первой снимет шляпу», как говорил у Набокова выдуманный им философ Пьер Делаланд; но есть и горькая, простая, американская серьёзность жизни и смерти как они есть, и Хемингуэй здесь по-своему трогательней, а то и глубже. Набоков обладает безупречным вкусом, а Хэм — вкусом весьма сомнительным, хотя европейская выучка и посбила с него апломб и крутизну американского репортёра; но мы-то знаем, что для гения художественный вкус необязателен, гений творит новые законы, а по старым меркам он почти всегда графоман. И Набоков, и Хемингуэй любят общий сквозной сюжет, для их поколения вообще типичный: «Победитель не получает ничего». Федор Годунов-Чердынцев накануне первой ночи с Зиной оказывается у запертой двери без ключа; переживший гениальное озарение Фальтер никому не может рассказать о нем; Гумберт добивается Лолиты — только для того, чтобы потом каждый день и час терять её. Победителю достается только моральная победа — как изгнанному, уволенному, всеми осмеянному Пнину: утешение его — в собственной интеллектуальной и творческой мощи, в том, что он Пнин и никем другим не станет. Сам автор, триумфатор, красавец, всеобщий любимец,— формально одолевая его и занимая его место, завидует ему. Пожалуй, «Победа» копирует бессознательно, конечно не столько сюжет «Защиты Лужина», с которой её роднит только шахматная тема,— сколько фабулу «Пнина», где в функции деликатного гроссмейстера оказывается кроткий, любящий, мечтательный русский профессор. А торжествующая витальность, вытесняющая его из университета и из жизни,— персонифицирована, как ни печально, в рассказчике, хоть он и ничуть не похож на Г. Рассматривая классический сюжет «Winner gets nothing», как и назывался один из лучших сборников Хемингуэя, — Хэм и Наб подходили к нему по-разному. Утешение проигравшего, по Набокову, в том, что в настоящей игре он победит всегда, а грубые земные шахматы — всего лишь приблизительная и скучная буквализация. Проигравший утешен — как гроссмейстер у Аксёнова — тем, что «никаких особенно крупных подлостей он не совершал», тем, что честен и чист перед собой, тем, что у него есть музыка Баха, дружеская среда и галстук от Диора. По Хемингуэю, победителей нет вообще. Побеждает тот, кто независимо от конечного результата держится до конца; тот, кто привозит с рыбалки только огромный скелет марлиня, и этот скелет олицетворяет собою всё, что получает победитель. И по нему видно, какую великую прозу мы писали бы, если бы на пути к бумаге великая мысль не превращалась в собственный скелет. По Хемингуэю, главная победа неудачника — сам масштаб неудачи. Тот же, кому досталась удача, по определению мелок. Если герой не погибает — это не герой. Коллизия у Аксёнова — именно набоковская: тайная радость победителя — в том, что побеждённый так и не сознает собственного поражения; в том, что «Победитель не понимает ничего». Играя в купе скорого поезда с самодовольным идиотом, не способным оценить легкую, летучую прелесть мира,— с идиотом, чья шахматная мысль не идёт дальше формулы «Если я так, то он меня так», — гроссмейстер может утешаться тем, что сам он выстраивает великолепную партию, хрустальную, прозрачную, бесконечно тонкую, как бисерные хитрые комбинации в романе Гессе. Поражение, которое нанесено в России свободе, мысли, прогрессу, вообще всему хорошему, всему, что только и делает жизнь жизнью,— не окончательно уже потому, что Г. Есть ковбои Билли и красотки Мэри, есть Рижское взморье, дачная веранда, есть среда, в которой гроссмейстер уже не одинок. Есть и хорошо простроенная ироническая самозащита — золотой жетон, знаменующий собою не столько капитуляцию, сколько новый уровень издевательства над противником. Трифонов ставит вопрос тяжелей и серьёзней — и рассказ его появляется не в легкомысленной «Юности» к тому же в юмористическом отделе , а в традиционалистском «Знамени», бывшем тогда оплотом военной прозы. Поражение тут не столько историческое, общественное,— сколько онтологическое дети, как мы знаем, любят умные слова и охотно запоминают их. Советские журналисты направляются к единственному выжившему участнику второй — парижской — Олимпиады. Он прибежал тогда последним, но называет себя победителем. Потому что все остальные, попав в чудовищный ХХ век, сошли с дистанции, а он всё бежит свой сверхмарафон. Он одинок, выжил из ума, у него лысая голова и лысые десны, его называют грязнулей, вонючкой,— у старика никого нет, и за ним ходит сиделка; он ничего не помнит и почти ничего не понимает, но в глазах его тлеет огонек мафусаиловой гордости — он жив! Он видит эту остренькую звезду в окне, он чувствует запах горящих сучьев из сада... И Трифонов выясняет отношения не столько с Хемингуэем, сколько с героическим поколением родителей судьба репрессированных родителей была для него — как и для Аксёнова — вечной травмой. Эти герои полагали, что имеет смысл только жизнь, наполненная подвигами, в крайнем случае интенсивнейшим трудом. А вот поколение сыновей уже не знает, в чем больше смысла — в самосжигании, саморастрате или в выживании любой ценой; ведь, кроме жизни, ничего нет, и никакого смысла, кроме как видеть, слышать, вбирать, чувствовать,— нету тоже. Вот есть Базиль, который не хочет такого черепашьего бессмертия, который жжёт свечу с двух концов,— и Семёнов в самом деле прожил всего 61 год, буквально сгорел, оставив гигантское наследие, девять десятых которого сегодня уже забыто. И есть старик, не совершивший в жизни решительно ничего,— но он жив, и никакой другой победы не будет. Можно спорить о величии подвига, о коллективной воле, о фантастических свершениях,— но умирает-то каждый в одиночку, как писал еще один великий прозаик XX столетия. И не смешны ли перед лицом старости и смерти все эти мысли о величии собственного дела, если само это дело к 1968 году выглядит уже обречённым? А в это время, надо признаться, в мире не осталось ни одной идеологии, с которой можно было солидаризироваться без чувства стыда: все рецепты всеобщего счастья в очередной раз треснули. Дети обычно с удовольствием обсуждают «Победу» и почти всегда утверждают, что гроссмейстер победил независимо от авторской оценки: мат поставил? Заметил Г. Важен результат! Отрезвляющая реплика учителя о том, что результатом-то является золотой жетон, пролетает мимо ушей. Выиграл — и достаточно, а поняли ли дураки свое поражение — нас волновать не должно. Дети ещё малы и не понимают, что сегодняшний Г. Вероятно, происходит это потому, что главной ценностью и главной победой все ещё остается жизнь — а не, допустим, правда или творчество. Побеждает тот, кто дольше всех бежит — неважно, с каким результатом. И ужасаясь этому, как Аксёнов, — в душе мы готовы скорей смириться с этим, как Трифонов. Очень уж хорошо пахнут горелые сучья. Василий Аксенов рассказ с преувеличениями В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. Когда поезд тронулся, спутник гроссмейстера с наивной хитростью потянулся и равнодушно спросил: — В шахматишки, что ли, сыграем, товарищ? На выпуклости между большим и указательным пальцами левого кулака татуировкой было обозначено: «Г. В дороге шахматы — милое дело, — добродушно приговаривал Г. Несколько раз перед его глазами молниями возникали возможные матовые трассы ферзя, но он гасил эти вспышки, чуть опуская веки и подчиняясь слабо гудящей внутри, занудливой, жалостливой ноте, похожей на жужжание комара. Гроссмейстер был воплощенная аккуратность, воплощенная строгость одежды и манер, столь свойственная людям, неуверенным в себе и легкоранимым. На левом фланге фигуры столпились таким образом, что образовался клубок шарлатанских каббалистических знаков. Я отказываюсь, примите мой отказ», — панически быстро подумал гроссмейстер, потом догадался, в чем дело, и улыбнулся. Личная вилка, ложка и нож, личные тарелки и пузырек для мокроты. Жалко терять стариков». Увы, круп коня с отставшей грязно-лиловой байкой был так убедителен, что гроссмейстер пожал плечами. Жертвуете ладью ради атаки? Здесь хорошо; во всяком случае, самолюбие не страдает. Внедрение черного коня в бессмысленную толпу на левом фланге, занятие им поля b4, во всяком случае, уже наводило на размышления. Все это верно, в мире бродят славные дурачки — юнги Билли, ковбои Гарри, красавицы Мэри и Нелли, и бригантина поднимает паруса, но наступает момент, когда вы чувствуете опасную и реальную близость черного коня на поле b4. Несколько мгновений в полном одиночестве, когда губы и нос скрыты платком, настроили его на банально-философский лад. Всю жизнь добиваешься чего-нибудь; приходит к тебе победа, а радости от нее нет. Я везде уже был». Гроссмейстер почувствовал непреодолимое, страстное желание захватить поле h8, ибо оно было полем любви, бугорком любви, над которым висели прозрачные стрекозы. Бурный летний праздник любви на поле h8 радовал и вместе с тем тревожил гроссмейстера. Это была не-любовь, не-встреча, не-надежда, не-привет, не-жизнь. Над ним шумели сосны, а под босыми ногами был скользящий и пружинящий хвойный наст. Он еле сдерживал внутренний рев. Шаг — полсекунды, еще шаг — секунда, еще шаг — полторы, еще шаг — две… Ступеньки вверх. Итак, стало совсем темно и трудно дышать, и только где-то очень далеко оркестр бравурно играл «Хас-Булат удалой». Доска была старая, щербленая, кое-где имелись фрагменты круглых пятен от поставленных в былые времена стаканов железнодорожного чая. Вы сильный, волевой игрок, — сказал гроссмейстер. Он открыл свой портфель и вынул оттуда крупный, с ладонь величиной, золотой жетон, на котором было красиво выгравировано: «Податель сего выиграл у меня партию в шахматы. ДВЕ ПОБЕДЫ Слава Богу, учитель свободен в выборе произведений для изучения в одиннадцатом классе - советская новеллистика шестидесятых-семидесятых представлена «одним-двумя текстами по рекомендации педагога», как это официально называется. Думаю, имеет смысл предложить детям для сравнительного анализа - на уроке или в домашнем сочинении - два рассказа, написанных и напечатанных почти одновременно. Дети реагируют на оба текста весьма заинтересованно - ясно, что гротескная и сюрреалистическая «Победа» при чтении вслух воспринимается гораздо живей, с неизменным хохотом, но тут всё зависит от темперамента: есть люди, которым меланхоличный «Победитель» ближе, поскольку тема смерти, всегда жгуче интересная в отрочестве, тут выведена на первый план. Можно в нескольких словах пояснить на уроке литературную ситуацию второй половины шестидесятых - гибнущую оттепель, судьба которой стала очевидна задолго до августа 1968 года, депрессию и раскол в интеллигентских кругах и кружках, ощущение исторического тупика. Немудрено, что в обоих рассказах речь идет о сомнительных, закавыченных победителях: герой Трифонова, который и на парижской олимпиаде прибежал последним, в буквальном смысле бежит дольше всех и выигрывает в качестве приза такую жизнь, что другой герой рассказа - Базиль - в ужасе отшатывается от этого зловонного будущего. В результате ему торжественно вручается жетон - «Такой-то выиграл у меня партию». За каждым из этих двух текстов стоит серьёзная литературная традиция: Аксёнов - хотя к этому времени, по собственному свидетельству в разговоре с автором этих строк, он и не читал ещё «Защиту Лужина», - продолжает набоковскую литературную игру, стирая границы между реальными и шахматными коллизиями. В «Победе» вообще много набоковского - его упоение пейзажем, вечное сочувствие к мягкости, деликатности, артистизму, ненависть к тупому хамству. Трифонов продолжает совсем другую линию, и тут от источника не открестишься - Хемингуэя в России читали все, а не только писатели, и хемингуэевский метод в «Победителе» налицо: Гладков прав, сказано мало, высказано много, подтекст глубок и ветвист. Правда, в этом бурно и бравурно живущем журналисте угадывается скорей Юлиан Семёнов, нежели Хемингуэй, - но виден и прототип: вся советская молодая проза, не исключая Семёнова, делала себя с Папы. Трифонов и Аксёнов продолжают в шестидесятых вечный спор Наба и Хэма - двух почти близнецов, снобов, спортсменов, почти всю жизнь проживших вне Родины, хоть и по совершенно разным причинам. Оба синхронно опубликовали главные свои романы - соответственно «Дар» 1938 и «По ком звонит колокол» 1940. Хэм любил поболтать в кругу друзей, сколько раундов выдержал бы он - в гипотетическом литературном соревновании, просто терминология у него была боксерская, - против Флобера, Мопассана... Преклонялись они перед Толстым одинаково, почитали и Чехова, и Джойса, - но в остальном... Каламбур, как часто у Набокова, отличный,- но Хемингуэй, как бы сильно ни волновали его колокола и быки, не говоря уж о яйцах, все-таки о другом, и масштаб его проблематики не уступает вопросам, волновавшим Набокова; конечно, глупо рисовать Набокова запершимся в костяную башню эстетом,- в мире мало столь мощных антифашистских романов, как «Bend Sinister», - и всё-таки герои и фабулы Хемингуэя разнообразнее, география шире, самолюбование наивнее и как-то трогательней, что ли. Интересно, что Хемингуэй был довольно славным стариком, хотя до настоящей старости не дожил, - но можно его представить примерно таким, каков Старик в последнем его шедевре: в меру самоироничным, в меру беспомощным, в меру непобедимым. Набоков, вот парадокс, был стариком довольно противным - высокомерным, придирчивым, капризным. Хемингуэй относится к старости с ужасом и достоинством - возможно и такое сочетание; он вообще очень серьёзен, когда речь идёт о жизни и смерти. Для Набокова главная трагедия - непостижимость и невыразимость мира; трагедиями реальными он не то чтобы пренебрегает, но высокомерно, мужественно, упорно отказывает им в подлинности.
В литературе этот расцвет ознаменовался приходом новой волны писателей и поэтов, ставших властителями дум молодого поколения. Одни из них возвращались из лагерей, другие получали возможность печатать запрещенные ранее произведения, а третьи в том числе и Аксенов были совсем новыми людьми в литературе. Аксенов стал в 60-е годы лидером среди молодых прозаиков. Победа один из первых его рассказов. Он совсем маленький, но очень интересный. На шахматной доске сошлись не просто белые и черные фигуры, а две жизни, два взгляда на жизнь. Он аккуратен, воспитан, корректен и, хотя и робок, готов сражаться за свои идеалы до последнего. А ведь это тоже собирательный персонаж.
Если чуть волочить слона по доске, то это в какой-то мере заменит стремительное скольжение на ялике по солнечной, чуть-чуть зацветшей воде подмосковного пруда, из света в тень, из тени в свет. Гроссмейстер почувствовал непреодолимое страстное желание захватить поле "h8", ибо оно было полем любви, бугорком любви, над которым висели прозрачные стрекозы. Бурный летний праздник любви на поле "h8" радовал и вместе с тем тревожил гроссмейстера. Он чувствовал, что вскоре в центре произойдет накопление внешне логичных, но внутренне абсурдных сил. Опять послышится какофония и запахнет хлоркой, как в тех далеких проклятой памяти коридорах на левом фланге. У меня никаких предрассудков на этот счет нет. Просто любопытно. Все равно я его добью, все равно доломаю. Подумаешь, гроссмейстер-блатмейстер, жила еще у тебя тонкая против меня. Знаю я ваши чемпионаты: договариваетесь заранее. Все равно я тебя задавлю, хоть кровь из носа! Он начал атаку в центре, и, конечно, как и предполагалось, центр сразу превратился в поле бессмысленных и ужасных действий. Это была не любовь, не встреча, не надежда, не привет, не жизнь. Гриппозный озноб и опять желтый снег, послевоенный неуют, все тело чешется. Черный ферзь в центре каркал, как влюбленная ворона, воронья любовь, кроме того, у соседей скребли ножом оловянную миску. Ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре. Пора кончать игру. Над ним шумели сосны, а под босыми ногами был скользкий и пружинящий хвойный наст. Вспоминая море и подражая ему, он начал разбираться в позиции, гармонизировать ее.
Писатель Василий Аксёнов. Победа
Василий Аксенов «Победа» (2018) в онлайн-кинотеатре Okko. Высокое качество. Рассказ Василия Аксёнова «Победа»: опыт анализа семантической организации. Вы хотите читать полностью онлайн книгу Победа от автора Василий Павлович Аксенов бесплатно без сокращений, и библиотека Knigochet дает вам такую возможность.
Василий Аксёнов "Победа" - рассказ о смерти на доске и о жизни в шахматных фигурах.
Рассказ Аксенова "Победа" написан в начале шестидесятых годов, в разгар хрущевской оттепели. В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. Автор: Аксенов Василий. Название: Победа. Жанр: Современная проза. Издательский дом: Тест. Год издания: 1991. Аннотация: Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. Василий АКСЕНОВ, писатель. Вместо предисловия. Рассказ "Победа" появился в журнале "Юность" в 1965 году. А написан был в Дубултах, на Рижском взморье, где в советское время находился так называемый Дом творчества писателей. Василий Аксенов «Победа» (2018) в онлайн-кинотеатре Okko. Высокое качество. Читайте интересные рецензии и отзывы читателей на книгу «Победа», Василий Аксенов. Более 1 отзывов и рецензий, рейтинг книги по версии читателей электронной библиотеке
Василий Аксенов. Победа»
| Василий Аксенов. Победа» | В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над. |
| Книга Победа Василий Павлович Аксенов - | Дома творчества дикую кличку Он отринул и вытер с доски Так вот в таком же "Доме творчества", только в Дубултах, и не в снегопад, Василий Аксенов наблюдал за любительской шахматной партией своих друзей, известных писателей Бориса Балтера и Анатолия Гладилина. |
| Аксенов победа анализ произведения. Анализ рассказа Аксенова «Победа» (Сочинение на свободную тему) | информация о книге. Вы найдете рецензии и отзывы читателей, цитаты из произведения, экранизации, а также интересные факты на |
| Василий Аксенов ★ Победа читать книгу онлайн бесплатно | 2) «альтернативность»; выражается в противопоставлении «победа – поражение», «победитель – побежденный», а также в грамматической валентности глагола «победить», требующего двух актантов – субъекта и объекта. |
| Аксенов победа анализ произведения. Анализ рассказа Аксенова «Победа» (Сочинение на свободную тему) | Добрый день, дорогой друг!В этом выпуске я расскажу тебе про рассказ "Победа", принадлежащий перу великого советского-русского писателя Василия Павловича Акс. |
Авторизация
- Сочинение на тему Василий Аксенов. "Победа" (рассказ с преувеличениями). Аксенов В.П.
- Василий Аксенов - Победа
- Аксенов победа анализ произведения. Анализ рассказа Аксенова «Победа» (Сочинение на свободную тему)
- Победа Аксенов Василий
- Победа Аксенов Василий
Аксенов победа краткое содержание. Анализ рассказа Аксенова «Победа» (Сочинение на свободную тему)
А я, между прочим, тогда еще и не читал романа. К тому же Набоков сам был сильным шахматистом, а я все-таки далек от серьезной игры. Один умный человек философски заметил, что в этом рассказе показано отражение глубокого процесса в сознании шахматиста, соединяющего свои ходы с какими-то глубинными, потаенными ассоциациями в своей жизни, а, может быть, и не своей. Не буду с ним спорить… - Вы встречались со многими шахматистами? Вспоминаю один смешной случай. Опытный журналист и шахматист, член Союза писателей Саша Кикнадзе - отец двух «телевизионных сыновей» - в 1978 году собрался на матч Карпов - Корчной. В Доме литераторов увидел меня и очень взволнованно сообщил: «Завтра улетаю в Багио». Скажи, что мы все следим и поддерживаем…» - «Да, обязательно передам Анатолию Евгеньевичу».
Кикнадзе чуть дара речи не лишился. Кстати, позднее с Корчным я виделся в эмиграции, в Лос-Анджелесе. Раскрою вам одну тайну - в 1976-м КГБ использовало Корчного как средство устрашения. Я тогда уже ходил в диссидентах, слыл весьма сомнительной личностью. И вот, как сейчас помню, один кэгэбэшник, на очередной проработке, пристально взглянув на меня, с намеком сообщил: «А вы знаете, что Корчной попал в автомобильную катастрофу? Но голова-то, надеюсь, цела…» - сказал я невозмутимо. А дело в том, что я знал о том, что у Виктора все в порядке и он в безопасности, а человек в погонах просто пугал меня - мол, вот что ждет тебя, если будешь вести себя неправильно… 2006 год.
Карпов и Корчной в одной команде. Всякое бывает… В другой вашей повести - «Затоваренная бочкотара», наделавшей в свое время немало шума, главный герой Гелескопов - шахматист. Он обыграл милиционера, и тот упек его за это за решетку. Выходит, хорошо играть в шахматы не всегда полезно. Но там была еще любовная история. Будете цитировать, обязательно вставьте бурную реакцию болельщиков: «Жгентелем его, жгентелем» «Ужо ему жгентелем… Виктор Ильич.. Заманить его в раму, а потом дуплетом вашим отхлобыстать!
Жгентелем его, жгентелем! Шахматные теории, всякие там испанские и сицилианские им, конечно, не были знакомы. Но у них есть своя теория, свой жаргон. И «жгентелем» для них значило немало. Может быть, это какая-то вилка конем, кто его знает. Ведь в прежние годы был сумасшедший интерес к шахматам. А потом жизнь меня закрутила… - Вам известно, например, кто сейчас шахматный король?
Между прочим, он уже давным-давно не чемпион. А куда же делся Гарри? Да, что-то тут у вас сильно запутано… Футбол - Наверняка вы общались со знаменитыми футболистами… - В 60-е годы наша веселая богемная компания вела дружбу с игроками ростовского СКА - Понедельником и другими, мы познакомились с ними в ресторане «Арагви». Потом к нам примкнул Бобров. Мы вместе посещали театр «Современник», бузили, кутили. Приятно вспомнить. Автор «золотого гола» Виктор Понедельник с сыном А в 1962-м я летел в Японию с писательской делегацией.
И оказался в одном самолете с московским «Динамо» - в Токио у команды были товарищеские матчи с разными клубами. Я сидел рядом с Игорем Численко, а сзади расположился Лев Яшин. Мы разговаривали о том о сем, и вдруг Игорь обращается ко мне: «За нами тут один стукач следит, так из-за него даже выпить нельзя. Знаешь, - говорит, - мы тебе денег дадим, а ты закажи у стюарда виски». Я ему говорю: «Да не нужны мне твои деньги, я сейчас сам возьму бутылку». Игорь открыл виски, лег на пол самолета и там, на полу, выпил свою долю. Передал мне: «Теперь ты ложись», - говорит.
А мне-то чего ложиться? Я спокойно отхлебнул пару глотков. Потом Игорь обернулся и говорит Яшину: «Левка, выпить хочешь? И Яшин полез под кресло, это я хорошо запомнил. Лев Яшин В Бангкоке была долгая остановка, мы ходили по аэропорту, и опять возникла та же тема. Я купил еще одну бутылку, и мы вместе с несколькими динамовцами отправились в мужской туалет и там эту бутылку распили. По-моему, они забурели серьезно, во всяком случае первый матч в Токио проиграли с каким-то позорным счетом.
А тогда японцы и играть-то еще не умели. Правда, в остальных матчах наши хозяевам наколотили.
На выпуклости между большим и указательным пальцами левого кулака татуировкой было обозначено: «Г.
Ему достались белые. В дороге шахматы — милое дело, — добродушно приговаривал Г. Они быстро разыграли северный гамбит, потом все запуталось.
Гроссмейстер внимательно глядел на доску, делая мелкие, незначительные ходы. Несколько раз перед его глазами молниями возникали возможные матовые трассы ферзя, но он гасил эти вспышки, чуть опуская веки и подчиняясь слабо гудящей внутри, занудливой, жалостливой ноте, похожей на жужжание комара.
Порой из окон Шахматного клуба на Гоголевском бульваре он видел розовые крутые лбы таких людей. Когда поезд тронулся, спутник гроссмейстера с наивной хитростью потянулся и равнодушно спросил: — В шахматишки, что ли, сыграем, товарищ? Спутник высунулся из купе, кликнул проводницу, появились шахматы, он схватил их слишком поспешно для своего равнодушия, высыпал, взял две пешки, зажал их в кулаки и кулаки показал гроссмейстеру.
На выпуклости между большим и указательным пальцами левого кулака татуировкой было обозначено: «Г. Ему достались белые. В дороге шахматы — милое дело, — добродушно приговаривал Г. Они быстро разыграли северный гамбит, потом все запуталось. Гроссмейстер внимательно глядел на доску, делая мелкие, незначительные ходы.
Несколько раз перед его глазами молниями возникали возможные матовые трассы ферзя, но он гасил эти вспышки, чуть опуская веки и подчиняясь слабо гудящей внутри, занудливой, жалостливой ноте, похожей на жужжание комара. Гроссмейстер был воплощенная аккуратность, воплощенная строгость одежды и манер, столь свойственная людям, неуверенным в себе и легкоранимым. Он был молод, одет в серый костюм, светлую рубашку и простой галстук. Никто, кроме самого гроссмейстера, не знал, что его простые галстуки помечены фирменным знаком «Дом Диора».
Тот молчал, набычившись, глядя в самые глубокие тылы гроссмейстера. Мата своему королю он не заметил. Гроссмейстер молчал, боясь нарушить очарование этой минуты. Он еле сдерживал внутренний рев. Гроссмейстер вскрикнул и бросился бежать. За ним, топоча и свистя, побежали хозяин дачи, кучер Еврипид и Нина Кузьминична.
Обгоняя их, настигала гроссмейстера спущенная с цепи собака Ночка. Гроссмейстера вели по проходу среди затихшей толпы. Идущий сзади чуть касался его спины каким-то твердым предметом. Человек в черной шинели с эсэсовскими молниями на петлицах ждал его впереди. Шаг - полсекунды, еще шаг - секунда, еще шаг - полторы, еще шаг - две... Ступеньки вверх. Почему вверх? Такие вещи следует делать в яме. Нужно быть мужественным. Это обязательно?
Сколько времени занимает надевание на голову вонючего мешка из рогожи? Итак, стало совсем темно и трудно дышать, и только где-то очень далеко оркестр бравурно играл "Хас-Булат удалой". Невероятно, залепил мат гроссмейстеру! Невероятно, но факт! Нервишки не выдержали, да? Да-да, я сорвался, - торопливо подтвердил гроссмейстер. Доска была старая, щербленая, кое-где поверхностный полированный слой отодрался, обнажена была желтая, измученная древесина, кое-где имелись фрагменты круглых пятен от поставленных в былые времена стаканов железнодорожного чая. Гроссмейстер смотрел на пустую доску, на шестьдесят четыре абсолютно бесстрастных поля, способных вместить не только его собственную жизнь, но бесконечное число жизней, и это бесконечное чередование светлых и темных полей наполнило его благоговением и тихой радостью. Что же в этом невероятного? Вы сильный, волевой игрок, - сказал гроссмейстер.
Никто не поверит, - повторил Г. Какие у меня доказательства?
«Тема художника в произведениях Аксенова»
Думаю, имеет смысл предложить детям для сравнительного анализа — на уроке или в домашнем сочинении — два рассказа, написанных и напечатанных почти одновременно. Это «Победа» Василия Аксёнова, впервые появившаяся в «Юности» (1965), и «Победитель». Когда я призналась, что не знаток творчества Василия Аксенова, ты предложил прочесть рассказ «Победа» — как знаковый для феномена этого писателя. Он небольшой, читатели легко смогут прочесть его за несколько минут. «‹ ›» Василий Аксенов. Победа. рассказ с преувеличениями. В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой. Василий Аксенов Победа рассказ с преувеличениями. В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником.
Лингвистический анализ: Победа (Василий Аксёнов)
| Василий Аксенов: Победа | Предлагаем вам бесплатно и без регистрации скачать книгу Победа, автором которой является Василий Павлович Аксенов. |
| Аксенов победа анализ произведения. Анализ рассказа Аксенова «Победа» (Сочинение на свободную тему) | Ему нужна победа любым способом. Проигрывая, он начинает оскорблять своего противника, подумывает о физической расправе. |
| Читать книгу Победа - онлайн бесплатно (Аксенов Василий) | | Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц). Василий Аксенов Победа рассказ с преувеличениями. В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. |
| Победа Аксенов Василий | Читать Победа онлайн. Книги автора Аксенов Василий cкачать Победа в открытом доступе на портале |
| Рассказ победа василий аксенов | Победа. рассказ с преувеличениями В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. |
Василий Аксенов. Победа»
| Лингвистический анализ: Победа (Василий Аксёнов) | Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц). Василий Аксенов Победа рассказ с преувеличениями. В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. |
| Победа Аксенов Василий | Здесь можно скачать фрагмент книги "Победа" бесплатно без регистрации и SMS в формате fb2, epub, txt, pdf, а также читать онлайн книгу на сайте ПараКниг (). |
Победа Аксенов Василий
Здесь принципы производственного романа доводятся до абсурдной завершенности. Мемозов поначалу вторгается в роман на правах одного из персонажей, а затем приобретает таинственную власть — ставит под вопрос компетентность самого автора, вмешивается в ход повествования и постоянно меняет заданные автором сюжетные ходы. Именно в результате козней Мемозова в финале романа вещество W теряется, то есть теряется смысл соцреалистического канона как метафоры разумного труда, приводящего человека и к личным, и к социальным победам. Фигура автора Толи фон Штейнбока дробится на пять равноправных повествователей. В построении текста Аксёнов следует традициям модернизма: одни и те же события даются в восприятии пяти повествователей, то есть с пяти разных точек зрения. Разные повествователи с одним отчеством — Аполлинариевич — на метафорическом уровне становятся детьми одного античного божества — Аполлона, покровителя наук и искусств.
Связь повествователей с наукой и культурой подчеркивается и их профессиями: скульптор, писатель, хирург, музыкант, биолог. Сюжет частной жизни Штейнбока резко противопоставлен миру окружающей действительности, миру тоталитарною общества. Внешний мир приводит повествователей к постоянным кризисам, и разочарованиям, к борьбе за свою творческую независимость. Тоталитарный мир — это также мир хаоса и абсурда. Абсурдность тоталитарного бытия видна во всех деталях.
Так, единственную одежду, которую стоит покупать, носят только сами продавцы магазинов; центрами социального общения становятся пивные ларьки, в которых хронически нет пива; гардеробщики, официанты и бармены — старшие офицеры КГБ, то есть государственные чиновники; военный парад оказывается невозможным, поскольку танки требуют капитального ремонта. Очевиден идеологический пафос произведения: коммунизм — это сила, направленная на разрушение. В своей деструктивной экспансии Советская Россия поглощает и уничтожает идеальную капиталистическую модель России Несоветской. Сила тоталитарной деструкции уничтожает не только прекрасный остров, но и самих героев — семью Лучниковых, Лунину, Кузенко-ва и прочих.
Возможно, даже вольное или невольное подражание. Ну вот, например: "Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. Несколько раз перед его глазами молниями возникали возможные матовые трассы ферзя, но он гасил эти вспышки, чуть опуская веки и подчиняясь слабо гудящей внутри, занудливой, жалостливой ноте, похожей на жужжание комара.
Он начал атаку в центре, и, конечно, как и предполагалось, центр сразу превратился в поле бессмысленных и ужасных действий.
Это была не-любовь, не-встреча, не-надежда, не-привет, не-жизнь. Гриппозный озноб и опять жёлтый снег, послевоенный неуют, все тело чешется. Чёрный ферзь в центре каркал, как влюблённая ворона, воронья любовь, кроме того, у соседей скребли ножом оловянную миску. Ничто так определённо не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре. Пора кончать игру. Он поставил большую бобину с фортепьянными пьесами Баха, успокоил сердце чистыми и однообразными, как плеск волн, звуками, потом вышел из дачи и пошел к морю. Над ним шумели сосны, а под босыми ногами был скользящий и пружинящий хвойный наст. Вспоминая море и подражая ему, он начал разбираться в позиции, гармонизировать её.
На душе вдруг стало чисто и светло. Логично, как баховская coda, наступил мат чёрным. Матовая ситуация тускло и красиво засветилась, завершённая, как яйцо. Гроссмейстер посмотрел на Г. Тот молчал, набычившись, глядя в самые глубокие тылы гроссмейстера. Мата своему королю он не заметил. Гроссмейстер молчал, боясь нарушить очарование этой минуты. Шах, - тихо и осторожно сказал Г.
Он еле сдерживал внутренний рёв. За ним, топоча и свистя, побежали хозяин дачи, кучер Еврипид и Нина Кузьминична. Обгоняя их, настигала гроссмейстера спущенная с цепи собака Ночка. Шах, - ещё раз сказал Г. Идущий сзади чуть касался его спины каким-то твёрдым предметом. Человек в черной шинели с эсэсовскими молниями на петлицах ждал его впереди. Шаг - полсекунды, ещё шаг - секунда, ещё шаг - полторы, ещё шаг - две… Ступеньки вверх. Почему вверх?
Такие вещи следует делать в яме. Нужно быть мужественным. Это обязательно? Сколько времени занимает надевание на голову вонючего мешка из рогожи? Итак, стало совсем темно и трудно дышать, и только где-то очень далеко оркестр бравурно играл «Хас-Булат удалой». Ну, вот видите, - пробормотал гроссмейстер, - поздравляю! Уф, - сказал Г. Невероятно, залепил мат гроссмейстеру!
Невероятно, но факт! Да-да, я сорвался, - торопливо подтвердил гроссмейстер. Доска была старая, щербленая, кое-где имелись фрагменты круглых пятен от поставленных в былые времена стаканов железнодорожного чая. Гроссмейстер смотрел на пустую доску, на шестьдесят четыре абсолютно бесстрастных поля, способных вместить не только его собственную жизнь, но бесконечное число жизней, и это бесконечное чередование светлых и темных полей наполнило его благоговением и тихой радостью. А ведь так вот расскажешь, и никто не поверит, - огорчённо вздохнул Г. Почему же не поверят? Что же в этом невероятного? Вы сильный, волевой игрок, - сказал гроссмейстер.
Никто не поверит, - повторил Г. Какие у меня доказательства? Позвольте, - чуть обиделся гроссмейстер, глядя на розовый крутой лоб Г. Я знал, что я вас встречу. Он открыл свой портфель и вынул оттуда крупный, с ладонь величиной, золотой жетон, на котором было красиво выгравировано: «Податель сего выиграл у меня партию в шахматы. Гроссмейстер такой-то». Остается только поставить число, - сказал он, извлёк из портфеля гравировальные принадлежности и красиво выгравировал число в углу жетона. Без обмана?
Абсолютно чистое золото, - сказал гроссмейстер. Рассказ Аксенова "Победа" написан в начале шестидесятых годов, в разгар хрущевской оттепели. В Это время общество потихоньку расцветало, приходя в себя после тридцати лет жестокого тоталитаризма. В литературе этот расцвет ознаменовался приходом новой волны писателей и поэтов, ставших "властителями дум" молодого поколения. Одни из них возвращались из лагерей, другие получали возможность печатать запрещенные ранее произведения, а третьи в том числе и Аксенов были совсем новыми людьми в литературе. Вдохновленные оттепелью, они создавали произведения, абсолютно независимые от линии партии и номенклатурных указаний и выралсавшие все помыслы и наделсды молодежи. Аксенов стал в шестидесятые годы лидером среди молодых прозаиков. Он совсем маленький, но очень интересный.
Итак, в купе скорого поезда молодой гроссмейстер встречает случайного попутчика. Попутчик, сразу узнав гроссмейстера, моментально заряжается "немыслимым желанием" победить его. Просто потому, что вид неловкого интеллигентного гроссмейстера вызывает в нем насмешку и презрение: "... Гроссмейстер легко соглашается на игру, и партия начинается... И тут происходит очень странная вещь: начавшись, партия приобретает неожиданный характер. Из простого спортивного состязания она перерастает в беспощадную борьбу двух поколений, совершенно чуждых по духу и убеждениям. На шахматной доске сошлись не просто белые и черные фигуры, а две жизни, два взгляда на жизнь. Конфликтующие и в реальной жизни , соперники сходятся открыто на шахматном поле , и начинается битва не на лгазнь, а на смерть.
Гроссмейстер в этой битве представляет все молодое поколение шестидесятых. Он аккуратен, воспитан, корректен и, хотя робок, готов сражаться за свои идеалы до последнего. Таинственный же его попутчик приобретает черты устрашающие и почти мистические. Внешнее его описание почти отсутствует; физический его облик неясен и туманен, четко выделяются только крутой розовый лоб и огромные кулаки, на одном из которых левом видна татуировка "Г. В нем сосредоточены все худшие черты, встречающиеся в некультурной части современного общества: ханжество, невежество, грубость, ненависть к "умным", презрение к молодым. Без тени сомнения спрашивает он у гроссмейстера: "Вот интересно, почему все шахматисты - евреи?.. Четким и ясным мыслям гроссмейстера противопоставляется неразбериха в голове и на поле Г.
Постепенно в этот ряд вводилось понятие жизнь , но не как смысловая ассоциация, а как чувственно воспринимаемый образ, не мысль, а изображение. Игра Г. На левом фланге фигуры столпились таким образом… Весь левый фланг пропах уборной и хлоркой, кислым запахом казармы, мокрыми тряпками на кухне, а также тянуло из раннего детства касторкой и поносом » С. Можно подумать, что это неудача в игре вызывает в памяти гроссмейстера самые неприятные воспоминания. Так и есть, но автор повторяет этот прием неоднократно, причем тема воспоминаний как-то постепенно гаснет, заменяется ощущением синхронности двух планов происходящего — игры и жизни. Синхронность эта переходит местами в полное слияние: «Вот вы гроссмейстер, а я вам ставлю вилку на ферзя и ладью, — сказал Г. Он поднял руку. Конь-провокатор повис над доской » С. Гроссмейстер при этом думает: …Вилка на дедушку и бабушку. Жалко терять стариков. Гроссмейстер… спрятал ферзя в укромный угол за полуразвалившейся каменной террасой… напомним, игра происходит в купе скорого поезда …где осенью остро пахло прелыми кленовыми листьями. Здесь можно отсидеться в удобной позе, на корточках. Здесь хорошо, во всяком случае, самолюбие не страдает. На секунду привстав и выглянув из-за террасы, он увидел, что Г. Совмещение одновременно нескольких до трех личностных, пространственных и временных планов в этом абзаце позволяет догадываться о бесконечности, вездесущности того, кто назван в рассказе гроссмейстером ; с личностью эту сущность отождествить невозможно, поскольку подчеркивается именно ее недискретность. Дважды он меняет сферу ожидаемого успеха, причем оба раза это оформлено как отступление, хотя успех, кажется, достигнут. Сначала он избирает в качестве утешения после потери ладьи простые радости жизни: Гроссмейстер сообразил, что кое-какие радости еще остались у него в запасе. Например, радость длинных, по всей диагонали, ходов слона. Если чуть-чуть волочить слона по доске, то это в какой-то мере заменит стремительное скольжение на ялике по солнечной, чуть-чуть зацветшей воде подмосковного пруда, из света в тень, из тени в свет С. Ялик — очевидная ассоциация с утраченной ладьей. Тут сама собой возникает жажда любви: Гроссмейстер почувствовал страстное, непреодолимое желание захватить поле h8, ибо оно было полем любви , бугорком любви , над которым висели прозрачные стрекозы С. В конце этого эпизода сведены воедино темы «жизнь » и «игра », только не вполне ясно, какое из этих понятий является определяемым, а какое — предицирующим. Думается, автор преднамеренно сделал уравнение обратимым, чтобы каждый вариант соответствовал одной из переливающихся, совмещенных в одном изображении реальностей: Ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре. Пора кончать игру С. Но нашлась еще одна сфера, в которой можно победить. Назовем ее условно «гармония». Возможно, в жизни это соответствует творчеству: Нет, — подумал гроссмейстер, — ведь есть еще кое-что, кроме этого. Он поставил большую бобину с фортепьянными пьесами Баха, успокоил сердце чистыми и однообразными, как плеск воды, звуками, потом вышел из дачи и пошел к морю. Вспоминая море и подражая ему, он начал разбираться в позиции, гармонизировать ее. На душе вдруг стало чисто и светло. Логично, как баховская CODA, наступил мат черным. Последняя фраза по своей парадоксальной семантике и избыточной эстетике достойна отдельного исследования. В смысловом развертывании текста это, безусловно, кульминация — но не единственная. Она же развязка — победа! Успех гроссмейстера в сфере гармонии полон и совершенен. Но именно эта сфера для его спутника просто не существует; тот продолжает борьбу, оставаясь на своем уровне, в своей сфере , и там побеждает. Так тема несовпадения , которая уже косвенно возникала в ассоциативно-словесных рядах, выходит на уровень поверхностного смысла. Но заявлена она была гораздо раньше и даже вербализована в начале игры: « — Ведь вы гроссмейстер такой-то? О каком совпадении он говорит? Это что-то немыслимое! Могло ли такое случиться? Я отказываюсь, примите мой отказ, — панически быстро подумал гроссмейстер, потом догадался, в чем дело и улыбнулся. Эпизод многозначен; сейчас для нас важно, что совпадение , о котором идет речь, не объяснено, а весь эпизод демонстрирует несовпадение во всем: гроссмейстер панически пугается какого-то другого совпадения 2 , не того 1 , о котором сказал Г. Потом гроссмейстер будто бы понял, о каком совпадении 3 речь, но, во-первых, нам его не объяснил, во-вторых, кажется, опять ошибся, о чем говорит неожиданность последующего хода Г. Совпадения 1, 2, 3 не совпадают. Тем самым автор выдвигает тему несовпадений в ряд ключевых. Не совпадают те сферы, в которых живут и действуют персонажи. Автор строит ее описание в форме несобственно-прямой несобственно-авторской речи, где грань между мыслями героя и автора стирается: Игра Г. На левом фланге фигуры столпились таким образом, что образовался клубок шарлатанских каббалистических знаков. Весь левый фланг пропах уборной и хлоркой, кислым запахом казармы… С. Зло, заключенное в игре Г. Это зло вполне узнаваемо и соотносимо с жизнью целого ряда поколений советских людей: в раннем детстве — казарма или, может быть, тюрьма, с запахами касторки и поноса , в отрочестве — утрата близких и боязнь провокаторов , затем любовь , омраченная страхом, что опять запахнет хлоркой, как в тех далеких проклятой памяти коридорах. С изображением этого зла связаны выходы ассоциативно-семантических связей за рамки данного текста. Это, во-первых, переклички с другими текстами В. Так, предполагаемые инициалы одного из персонажей — Г. Во-вторых, это обращения к опыту советского читателя 60-х годов: татуировка между большим и указательным пальцами левой руки, розовые лбы… под окнами Шахматного клуба на Гоголевском бульваре , цитаты бригантина поднимает паруса , а также, по-видимому, ряд имен эпизодических персонажей: хозяин дачи , кучер Еврипид , Нина Кузьминична. Все эти детали, особенно имена, выглядят в тексте случайными, не мотивированными развитием сюжета. Известно, что именно такие компоненты обычно бывают в тексте наиболее значимыми. Между тем, этот смысловой пласт почти полностью закрыт для читателя, не знакомого с социокультурным контекстом эпохи. В то же время было бы слишком большим упрощением сводить глубинный смысл текста к намекам на реалии одной эпохи. Лагеря, провокаторы и казармы представлены в тексте как одна из ипостасей Зла, образ которого переливается, перетекает из одной формы в другую, создавая картину многоликого отрицания жизни вообще. Как происходит формирование общей картины, хорошо видно на примере одного небольшого фрагмента: Он Г. Это была не-любовь, не-встреча, не привет, не надежда, не жизнь. Гриппозный озноб и опять желтый снег, послевоенный неуют, все тело чешется. Черный ферзь в центре каркал , как влюбленная ворона , воронья любовь , кроме того, у соседей скребли ножом оловянную миску. Ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре; пора кончать игру С. В этом переплетении ассоциативно-изобразительных и ассоциативно-семантических рядов есть несколько звеньев словесных цепочек, пронизывающих текст и поэтому важных, но не рассмотренных нами.