Основные представители: братья Аксаковы, братья Киреевские, А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин, А. С. Хомяков. Сословия – социальные группы, обладающие закрепленными в обычае или законе и передаваемыми по наследству правами и обязанностями. хайским, Махно). Он происходил из старинного княжеского рода. В 1923 году в Москве был создан Дом-музей Кропоткина, просуществовавший до 1939 года и являвшийся на протяжении 20-х годов фактически легальным прикрытием для анархистов.
Либеральное и реакционно-консервативное движения
По мнению И.С. Аксакова, «общество» представляет собой «мыслящий класс», в котором «совершается сознательная, умственная деятельность», также это наиболее просвещенная, образованная часть народа, прошедшая процесс самоопределения – «народ самосознающий». Аксаков К. С. О некоторых современных собственно литературных вопросах. Для понимания всей сложной в своем многообразии эпохи Ве-ликих реформ нужно обратиться к воспоминаниям Б. Н. Чичерина: «Сороковые – пятидесятые годы XIX в. были для России годами, ко-гда она готовилась вступить на капиталистический путь развития. Д. Пронякин, рассматривая проблему революции в философии истории Кропоткина, утверждал, что вопрос о причине революции Кропоткин, в отличие от Бакунина, считавшего, что отчаяние порождает революцию, решал в позитивном ключе3.
Основные течения русской политической мысли XIX в.
Особенно ярко этот процесс П. Кропоткин описал в книге, посвященной Великой Французской революции. Поражение революции, по мнению ученого, было связано с отходом самих революционеров от принципов свободы к принципу диктатуры. Это лишило революционное правительство поддержки народных масс, что привело к перерождению революции и приходу новой империи Наполеона. Последующая история представляется Кропоткину процессом усиления свободолюбивого начала, что проявляется в возрастании взаимопомощи, росте кооперативного начала, расширении свободы отдельных людей и росте городского самоуправления. Идейное сопровождение данного процесса выражается в развитии социалистической мысли и возникновении теории анархизма. Важную роль на пути к свободе играет научно-технологический прогресс. Он дает возможность организовать самостоятельное существование отдельных общин и коммун и связать их между собой. Усиление промышленного производства делает возможным снабжение необходимыми товарами и услугами всех людей на планете, уничтожение голода и нищеты, установление справедливого распределения ресурсов. Для Кропоткина очевидной является мысль, что расширение личной свободы, отсутствие эксплуатации со стороны государства раскроет индивидуальный потенциал каждого человека и увеличит эффективность производства, что в свою очередь решит проблему несправедливого распределения в обществе. Научно-технологический прогресс делает исторический процесс более сжатым по времени, ускоряя многие социально-экономические и политические процессы.
С этой точки зрения и нужно рассматривать идею П. Кропоткина о возможности быстрого перехода к справедливому обществу анархо-коммунизма, минуя промежуточные стадии социалистического строительства с сильным государством. Он считал, что зародившиеся формы новой солидарности, рост которых он замечал в общественно-политической жизни общества рубежа веков, а именно рост профсоюзного движения, кооперации, расширение самоуправления и федерализма посредством передачи максимального объема функций местному самоуправлению вплоть до общин пример США и Канады — все это позволит при уничтожении старого государственного аппарата перейти сразу же к безгосударственной стадии. Эта вера казалась многим утопичной и вызвала много критики со стороны представителей всех лагерей общественно-политической мысли, от консерваторов до марксистов[5]. Для Кропоткина водоразделом в его оценке целесообразности того или иного исторического события и политического шага оставалась степень развития свободы человека от государства, поэтому зачастую кажущиеся противоречивыми шаги Кропоткина, например, поддержка Антанты в годы Первой мировой войны объяснялась стремлением защитить более передовые страны от наступления консервативной государственной системы Германии. Передовыми Франция, Великобритания и Россия рассматривались не по причине существующих в этих странах государственных систем, которые Кропоткин постоянно критиковал [9], а по наличию форм солидарности, которые он видел в них. Движение тред-юонизма, кооперации, благотворительности в Великобритании и Франции, общинные и артельные формы в России — всему этому противостояла Германия и ее союзники, выражающие абсолютисткое начало и строгий государственный милитаризм. Живя в Советской России, П. Кропоткин мог убедиться в практическом применении своей социально-исторической концепции. Мыслитель был воодушевлен падением царизма и верил, что новая Россия идет в логике идеи победы свободного начала над государственным.
Он понимал невозможность моментальной победы свободного общества над государством, но видел в Советах то живое начало народного самоуправления, которое ему было так дорого в любой солидарной работе.
Содержание 1 Хронология дипломатических отношений 2 Список послов … Википедия Список известных философских школ и философов — Список известных философских школ и философов перечень известных то есть регулярно включаемых в популярную и учебную литературу общего профиля философских школ и философов разных эпох и течений. Содержание 1 Философские школы 1.
Философовы дворянский род.
В этой ленинской работе впервые столь развернуто речь идет и о коммунизме, которому посвящена целая глава. При чем коммунизм тут полностью отождествляется с отмиранием «государства-паразита».
Забегая вперед, можно сказать, что в последующем именно эта работа вдохновила многих анархистов на переход в ряды РКП б. Новую коммунистическую программу партия большевиков примет только через год, в марте 1919 года на VIII съезде, при этом в ней было сказано о том, что управление обобществленной промышленностью должно быть сосредоточено в руках профсоюзов. Едва не на анархо-синдикалистский манер, ведь именно анархисты, работающие в профсоюзах синдикатах , выступали за схожую форму самоуправления производством.
Но вот приставку «большевиков», казалось бы, из названия партии можно было бы выбросить? Ибо не было, скажем, коммунистов-меньшевиков. Но популярность коммунистических идей росла и в других левых партиях.
Так, о коммунизме стали говорить и в рядах второй по популярности партии Октябрьской революции — левых эсеров. А после раскола ПЛСР появляются партия коммунистов-народников и партия революционных коммунистов. А также — Украинская партия социалистов-революционеров коммунистов, из рядов белорусских эсеров создается «Белорусская коммунистическая организация», и так далее.
Ну и конечно, конкуренцию продолжали составлять все те же коммунисты-анархисты. Именно они первыми выступили за свержение Временного правительства, уже летом 1917 года устроив вооруженную демонстрацию против «министров-капиталистов» в Петрограде. И продолжали и дальше толкать возбужденные массы к новой революции.
Это обстоятельство не всегда признается сегодня некоторыми анархистами, весьма далеко отстоящими от своих исторических предшественников. А ведь первое время после Октябрьской революции анархо-коммунисты критиковали большевиков и левых эсеров не за классовый террор, а как раз — за его, по их мнению, отсутствие. В 1917-1918 годах непримиримо настроенные анархисты были недовольны прежде всего недостаточной борьбой с буржуазией, умеренностью в деле экспроприации фабрик и заводов и мягкостью в отношении «кадет».
Правда, вскоре в условиях «военного коммунизма» анархисты поменяют свои акценты. Вступив в борьбу с Советской властью, многие из них сами вскоре попали под молот ВЧК. Но по личному распоряжению Феликса Дзержинского арестованные анархисты и эсеры под честное слово были выпущены 10 февраля 1921 года на похороны Кропоткина, теперь эта легендарная история подтверждена и кинохроникой того времени.
Даже будучи смертельно больным, он не принял и назначение спецпайка, до конца оставаясь противником любых привилегий. Высокий авторитет анархиста Впрочем, советская общественная наука, отдавая дань уважения Петру Кропоткину как революционеру-«народнику», никогда не признавала родства марксистско-ленинского коммунизма с его анархо-коммунизмом. И разумеется, критиковала кропоткианство как разновидность утопического, домарксистского социализма.
И действительно, методологическая основа у ленинского и кропоткинского представления о коммунизме была разная. Однако если в период гражданской войны для РКП б было важно привлечь на свою сторону часть колеблющихся анархистов и эсеров, то по окончанию гражданской войны ввиду репрессий анархо-коммунизм как политическая сила уже не существовал. Но уважительное отношение к ученому-анархисту в Советском Союзе сохранялось даже в сталинские времена, когда большинство его реальных последователей сидело в ссылках и лагерях.
Очевидно, что одного искреннего уважения к старому революционеру тут было мало. Свое значение тут мог иметь и международный фактор. Дело в том, что ряд новых зарубежных компартий формировался во многом за счет анархистов.
Прежде всего это касалось романских стран и Латинской Америки, где сильны были позиции анархо-синдикализма.
Он отказывается от наивно-органического истолкования древнерусской культуры, свойственного славянофильству, и не следует западничеству чаадаевского типа. Полифоническое видение Федотова открывает «органично-катастрофический» процесс русской истории в противоречивом единстве постепенности и прерывности, заимствованного и почвенного. Вообще весь путь России мыслится Федотовым как каскад расколов, завершающийся зловещей трещиной революции, через которую он хочет перебросить культурный мост, чтобы перевести «на сторону» будущего все, что осталось живо «на стороне» прошлого. Преодолеть антиномизм органичности и катастрофичности Федотову трудно, да он часто и не стремится к этому. Из первоначального факта славянской письменности наш мыслитель выводит животрепещущую и больную для русского самознания Х1Х-ХХ веков тему интеллигенции. Неблагоприятная ситуация исторического рождения интеллигенции была обусловлена тем, что между носителями древней культуры и народом «не образовалось того напряжения, которое дается расстоянием и которое одно только способно вызывать движение культуры» 5. Демократическое равенство в культуре привело к полному разрыву с народом. Для Федотова «духовное народничество», то есть «тяга к уравнительному распределению духовных благ» 6 , связано со всем обликом русской интеллигенции. Противоположную точку зрения см.
Возникновение русской литературы. Иванов М. Когда же она обнаружила свою скудость, принялась «грабить нужное и ненужное чужое добро», тогда она в своих скитаниях потеряла из виду народ, которому хотела служить. В итоге, по определению Федотова, русская интеллигенция «идейна» и «беспочвенна» 1. Наш мыслитель в трагедии интеллигенции видит основной миф русской культуры — «Афины против Геи» отрывок гигантомахии. Это борьба иррациональной почвенной стихии с рассудочным и отвлеченным мировоззрением, насильственно прилагаемом к жизни извне. Федотов попытался заново проследить путь интеллигенции в русской культуре, создать схему ее движения: «Она целый век шла с царем против народа прежде чем пойти против царя и народа 1825—1881 и, наконец, с народом против царя" 1905—1917 » 2. Проблема интеллигенции у Федотоваявляется стержневой, он возвращается к ней на разных уровнях построения историософского образа России. Прежде всего мыслитель берет интеллигенцию как идеологическую группу, усматривая ее конститутивный признак в беспочвенности ее идеализма. Эти качества преодопределены для Федотова самим рождением интеллигенции в петровских реформах.
Главной функцией ее «было несение в Россию — в народ — готовой западной культуры, всегда в кричащем противоречии с хранимыми в народе переживаниями древнерусской и византийской культуры» 3. Однако тема интеллигенции у Федотова не ограничена отношением «интеллигенция и народ», она разрабатывается и в отношении «интеллигенция и власть». Иначе говоря, интеллигенцию мыслитель рассматривает не только как носительницу известных идей, но и как общественный слой с его бытовыми чертами. Если идеология интеллигенции привела ее к трагическому разрыву с народом, то где же корень трагического расхождения между интеллигенцией и исторической властью России? По убеждению Федотова, этот корень — «в измене монархии просветительному призванию» 4. Русская монархия изменила делу культуры, русская интеллигенция изменила делу монархии. Для Федотова бытие народов и государств оправдывается только творимой ими культурой: «Русская культура оправдывала Империю Российскую» 5. Интеллигенция в культуре имела свою метафизическую почву в слове, совести, духе. Борьба за слово, за совесть, за дух против посягательств правительства была первоначальной силой и содержанием политической активности интеллигенции. Однако Федотов справедливо указывает, что вступление интеллигенции на политический путь вызвано не только духовным разрывом с властью, но и самим вырождением дворянской и бюрократической политики.
Тревога за Россию, чувство национальной ответственности побуждали интеллигенцию к действию. Но Федотов видит во всей политической деятельности интеллигенции «сплоченную трагедию». Интеллигенция, оторванная от народа, от власти, от церкви, привыкшая дышать разряженным воздухом идей, относилась к политике бессознательно религиозно, а религиозность эта в силу ее оторванности «не могла не быть сектантской». Федотов очень низко оценивает влияние русского либерализма на общественную жизнь, ибо за ним не стояло силы героического подвижничества. По мнению философа, в условиях русской жизни либерализм превращался в «силу разрушительную и невольно работал для дела революции» 2. Развивая свое понимание интеллигенции как носителя идеалов западнического содержания, Федотов утверждает, что за антигосударственной направленностью интеллигенции выступала направленность антинациональная. Это исключало примирение с ней патриотических кругов дворянства и армии. Интеллигенция вынуждена была в борьбе против самодержавия искать сообщников среди крестьян и рабочих. Но Федотов отмечает непреодолимое недоверие к ней со стороны народа. Это объясняется бытовыми чертами интеллигенции, которые обрекали ее, не менее самих идей, на политическое бессилие.
Не углубляясь в дальнейшие детали, нужно признать, что культурный портрет интеллигенции определяет собирательный образ федотовской России. У Федотова прежде всего интеллигенция придает лицу России не общее выражение. Судьба интеллигенции переплетена с судьбой русской культуры. Но изображение социального лика интеллигенции не есть самоцель для Федотова. Его задача — восстановить надорванные связи поколений путем отречения от мертвого в прошлой культуре. Оценка прошлого подчинена исканию нового национального сознания. Носителем этого сознания и должна быть интеллигенция. Федотов отклонят всякие попытки идеализации вчерашнего дня России, Старые грехи требуют искупления, а новое сознание — покаяния. Интеллигенция повинна в грехах России. Она должна покаяться перед лицом России, то есть «переменить свой ум», переосмыслить свое прошлое.
Для интеллигента Федотова акт познания истории, акт культурного самосознания есть акт покаяния. Как же видит Федотов новую Россию? Новая Россия — это Россия обезображенная и преображенная революцией. В ряде социально-публицистических очерков русский мыслитель пытается начертить путь революции и разглядеть новый план социального строения России 4. Федотов не посторонний враждебный или равнодушный наблюдатель, он активный и заинтересованный исследователь Советской России, тщательно собирающий все, что не мог скрыть от русской эмиграции «железный занавес». Недостаток сведений он восполняет интуицией историка и воображением художника, Федотов не ослеплен ненавистью, поэтому его социологический взгляд зорок и точен, а позиция на высоте «горы», куда прибило ковчег эмиграции, открывает перспективы и ракурсы, которые трудно увидеть из самой России. Наконец, его модель «нового общества», отмеченная индивидуальностью создателя, свободна от идеологической штамповки. Революция идет. Paris, 1932. Это самое прочное, что создала революция, — «новое тело» России переродившейся, с новыми классами и новой психологией старых.
Для Федотова глубина социального переворота была обусловлена не только политической волей большевистской партии, но и такими мощными факторами, как голод, разорение гражданской войны и- войны империалистической. В итоге Федотов констатирует раздавленную прослойку людей умственного труда, всегда хрупкую в России, уничтожение помещиков, интеллигенции, старой буржуазии и появление новых социальных образований. Он развертывает методом социологического портретирования в публицистическом исполнении целую панораму общественной жизни СССР в? Особенное внимание уделяет Федотов своей заветной теме — теме культуры в узком смысле слова. Здесь он видит обломки старого, заглушаемые «буйным ростом молодняка». При этом, «не доверяя жизненным силам новой культуры, государство сознательно губит старую 2. Как ни больно и как ни горько Федотову, он сохраняет объективный взгляд и предпочитает говорить о «новой культуре», а не о «новом варварстве». Главную трудность в оценке этой культуры наш мыслитель обнаруживает в сложном соотношении между коммунистическим и национальным. Федотов их разделяет, но не до конца, так как для него «идеология коммунизма была центром кристаллизации всех новых сил» 3. Однако Федотов убежден: «Не марксизм лег в основу новой культуры, хотя он завещал ей некоторые из своих элементов» 4.
Многие суждения Федотова сейчас звучат как аксиомы. Спасительные для России силы русский мыслитель видит не в «новой культуре». Они имеют подземные источники. Самый мощный и древний из них — Церковь. Федотов ясно понимает, что «революция вызвала широкий отход от Церкви или охлаждение к ней». Все дело в характере этого отхода и охлаждения. В церковной проблеме, как и везде у Федотова, «революция была мечом, разделяющим — живое от мертвого» 5. Церковь прошла через аскетическое очищение, закрепилась в аполитизме. С отходом от Церкви народных масс в это время началось возвращение в Церковь значительной части интеллигенции. Обращение интеллигенции Федотов считает «естественным завершением мощного движения русской культуры конца XIX и начала XX века» 6.
Однако мыслитель отмечает и опасные настроения, которые привносят в Церковь представители интеллигенции: апокалипсическое упразднениесоциальных и национальных проблем, отрицание культуры, мистический нигилизм. Все же, по убеждению Федотова, именно в Церкви происходит накопление культурных сил. Федотов очень реалистично оценивал ситуацию. Церковь не вобрала в себя всей старой интеллигенции. Процесс оцерковлениязамедлился. Главное разделение в обществе произошло по моральной линии. Многие лишь подошли к Церкви и остановились на пороге, удерживаемые страхом перед мистико-эсхатологическим накалом идей. Спасение ее Федотов не мыслит на политических путях. С выходом Церкви из подполья, с легализацией и экспансией церковной ставится цель «нового крещения Руси» — «отвоевание масс у антихриста» 1. Из того, что совершается в России, самое важное для Федотова — это жестокая борьба мировоззрений происходящая в глубинах, в двух одновременно и параллельно протекающих течениях рационализации народного сознания и его христианизации.
Борьбу эту русский мыслитель вовсе не рассматривает как продолжение борьбы «старого с новым». Христианство — вечное, а «новое» — слишком старо. Не отождествляет он и дело Церкви в России с делом старой культуры. Церковь не отрицает «новой культуры» и не станет защищать некоторые интеллектуальные и эстетические идеалы XIX века. Федотов весьма осторожен в оценках действительного положения Церкви в «новой культуре». Но для него несомненно, что Церковь является источником всякого творчества, резервуаром духовных сил, из которого «будут питаться все живые направления русской культуры» 2. Именно Церковь остается в России единственной хранительницей и носительницей духовного преемства. Федотов всматривается и в противоположный Церкви мрачный полюс «нового общества» — в механизм политической власти. Здесь русский мыслитель дал культурсоциологический анализ феномена «сталинократии» 3. Для Федотова-историка завершение русской революции Сталиным есть проявление общей закономерности всякой «великой» революции, а «эволюция революции» в сторону политической демократии «была бы настоящим чудом».
Федотов оценивает установление «сталинократии» как контрреволюцию. Наш мыслитель, в отличие от мнения большинства эмиграции, которая еще и в 30-е годы говорила о господстве в России коммунистов, или большевиков, мечтая об избавлении России от них, проницательно указывал, что «большевиков уже нет, что не «они» правят Россией»-- «не они, а он». Уже нe «кoммунисты», a кaкие-то новые люди, возглавляемые «им», пришли к власти. Для Федотова«сталинократия» есть ликвидация коммунизма, прикрытая марксистскими символами. Во всей культурной политике Сталина русский мыслитель усматривал борьбу с марксизмом. Отсюда он ставит вопросы о партии: «Почему не ликвидирована партия вместе с ликвидацией основ ее миросозерцания? И ответы Федотов ищет в характере единодержавия Сталина. Федотовский анализ «сталинократии» дает множество тонких наблюдений, точных характеристик и верных оценок, которые нам помогают понять то, что только сейчас для многих начинает проясняться. В глубоком раздумье смотрит Федотов в лицо России на исходе двух десятилетий ее революции. Все в ней неустойчиво и шатко.
Мыслитель не выносит приговора России, но вынашивает надежду на ее раскрепощение, которое, по его убеждению, принципиально совместимо с социалистической основой государственного хозяйства. Россия на распутье под угрозой войны. Будущее ее туманно. Куда идет она? Федотов пытается заглянуть в это будущее и указать путь к нему. Реальные черты будущего России мыслитель нащупывает в ее настоящем, но настоящее предстает в двух непримиримых образах. Новая Россия. Это лик, окутанный мраком, картина из Дантова ада, и это образы здоровья, кипучей жизни, бодрого труда и творчества. Такой видела Советскую Россию вся эмиграция. В расчетах на русское национальное возрождение делали ставку на один из двух полюсов советского общества: на рабов или на строителей.
Для Федотова: «Первая ставка — на ненависть и разрушение , вторая— на примирение и созидательныйтруд» 2. Но таков выбор политика. Когда Федотов мыслью углубляется в будущее и думает о духовном облике России, тогда он напоминает о третьем типе русской жизни: «о бессильных ныне и скрывающихся по «пещерам и ущельям» советского общества, о молчальниках и мучениках веры». Федотов проницательно замечает: «Качество новой, открывшейся им духовности нам не ясно — оно, вероятно, различно у разных людей, но будем уверены, что под чудовищным прессом революции эта сдержанная, недоступная слову духовность нагнетается от давления, о котором мы, говорящие и болтающие, не имеем понятия» 3. В своей надежде на будущее России Федотов делает ставку веры. Однако это — «ставка Паскаля» — вера-вероятность, вера в будущее от неуверенности в настоящем. Религиозно-культурный оптимизм Федотова питается скрытым социально-историческим пессимизмом и, быть может, личным отчаянием. По мере того, как нашему мыслителю становилось труднее «дышать тяжким воздухом земли», его оценки революции и «пореволюционной» судьбы России становились все более сдержанными, мучительно реалистичными. В его сознании когда-то пересеклись социализм и православие, а теперь явственно проступил крест, на котором распята Россия. К смерти ли?
К воскресению? Несомненно одно: Федотов был творчески жив Россией, и Россия была молитвенно жива для Федотова. Бойков 1 См. Hеслыханные страдания России едва дают решимость поднять пригнувшуюся голову и заглянуть вдаль. Но для тех, кто имеет мужество это сделать, за агонией России открывается катастрофа — уже всемирного значения. Одна из величайших сил, творящих историю наших дней, — социализм переживает время тяжкого кризиса, из которого он может выйти возрожденным или погибнуть, задавив под своими обломками европейскую культуру. В России нет сейчас несчастнее людей, чем русские социалисты, — мы говорим о тех, для кого родина не пустой звук. Они несут на себе двойной крест: видеть родину истекающей кровью и идеалы свои поруганными и оскверненными в их мнимом торжестве. И ко всему этому присоединяется сознание, что именно попытка реализации этих идеалов — повинна, в какой-то еще не подлежащей определению мере, в гибели России. Мы целый год с невыразимой болью созерцали, как влачится в грязи красное знамя, как, во имя братства и справедливости, бушует ненависть, алчность и вожделение.
Зверь не может досыта упиться кровью, животное — отвалиться от корыта с помоями. Именем социализма трудящиеся массы отравлены ядом подлинно буржуазной, мещанской жадности. Кто думает ныне о труде и его святости? Кто знает, что социализм есть организация труда, а не общественных столовых? Кто помнит сейчас об «идее рабочего сословия»? Многие думают всю вину возложить на Россию. Говорят, что здесь нет ни атома социализма, что нельзя смешивать пугачевщину с марксизмом. Для культурного Запада не страшна будто бы зараза русских илотов. Социализм в Европе полон здоровых, созидательных сил. Все это верно лишь наполовину.
Энтузиазм его первых бурных лет сменился десятилетиями культурной борьбы, которые утешали Энгельса «красными щеками» пролетариата, а противников социализма — его безвредностью. Вынуто было жало ненависти, но с ним вместе горение энтузиазма. Обнажился, во всей его скудости, «интерес» как единственный двигатель классовой борьбы. Дети и внуки революционеров с аппетитом уселись за чечевичную похлебку и готовились по счетам принять наследство буржуазного общества, со всеми наследственными долгами и тяжбами. Через душу пролетариата мещанство готовилось одержать последнюю победу: стать человечеством. Война вскрыла этот кризис для тех, кто еще не видел его. Второй Интернационал погиб. Рабочие всюду заняли свои места в «империалистических» армиях, чтобы убивать друг друга, и если для многих в этот трагический момент впервые открылась ценность родины, то другие хладнокровно взвешивали барыши и убытки, которые несет с собой эта река крови. Уже империалистический социализм показывал миру свое страшное лицо. Что сулит будущее?
Война окончится, но вместе с нею исчезнет ли преграда непонимания и вражды, разделившая надвое мировой пролетариат? И если революция и политическое развитие поставят вчерашних «красных» вождей у кормила власти, кто поручится, что они не возобновят старые тяжбы из-за рынков, договоров, границ, которые они уже сделали своими, и не спустят снова на кровавые поля тех армий, в рядах которых они уже сражались? Может быть, спасения ждать из Циммервальда? Но во имя Циммервальда в России вот уже целый год, как социалисты убивают друг друга, и две социалистические республики — Россия и Украина — находятся в состоянии войны. С одной стороны, внутренний мир, купленный ценой международных войн, с другой — гражданская война, возведенная в принцип и неминуемо становящаяся войной международной. Маркс знал, что революция ведет к войне, но он не знал, что к войне ведут разные понимания социализма. Здесь обнажается со страшной силой, как мало единящих начал выработал современный социализм. На механике интересов и ненависти он построил надежды на свое торжество. Но ненависть обращается на самое себя, «революция пожирает своих детей». Интересы образуют причудливо скрещивающиеся круги, которые, вместо того чтобы расширяться от класса до человечества, все суживаются от группы к группе, чтобы прийти к оторвавшемуся от всякого социального тела хищнику: человек человеку волк.
Но мы верим и знаем: в социализме живет вечная правда, всего смысла которой он еще сам не постигает. Лазарь должен сойти со своего гноища, чтобы занять место рядом с облеченным в порфиру. Бессмысленные и унизительные страдания, которые человек причиняет человеку, оскорбляя родимую землю, должны быть прекращены. Труд и радость должны облагородить всякую жизнь. Но каждый должен взять и свою меру страданий, страданий мысли, творчества и ответственности, стать причастником трагедии культуры, работником в искуплении человечества. Каждый своей дорогой — к одной цели, равные в своем неравенстве единящим духом любви — растущее единое тело единого духа, — таким мы видим грядущее человечество. Сейчас оно у края бездны, но мы верим, что оно не может погибнуть, не осуществив своей вселенской миссии. Оно не может умереть, значит — оно будет жить. Социализм, который вел его к Царству Божию на земле, а привел к бездне, должен найти в себе силы для возрождения, для нового рождения. Он должен найти новый камень вместо песка эгоизмов, на котором будет основана его Церковь.
Новая мысль должна озарить сознание трудящихся, новая вера — зажечь сердца. В кровавом кошмаре наших дней пролетариат, потрясенный, но не сломленный, переживет свое обращение. Нас мало, и глухая ночь кругом, но мы вышли искать новый путь. Наша слабость нас не пугает. Мы верим, что кругом нас, в темноте, не видя друг друга, тысячи одиноких искателей блуждают в поисках той же цели. Когда мы найдем друг друга, то найдется заветный путь... И занявшийся день застанет нас в бодром паломничестве. Мы имущие, но еще не обретшие. У нас разные мысли, разные веры. Но мы не спорим, а ищем вместе.
Голоса перекликаются во мраке, пусть разные слова слышатся в них, но дух один, одна перед нами цель. Дерзновенна эта цель, но время требует подвига: спасти- правду социализма правдой духа, и правдой социализма спасти мир. Недостаточно отвлеченно признать совместимость социализма с любовью к родине. Чтобы быть живой и действенной, любовь должна быть личной. Не «любовь к любви», а любовь к лицу. Любовь — как бы ни старались скрыть ее имя в холодных понятиях солидарности, чувства общения, социальной связи — есть начало, скрепляющее всякое общество. Без нее высвобождается хаос противоречивых стремлений групп и личностей, начинается процесс распада. Не механической силе и не проблематическому сознанию общих интересов общий интерес — всегда софизм растопить и сплавить в единство формы этническую материю. Государство чудится самым внешним и грубым из человеческих объединений. Но оно может жить лишь ценой общих и вольных жертв, как непрерывное горение костра, поддерживаемое валежником в лесу.
Только любовь делает его возможным. В начале войны у части русских социалистов проснулось сознание права на отечество как самостоятельную ценность. Теперь пора определить это все еще международное отечество как наше, как Россию. Еще недавно это стоило бы многим из нас тяжких усилий. Мы не хотели поклониться России-царице, венчанной царской короной. Гипнотизировал политический лик России — самодержавной угнетательницы народов. Вместе с Владимиром Печериным проклинали мы Россию, с Марксом ненавидели ее. И она не вынесла этой ненависти. Теперь мы стоим над ней, полные мучительной боли. Умерла ли она?
Все ли жива еще? Или может воскреснуть? Приблизилась смерть, и, затененные ее крылом, мучительно близкими, навеки родными стали черты ее лица. Отвернувшиеся от царицы, мы возвращаемся к страдалице, к мученице, к распятой. Мы даем обет жить для ее воскресения, слить с ее образом все самые священные для нас идеалы. Но прежде хочется отдать себе отчет в том, что мы нашли, что любим. Трудно выразить лицо России, как все живое и все близкое. Но мы воздержимся от дерзкой характеристики России или души русского народа. Скажем просто и правдиво: что мы любим и как мы узнали о том, что любим. Кто пил горькую чашу изгнания и жил с предчувствием, что долгие годы — быть может, целая жизнь — отделяют его от России, тот знает острее всякого другого, что значит тоска по родине.
Пусть мысль, в плену предрассудков, отвергала Россию, — самое суровое сердце билось живее при воспоминании о родине. Что ощущалось всего сильнее в образе родины? Ее природное, земное бытие: линии ландшафта и воздух родных полей или лесов. Пусть убогая, но милая, родина не могла быть вытеснена из души ни мягкостью и живописностью европейских урочищ, ни сладким обаянием юга: это было в крови, сильнее нас. И мы томились — кто по березам и соснам северных сторон — помните? И, может быть, всего ярче — как наваждение — овладевал душой призрак лета, зноя, истомы, золотых снопов и страдного труда — труд и обилие, как мечта сермяжной Руси, мечта Некрасова, связавшая народное и народническое в одной, не вымышленной, реальной красоте: А в полях, в страду, как прежде, шумно, И скрипят возы с поникшей рожью, И под солнцем златоверхи гумна, И вихриста пыль по придорожью. Зенкевич В родине впервые приоткрывается лицо России. И теперь мучительно думать, как родные поля топчутся немецкой ратью, как родина отторгается от России, становясь иноземной страной, «заграницей», разрывая с кровью то, что в душе слитно и неразрывно. На чужбине же мы начинали любить и раздражавшее прежде, казавшееся безвольным и бессмысленным начало народной стихии. Среди формальной строгости европейского быта, не хватало нам привычной простоты и доброты, удивительной мягкости и легкости человеческих отношений, которые возможны только в России.
Здесь чужие в минутной встрече могут почувствовать себя близкими, здесь нет чужих, где каждый друг другу «дядя», «брат» или «отец». Пусть ныне замутилась ненавистью эта человечность — мы знаем: страсть отбушует и лицо народа просветлеет, отражая «нерукотворный Лик». Еще недавно мы верили, что Россия страшно бедна культурно, какое-то дикое, девственное поле. Нужно было, чтобы Толстой и Достоевский сделались учителями человечества, чтобы алчные до экзотических впечатлений пилигримы потянулись с Запада изучать русскую красоту, быт, древность, музыку, и лишь тогда мы огляделись вокруг нас. И что же? Россия — не нищая, а насыщенная тысячелетней культурой страна — предстала взорам. Если бы сейчас она погибла безвозвратно, она уже врезала свой след в историю мира — великая среди великих, — не обещание, а зрелый плод. Попробуем ее осмыслить — и насколько беднее станет без нее культурное человечество. Именно более глубокое погружение в источники западной культуры открыло для всех — еще не видевших — великолепную красоту русской культуры. Возвращаясь из Рима, мы впервые с дрожью восторга всматривались в колонны Казанского собора; средневековая Италия делала понятной Москву.
Совсем недавно, после первой революции нашей, совершилось это чудо: воскрешение русской красоты, не сусальной, славянофильской, провинциальной, а строгой, вселенской и вечной. Мы не успели пересчитать наши церкви-музеи, описать старые города-сокровища, не успели собрать нашу живопись. Но сколько открытий уже сделано. Мы знаем, что в темной, презираемой иконе таилось живописное искусство дух захватывающей мощи. Война прервала в самом начале эту работу изучения. Мы к ней вернемся. Если Россия пала навеки — мы не верим в это, — тогда мы будем с лопатой в руке рыться в ее могилах, как на священной почве Греции, чтобы спасти для мира останки божественной красоты. Культура творится в исторической жизни народа. Не может убогий, провинциальный исторический процесс создать высокой культуры. Надо понять, что позади нас не история города Глупова, а трагическая история великой страны, — ущербленная, изувеченная, но все же великая история.
Эту историю предстоит написать заново.
Учения о праве и государстве русского радикализма (М.Бакунин. П.Кропоткин. П.Лавров)
3. История политических и правовых учений./ Под ред. О.В. Марты-шина, – М., 2004. Западничество, утрачивая свою идейность, овладевает историческим сознанием. Федотов указывает на элементы западничества, завещанные Ключевскому Чичериным и Соловьевым, но и резко подчеркивает разделяющие их грани. Добро пожаловать в обновленную Театральную библиотеку! Интересной работы и увлекательного чтения!
Другие вопросы:
- М. Бакунин и его воззрения
- Служить России можно везде!
- Анархизм и марксизм о государстве
- 1. Введение
Основные течения русской политической мысли XIX в.
Западничество, утрачивая свою идейность, овладевает историческим сознанием. Федотов указывает на элементы западничества, завещанные Ключевскому Чичериным и Соловьевым, но и резко подчеркивает разделяющие их грани. Чичерин не только крупнейший теоретик права, один из основа-телей государственной школы в русской историографии, выдающийся философ, но он также справедливо считается основателем политиче-ской философии как науки в России. Чаадаев А. С. Пушкин Автором наиболее радикального правового трактата, получившего название "Русской правды", является: (*ответ*) П. И. Пестель Н. М. Муравьев П. Я. Чаадаев Н. М. Карамзин А. С. Хомяков Б. Н. Чичерин В начале XIX века в России началось царствование. По мнению И.С. Аксакова, «общество» представляет собой «мыслящий класс», в котором «совершается сознательная, умственная деятельность», также это наиболее просвещенная, образованная часть народа, прошедшая процесс самоопределения – «народ самосознающий». М.: Тип.- литогр. Т-ва И.Н. Кушнерев и К, 1911.- 284 с. Герье В. Философия истории от Августина / В. Герье.- М.: Печатня СП. Яковлева, 1915.- 268 с. Кареев Н.И. Историология: (теория ист. процесса): из лекций по.
Основные направления общественно-политической мысли XIX века
Социальное бытие в эпоху индустриализации обозначило основные направления общественно-политической мысли в передовых странах и России. Аннотация издательcтва: Мемуары Петра Алексеевича Кропоткина (1842-1921), переведенные на все основные языки, многократно издавались во всем мире. Содержание 1 Российское Просвещение 2 Славянофилы и Почвенничество 3 Русский символизм.
Кропоткин Петр Алексеевич (1842 – 1921)
В трудах Кропоткина изложен прямой путь к гуманистическому, справедливому общественному устройству, по которому могло идти общество без всяких «переходных периодов» и «отмирания государства через его расцвет». Общественно-политическая деятельность братьев Чичериных в Тамбове и Тамбовской губернии*. Российское дворянство было объединено родственными связями гораздо теснее, чем корпоративными, или сословными. Согласно Кропоткину, в основании будущего анархо-коммунистического общества будут находиться взаимопомощь, солидарность и «децентрализм» (т. е. федерализм). Главный элемент этого общества — самоуправляющаяся производственная коммуна. Политолог Борис Прокудин о встрече Кропоткина с Царем, его поездке в Сибирь и отношении философа к событиям 1917 годаБорис Прокудин ( После революции, с 1917 по 193 3 г., «Записки революционе ра» издавзлись девять раз, не считая выпусков с сокращениями и публикаций отдельных отрывков. В академическое издание 193 3 г. вошел текст рукописей Кропоткина на русском языке.
Связанных вопросов не найдено
- Смотрите также
- Термины и понятия 19 век
- решение вопроса
- ВАЖНЕЙШИЕ ТЕЧЕНИЯ В ФИЛОСОФИИ XIX ВЕКА (ПЕРИОД КЛАССИКИ)
- Идеи Петра Кропоткина — Нож
Книга (аналит. описание): Два понимания русской свободы: Борис Чичерин и Иван Аксаков
Смотрят в разные стороны, но по сути одно и тоже». Это означало что и те и другие хотели реформ , и были непримиримыми противниками на бумаге, но при этом вместе сидели в салонах и коротали время. Социальный состав движения был несколько иным, чем у либералов. Было достаточно представителей недворянского сословия: чиновники, студенты. В МГУ, например, дворяне составляли только треть студентов, а две трети-это были малоимущие разночинцы, для которых образование должно было стать социальным лифтом. Стали возникать многочисленные кружки студентов-революционеров. Они были не многочисленны, один из самых больших - Сунгуровский- насчитывал 30 человек. Одним из самым радикальных стал кружок Герцена и Огарева. А Александр Герцен Был незаконнорождённым сыном дворянина Яковлева.
Фамилия - вымышленная, «ребенок сердца». Огарев был другом его детства, они вместе выросли в Москве, вместе поступи в МГУ. Их кружок был политическим, а не литературным. Они занимались изучением французской революции и в итоге пришли к выводу о том, что буржуазные революции не приносят обществу избавления от социальных проблем. Поэтому больше заинтересовались утопическими идеями Сен-Симона. Где говорилось о возможности построения идеального государства социальной справедливости. Герцен А. Герцен Пока Герцен жил в России, часто попадал в ссылки за свои идеи.
После смерти отца в 1847 году навсегда переехал за границу. После французской революции 1848 года и последующей реакции , стал социалистом. Сам Герцен был Западником и даже поехал во Францию , где происходила революция. Но побыв на баррикадах он разочаровался французскими революционерами , так как они боролись за смену власти а не за смену режима и хотели тоже такой же размеренности для себя. Герцен был западником пока не попал сам на Запад. Жил в Швейцарии, Франции, Англии. Его счета в России были заморожены, но он обратился к банкирам Ротшильдам и те решили его вопрос за определенную плату. На Западе он издавал в своей типографии журнал «Колокол», в котором печатались те, кого запретили на Родине.
Сам Герцен считал, что революция необходима, и движущей силой революции должны быть не дворяне, а представители народа. Но после измены жены, Гельвиги выселились. После смерти своей жены он стал жить с женой друга Н. Друг из за этого спился. Б Петрашевцы. Кружок сложился в 1845 году, до 1847 не имел определенной направленности. В кружке изучали утопические идеи Фурье и Сен-Симона. Начиная с 1847 года можно говорить об оформлении петрашевцев.
В деятельности кружка в разной степени участвовали Достоевский, Глинка, Салтыков-Щедрин. По сословному составу в кружок входили мелкопоместные или беспоместные дворяне и разночинцы. Члены кружка встречались по пятницам и обсуждали проекты развития России. Рассуждали о притеснениях цензуры, о безобразии крепостного права, о продажности чиновничеств. В 1849 году члены кружка были арестованы. Это было известное дело об инсценировке казни, когда осужденные о последнем не знали, что их помилуют. Все по делу «петрашевев» было осуждено 123 человека. Чернышевский Н.
Чернышевский сын священника. Отстаивал революционно-демократические идеи, увлекался идеями утопического социализма. Он активно включился в развернувшуюся дискуссию по поводу готовящейся крестьянской реформы. Вскоре политические идеи Чернышевского вывели его в число идейных вдохновителей зарождавшегося русского социализма и народничества. В 1861-1862 гг. Написанная им знаменитая прокламация «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», а также связи с Герценом привели к аресту Николая Гавриловича в июне 1862 г. Он был помещен в одиночную камеру Петропавловской крепости, где находился около двух лет. Несмотря на тюремные условия, Чернышевский не прерывал работы, написав более 200 авторских листов различных сочинений, в том числе и свой самый выдающийся литературный труд — роман «Что делать?
Из-за невнимательности цензуры, увидевшей в произведении лишь любовную линию, в 1863 г. Его роман «Что делать? Общественно-политическая мысль после отмены крепостного права. Особенностью революционного движения во второй половине 19 века стало вовлечение именно большого числа разночинной интеллигенции. Именно разночинцы стали движущей силой революционного движения. Разночинцы - люди кот не относились ни к одному из сословий. Это свободные люди потомки врачей чиновников солдат личных крестьян. Которые получили образование и работали в сфере интеллектуального труда, например , репетиторство , Белинский , Чернышевский.
Они назывались разночинной интеллигенцией. Земля и воля 1861-1864. После того как русские революционеры увидели, что крестьянская реформа 1861 г. Именно Герцена и его идеи крестьянского русского социализма считают корнями народничества. Герцен разочаровавшись в западе, где была очень сил на буржуазия и не могло случится социалистической революции, предложил идти в народ. Крестьянская община имела на их взгляд зачатки социалистической ячейки и для того чтобы она себя проявила, необходимо дать крестьянам землю и волю.
Сумма исчислялась из величины оброка, который крестьяне платили помещикам до реформы. Взимание платежей прекратилось в ходе революции 1905-1907 гг. К этому времени правительство успело взыскать с крестьян более 1,6 млрд руб. Газават Газават — то же, что и джихад. В исламе священная война за веру, против неверных неверующих в Единого Бога и посланническую миссию хотя бы одного из пророков ислама. Декабристы Декабристы — участники российского дворянского оппозиционного движения, члены различных тайных обществ второй половины 1810-х — первой половины 1820-х, организовавшие антиправительственное восстание в декабре 1825 и получившие название по месяцу восстания. Духовенство Духовенство — служители культа в монотеистических религиях; лица, профессионально занимающиеся отправлением религиозных обрядов и служб и составляющие особые корпорации. В православной церкви духовенство делится на черное монашество и белое священники, дьяконы. В XIX веке — привилегированное сословие российского общества, освобождённое от телесных наказаний, обязательной службы и подушной подати. Западники Западники — направление русской общественной мысли середины XIX в. Выступали за развитие России по западноевропейскому пути, противостояли славянофилам. Главные представители — В. Боткин, Т. Грановский, К. Кавелин, Б. Чичерин и др. Жандармерия Жандармерия — полиция, имеющая военную организацию и выполняющая охранные задачи внутри страны и в армии. В России в 1827-1917 гг. Имамат Имамат — общее название мусульманского теократического государства. Также государство мюридов в Дагестане и Чечне, возникшее в кон.
Эти материалы содержат в себе тексты, отражающие выбранные мною с моими коллегами значимые фрагменты творческих биографий и текстов философов, родившихся в Российской империи и СССР, основные работы которых были опубликованы в ХХ веке. Эти тексты заимствованы мною как из работ самих философов, так и из многочисленных работ, посвящённых их творчеству — как отечественных, так и зарубежных. Я рассчитываю, что публикация этих материалов будут способствовать популяризации основных идей и работ мыслителей, включённых в «досье» издаваемой серии.
The negotiations demonstrated that albeit Order actually was not willing and able to fight against the King of Poland and Duke of Prussia, the ambassadors accepted the annual tribute of Livonia to the tsar. A precondition for it was the entry of the Teutonic Order into the war against the king of Poland. The Order was not able to carry it out and actually talks failed.
Учения о праве и государстве русского радикализма (М.Бакунин. П.Кропоткин. П.Лавров)
Содержание 1 Философские школы 1. Философовы дворянский род. Философов, Алексей Илларионович 1799 1874 российский генерал от артиллерии.
К тому же стремление партий любой ценой получить поддержку у населения заставляет их поощрять низменные потребности человека, использовать сомнительные методы борьбы ложь, клевета. С лавянофильство, сформировавшееся в московских общественных кругах А. Хомяков, братья И. Аксаковы, И. Киреевские, Ю. Самарин исходило из того, что все политические институты естественно вырастают из культуры, а она, в свою очередь, зависит от религиозных воззрений. По этой причине, считали они, копирование политического опыта европейских стран ошибочно.
Своеобразие России славянофилы видели в духе общинности, скрепляемом православием, в особой духовности народа, живущего, по выражению Константина Сергеевича Аксакова 1817 - 1860 , «по правде внутренней». Западные же народы, по его мнению, напротив, живут в атмосфере индивидуализма, частных интересов, регулируемых «правдой внешней», то есть нормами писаного права. Российское самодержавие, в отличие от западных государств, возникло не в результате столкновения частных интересов, а путем добровольного согласия между властью и народом. Славянофилы утверждали, что органичное единство между властью и народом существовало лишь в допетровское время. Преобразования Петра I, по их мнению, нанесли удар российской самобытности, чем причинили большой вред развитию страны. Во второй половине XIX в. Революционеры-демократы В. Герцен, Н. Чернышевский считали вооруженное восстание единственным средством свержения самодержавия.
Идеалом общественного устройства для В. Белинского 1811 - 1848 было социалистическое общество, в котором будут уничтожены материальное неравенство и эксплуатация. П исатель и публицист Александр Иванович Герцен 1812 - 1870 допускал возможность того, что Россия может миновать капиталистическую фазу развития. Основой будущего экономического и политического строя, зародышем социалистического общества, по мнению А. Герцена, является крестьянская община. В этом заключался утопизм революционеров-демократов, поскольку уже тогда община не представляла собой единого образования и расслаивалась. Признавая желательным «переворот без кровавых средств», Герцен приходит к пониманию необходимости социального переворота, став тем самым одним из создателей народничества. В то же время он полагал, что насилием и террором можно только расчищать место для будущего, но не создавать новое. Для социального созидания, полагал он, нужно народное сознание: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри».
Идеологи анархизма, прежде всего Михаил Александрович Бакунин 1814-1876 и Петр Алексеевич Кропоткин 1842-1921 исходили из тезиса, что государство есть зло, поскольку мешает естественному существованию людей, и представляли идеалом общественного развития самоуправляющееся анархическое социалистическое общество. А нархия, по М. Бакунину, - «это вольный союз земледельческих и фабричных товариществ, общин, областей и народов, и, наконец, в более отделенном будущем — общечеловеческое братство, торжествующее на развалинах всех государств». Бакунин критиковал идею К. Маркса о диктатуре пролетариата, считая ее формой подавления одной части общества другой. Идеи бакунизма имели в России богатую социальную почву, особенно среди молодежи, находя отклик среди значительнеой части общества. Бакунин и его последователи исходили из готовности народа к революции таким его делали нищета, рабство, опыт крестьянских войн, выработанный народом идеал общественного устройства. С целью поднятия народа на революцию Бакунин предлагал создавать инициативныке группы революционной молрдежи, призывал учащуюся молодежь бросать гимназии и университеты и идти в народ для революционной работы и подготовки «всесокрушительного бунта». По Кропоткину, все общественные формы, через которые проходит человечество, имеют тенденцию к застою, поэтому, революции необходимы для того, чтобы устранить факторы, затрудняющие прогресс общества и деморализующие человека, в первую очередь, частную собственность и государственную власть.
Идеал будущего устройства Кропоткин назвал «анархическим коммунизмом». Основу анархического коммунистического общества должна была составить федерация производственных, самоуправляющихся общин коммун. Конечно, идеалы анархистов несбыточны, однако их требования справедливости и уважения прав и свобод индивида, определяют их значимость в истории политической мысли России. В конце XIX в. Анализируя британскую и американскую демократические системы, он рассматривал демократию как способ взаимодействия политических институтов, масс, индивидов, борющихся за власть. Основное внимание при этом уделялось поведению политических субъектов. В качестве главного участника политического процесса М. Острогорский выделял политические партии. Отмечая тенденцию массового участия в политике широких слоев населения в качестве определяющей, он подчеркивал и ее негативные последствия: возможность перерождения демократии в ее противоположность — диктатуру.
Это происходит потому, что субъектом политики становятся массы, которые испанский философ Х.
Программа социальных и политических преобразований. В России в результате революции устанавливается президентская республика с разделением власти: законодательная власть принадлежит однопалатному Народному вече, которое избирается всеми лицами мужского пола, достигшими двадцатилетнего возраста за исключением находящихся в личном услужении сроком на пять лет. Вече принимает законы, имеет право объявления войны и заключения мира; исполнительную власть осуществляет державная Дума, состоящая из пяти человек, избираемых сроком на пять лет. Она «ведет войну и производит переговоры... Все министерства и вообще все правительствующие места состоят под ведомством и начальством державной Думы»; блюстительная власть, осуществляющая надзор за деятельностью первых двух ветвей власти, принадлежит Верховному собору, состоящему из 120 человек, которые назначаются пожизненно по предложению губерний. Верховный собор проводит экспертизу и утверждает законы, которые лишь после этой процедуры получают юридическую силу. Сословный суд отменялся и вводился гласный суд присяжных заседателей, равный для всех граждан.
В проекте Россия представлена как унитарное государство с разделением на 10 областей. Каждая область, в свою очередь, состоит из пяти губерний, губернии из уездов, уезды из волостей. Весь многонациональный народ России, по мнению Пестеля должен представлять одно сословие - гражданское, а для всех различных «племен», населяющих Российское государство, устанавливается одна национальность - русская. Все российские граждане обладают равными гражданскими и политическими правами: неприкосновенность личности, равенство всех перед законом, свобода слова, совести православию все же оказывается государственная поддержка , собраний. Однако из опасения разрушения нового общественного порядка образование политических партий запрещалось. Средством создания такого общества Пестель считал военно-революционный переворот, в результате которого ликвидируется монархия, физически уничтожаются члены царской семьи, и провозглашается республика. Затем формируется Временное Верховное правление, которое и осуществляет все преобразования. Верховное правление, возглавляемое диктатором учреждается на 10-15 лет.
Именно по прошествии этого времени, как полагал Пестель, существующие порядки не только прекратят свое существование, но о них и забудут. Северное общество — тайная организация декабристов в 1821-1825 гг. Муравьев, автор принятой большинством членов Общества «Конституции». После поражения восстания 14 декабря 1825 г. Муравьев Никита Михайлович 1796-1843 гг. Учился в Московском университете на математическом факультете, не окончив который, в 1813 добровольцем ушел на войну, стал капитаном, дошел до Парижа. Под влиянием западноевропейской жизни Муравьев рано определил свои политические взгляды. В 1816 вместе с П.
Пестелем принимал активное участие в создании тайного общества «Союз истинных и верных сынов Отечества» в 1818 преобразован в «Союз благоденствия». Из опасения провала Союз в 1821 был объявлен распущенным, его радикальные участники в Петербурге создали «Северное общество», одним из руководителей которого стал Муравьев. В восстании 14 декабря 1825 г. Однако 20 декабря был все же арестован. Верховный уголовный суд признал его виновным, осудил «к смертной казни отсечением головы», но затем заменил наказание, приговорив к лишению чинов, дворянства и 20-летней каторге. Позже срок ее был сокращен. Муравьева перевели в 1835 на поселение в Иркутскую губернию, где он и умер в 1843 г. Свои политико-правовые взгляды Н.
Муравьев изложил в трех проектах Конституции, последний из которых наиболее радикальный он написал в 1826 г. Муравьев, придерживаясь договорной теории происхождения государства, считал, что народ образует государство по договору, но при этом сохраняет свой суверенитет и не утрачивает естественные права, как неотчуждаемые. Муравьев считал, что все законы в государстве должны соответствовать неотчуждаемым правам человека. Всякие же иные законы «есть злоупотребление, основанное на силе». План государственных преобразований. Государственное устройство — федерация с разделением на области, волости и уезды. В основе деления — исторические, экономические и географические факторы. Наилучшая форма правления для России - конституционная монархия, основанная на принципе разделения власти.
Законодательная власть принадлежит Народному вече, состоящему из двух палат: - Верховная дума, избираемая сроком на 6 лет всеми совершеннолетними жителями, имеющими строго определенный и достаточно высокий имущественный ценз. Лица, находящиеся в частном услужении, права голоса не имеют. Наличие второй палаты связано с тем, что будущее территориальное устройство России — федерация, поэтому каждому члену-федерату предоставляется место в законодательном органе. Главой исполнительной власти является монарх, полномочия которого определены Конституцией: он назначает и смещает министров, главнокомандующих, представляет Россию на международных переговорах, имеет право созывать палаты Народного вече. Но вся его деятельность контролируется законодательным органом. Судебная власть осуществляется довольно сложной системой судебных органов: в уездах создаются совестные суды аналог мирового суда. Следующее звено судебной системы — областные суды в этом суде есть коллегия присяжных заседателей. Высшим судебным органом является Верховное судилище, состоящее из пожизненно избранных Народным вече судей.
В соответствии с проектом Н. Муравьева предусматривалось гласное и открытое рассмотрение дел в судах любого уровня. Конституция провозглашала равные для всех права и свободы: свобода слова, совести, передвижения, занятия любым делом и т. Путь к этим преобразованиям Н. Муравьев видел в военно-революционном перевороте и немедленном установлении в обществе всех политических и гражданских прав. В тактических вопросах оба общества ориентировались на «военную революцию» - восстание армии, руководимой членами тайных обществ. Декабристы стремились действовать во благо народа, но без народа - из опасения новой «пугачевщины». Их планы преобразования политического и социального устройства общества получили дальнейшее развитие в течениях русского общественно-политического движения XIX-начала XX вв.
Западники и славянофилы Во второй четверти XIX в. Основное содержание этой «теории» сводилось к утверждению политической, социальной и конфессиональной самобытности России. Традиционализм, сознательное противостояние всему новому, стремление к сохранению устоявшихся форм государства — таковы отличительные черты охранительной идеологии. На общественную мысль России большое влияние в эти же годы оказывают получившие распространение, немецкая классическая философия, европейский либерализм, английская политическая экономия, французский утопический социализм. Возникают философские кружки, в основном состоящие из просвещенной дворянской молодежи. Особое внимание члены кружков уделяли вопросам познания русской действительности на основе существующих философских течений, а также проблеме нереволюционного изменения существующего государственного строя. Существенную роль в этом сыграло опубликованное в 1836 г. Чаадаева, в котором автор попытался создать концепцию путей развития России, полностью противоречащей теории «официальной народности».
Чаадаев Петр Яковлевич 1794-1856 гг. С 1808 по 1811 учился в Московском университете. Участвовал в Отечественной войне и заграничных походах. В 1814 г. В 1819 г. В 1821 оставил военную службу. В 1820-23 гг. В 1823 г.
По возвращении в Россию на границе был допрошен в связи с делом декабристов. В Москве вел затворнический образ жизни. В 1836 г. Однако Чаадаев продолжал заниматься литературной деятельностью. Скончался почти в полном одиночестве в Москве в 1856 г. Основные произведения: «Философические письма», «Апология сумасшедшего». Чаадаев в своих работах в основном рассматривает проблемы исторического развития России. Он утверждает, что русская история «пуста» и оторвана от истории других народов.
Причину всех бед он видел в православии с его идеей покорности и отрешения от мира. Он считал, что любой европейский вариант христианства мог бы принести России больше пользы, чем православие, и приводит в качестве примера католицизм, со свойственным тому «животворным принципом единства», зовущий к борьбе за истину. В результате поиска этой истины страны Запада смогли «найти свободу и благосостояние». Чаадаев утверждал, что русский народ не сделал сколько-нибудь значительного вклада в человеческую культуру. Но позднее в работе «Апология сумасшедшего», написанной как ответ на обвинения относительно этого тезиса, Чаадаев все же выразил веру в историческую миссию России, которую он видел в соединении цивилизации Востока и Запада. Чаадаева стали прологом «великого спора» славянофилов и западников о прошлом, настоящем и будущем России, о ее месте в мире. Славянофильство, как самостоятельное идейное течение русской философской и общественной мысли оформилось в конце 1830-х гг. Его главными представителями стали А.
Хомяков, братья К. Аксаковы, И. Киреевские, Ю. Ф Самарин [2] и др. Теоретическая основа — европейский романтизм, немецкая классическая философия в целом, русское православие и исторический уклад России. Основные идеи: Они отрицали необходимость заимствования западноевропейских форм государственного устройства, основанных на народном представительстве и признавали за Россией особый, «самобытный» путь исторического развития, свободного от недостатков и противоречий истории западных стран. Самобытность русского народа они видели в духовности православия в отличие от католицизма и протестантизма , в самодержавии, основанном на справедливом законодательстве. Относились к уже развившимся в России отдельным чертам западной культуры как к временному злу, проникшему к нам с эпохи Петра.
Славянофилы призывали общество бороться с этим злом, видя для России полную возможность выйти в будущем на дорогу самостоятельного развития и открыть новую эру в истории человечества. В вопросе происхождения Российского государства они были сторонники норманнской теории: государство образовалось вследствие добровольного договора и приглашения вождя чужого племени. Для славянофилов характерен нравственный подход к решению политических вопросов, намерение примирить интересы всех сословий, добиться социального согласия. Взаимоотношения правительства и народа должны строиться на принципах взаимного невмешательства, государство обязано защищать народ и обеспечивать его благосостояние, обязанность народа исполнять государственные требования.
Само по себе оно было неоднородным: леворадикальное А. Белинский и просветительское, реформистское В. Боткин, Т. Герцен 1812 — 1870 гг. Сен-Симона, Л. Фейербаха и И.
Гете, а в диалектике Г. Гегеля он видел «алгебру революции». На историю ученый смотрел как на закономерный процесс неуклонного освобождения человеческой личности от различных форм рабства и перехода в состояние свободы. Герцен считал, что сельская община «мир» с ее здоровой трудовой моралью сможет стать зародышем нового и справедливого общества. Однако русский человек все же сохранил в себе свою душу и национальный характер. Тогда русский социализм станет, по убеждению Герцена, соединением «храма науки» с «цехом человечества», то есть народными массами. Насилием можно лишь расчистить место для будущего, но никак невозможно создать новое общество. Для этого необходимы «построяющие идеи» и развитое народное сознание. К западничеству принадлежал также литературный критик В. Белинский 1811 — 1848 гг.
Белинский критиковал славянофильство за идеализацию в нем патриархальной России. Он был известен также и своей последовательно атеистической позицией. В словах бог и религия, — писал он, — вижу тьму, мрак, цепи и кнут». Вот почему ни одно из этих течений не выразило, да и не могло выразить, сложную и многогранную «русскую душу». Ряда базовых идей западничества придерживался Н. Чернышевский 1828 — 1889 гг. Чернышевский — это философ-материалист, разносторонний ученый и писатель. Он был самой крупной фигурой среди представителей русского материализма 60-х годов прошлого столетия Н. Добролюбов, Д. Писарев, Н.
Работая в журнале «Современник», Чернышевский активно пропагандировал общедемократические и социалистические идеи. Суть антропологического принципа в философии состоит в том, чтобы на человека, говоря словами Чернышевского, « смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не разрезывать человеческую жизнь на разные половины,... Добро — это то, что приносит долговременную и прочную пользу, удовольствие для организма человека. Отталкиваясь от этой идеи, Чернышевский разработал теорию «разумного эгоизма». Он рассматривал психику человека в единстве с его физиологией. Как и Ч. Дарвин, русский ученый отстаивал идею эволюции и усложнения органического мира на нашей планете. Чернышевский внес определенный вклад в теорию искусства работа «Эстетические отношения искусства к действительности». Ленина, «духом классовой борьбы».
Русский анархизм: Михаил Бакунин, Пётр Кропоткин
Еще большим символом грядущей революции Кропоткин стал для анархистов. Его имя было непререкаемым авторитетом, хотя и с некоторыми оговорками. Поэтому анархисты не хотели замечать перемен в политических взглядах Кропоткина, хотя некоторые из них выступили с заявлением о его политической смерти это произошло в конце 1918 года, когда он перебрался в Россию. Начиная с 1897 года взгляды Кропоткина претерпели значительные изменения. В частности, он положительно высказывался об установлении в России парламентской системы правления, а во время Первой мировой войны Кропоткин, вопреки всем анархистам, выступил в поддержку стран Антанты. Такая позиция была обусловлена тем, что к этому времени он признал прогрессивную роль демократических государств в истории, считая их переходным этапом к установлению анархического общества будущего. По этой же причине Кропоткин приветствовал Февральскую революцию в России и, стараясь помочь, на государственном совещании Временного правительства призвал к провозглашению установления в России демократического, республиканского и федеративного политического устройства. В качестве посильного вклада он возглавил Лигу федералистов, основной целью которой была разработка принципов российского федерализма в различных аспектах историческом, юридическом, политическом и других. Эти не вписывающиеся в революционную традицию поздние взгляды Кропоткина подверглись критике большинства российских анархистов как при его жизни, так и после смерти. В советской историографии такие взгляды оправдывались «революционной отсталостью» или даже «старческим маразмом», а постсоветские исследователи вообще замалчивают этот вопрос.
Тимирязева Дмитрий Рублев: Не надо путать Кропоткина со Львом Толстым, он не благостный старичок, который пишет книги об этике. Это в первую очередь политик, связанный с международным анархическим движением, который действовал в антиавторитарном интернационале, в обществе чайковцев в Петербурге, вел пропаганду в рабочих кружках. Он выпускал целый ряд анархистских изданий, среди которых была газета «Бунтовщик», выходившая на французском языке, а также издание «Хлеб и воля» — первое анархистское издание в России. Петр Алексеевич Кропоткин проездом в Хапаранде, Швеция, 1917 год Фото: Wikipedia Политические взгляды Кропоткина изложены в его статьях, в них нет никакой речи о федеративном государстве и конституции. Напротив, в заметке «Довольно иллюзий» вышла после разгона правительством Столыпина и Николая II Второй Государственной думы Кропоткин пишет, что парламентская форма правления ничего не меняет в России. Он призывает к социальной революции, связанной с захватом рабочими и крестьянами земли, фабрик, заводов, к созданию общественно-политического федеративного союза анархистского плана. Это требования, далекие от какого-то республиканизма и федерализма. Что касается политических свобод и федерализма, то в период революции 1905-1907 годов взгляды Кропоткина носили следующий характер: Кропоткин не считал, что нужно игнорировать политическую борьбу, борьбу за политические свободы. В тех же статьях в «Хлебе и воле» он пишет, что необходимо реализовывать эти свободы явочным характером и важно, чтобы борьба переходила на социально-экономическую почву.
Оно в кроткой мудрости души народной. В сияющей новгородской иконе, в синих главах угличских церквей. В «Слове о полку Игореве» и в «Житии протопопа Аввакума». Оно в природной языческой мудрости славянской песни, сказки и обряда. В пышном блеске Киева, в буйных подвигах дружинных витязей, «боронивших Русь от поганых». В труде и поте великоросса, поднимавшего лесную целину и вынесшего на своих плечах «тягло государево». В воле Великого Новгорода и художественном подвиге его.
В одиноком, трудовом послушании и «умной» молитве отшельника-пахаря, пролагавшего в глухой чаще пути для христианской цивилизации. В дикой воле казачества, раздвинувшего межи для крестьянской сохи до Тихого океана. В гении Петра и нечеловеческом труде его, со всей семьей орлов восемнадцатого века, создавших из царства Московского державу Российскую. Оно в бесчисленных мучениках, павших за свободу, от Радищева и декабристов до безымянных святых могил 23 марта 1917 года. Оно везде вокруг нас, в настоящем и прошлом — скажем твердо: и в будущем» 1. Эта длинная цитата есть краткий конспект всех текстов Федотова о России. Здесь партитура всей его культурософской симфонии.
Пунктиром обозначен контрапункт русской истории. Россия Федотова полифонична. И с этим подлинником он будет сличать лицо «новой России», от которого его удалила революция. Еще раз подчеркнем: в своем отвращении к революции Федотов признает правду социализма и в своем обращении к истории ищет для нее обоснование в духе. Но таким поискам в Советской России он не нашел места. Эмиграция усугубила старые проблемы и поставила новые вопросы. По-прежнему главная тема Федотова — русская культура.
Но революция провела резкую грань между ее прошлым и будущим. Свою задачу Федотов видел в осмыслении этой грани 2. Положение эмигранта — всегда несчастное положение. Однако для русских эмигрантов, не ослепленных злобой к революции, несчастное положение оказалось счастливой позицией, уникальным историческим местом. Вознесенные вместе с Россией на высоту креста и смещенные от гибельного центра, они получили «огромное, иногда печальное преимущество — видеть дальше и зорче отцов, которые жили под кровлей старого, слишком уютного дома» 3. Революция уничтожила многие наивности XIX века, обнажив целину русской истории для новой работы. Однако, чтобы достойно воспользоваться печальными преимуществами своего положения, нужно было осознать свое место, выяснить отношение к новой России, наконец оправдать свое существование вне России.
Русская эмиграция должна была самоопределиться в русской культуре. Когда воспаленные страсти перегорели, эмигрантская жизнь осела и распределилась по некоторым направлениям, Федотов поставил вопрос прямо: «Зачем мы здесь? Правда, это сопровождалось возрастанием трезвости мысли и чувства действительности. Многими эмиграция болезненно переживалась как явное несчастье. Эмиграция стала страдать «эмигрантщиной». Федотов видит в эмиграции не только несчастье, но и «блаженство» — блаженство изгнанных «правды ради» не только болезнь, но и подвиг. Речь идет не об эмигрантском самодовольстве, чуждом Федотову, а об историческом призвании.
Что должна сделать эмиграция для России? Как она может участвовать в созидании русской культуры? Эти вопросы чрезвычайно обострялись в связи с готовящейся военной угрозой. Россия нуждалась в защите. Письма о русской культуре: 1. Зачем мы здесь? Оказавшись на чужбине, русские эмигранты в основной своей массе были обречены на бездействие и культурное вымирание.
Эмиграция принесла себя в жертву. Но во имя чего? Федотов отвечает: во имя «правды». Как понять эту трудную «правду изгнанничества»? Для нашего мыслителя слово «правда» означает сопротивление участию «в общей неправде, в общем неправедном деле, в строительстве, даже в подвиге, в основу которого положена коренная неправда» 1. По мнению Федотова, понять правду изгнанничества нелегко русскому человеку, так как он привык к круговой поруке, к общей ответственности, к участию в общем грехе. Федотов видит в русском религиозном сознании и в русской совести «болезненный уклон, который можно было бы грубо назвать соборностью общего греха» 2.
С этой точки зрения те, кто остался в России, могли жить и работать только потому, что сняли с себя личную ответственность. А те, кто не пожелал участвовать в «общем деле», обречены на тюрьму и ссылку. Их путь есть путь «внутренней эмиграции», мученичества, путь хотя и более тяжелый, но в идее общий с эмиграцией внешней — изгнанничество за правду. Личная совесть приходит в противоречие с совестью общественной, и тогда или погибнуть за правду в России, или жить с правдой без России, то есть погибнуть дли России. Имеет ли смысл этот подвиг? Федотов убежден, что высшей целью и ценностью жизни человека является его жертва и способность на жертву. А нации оправдываются осуществлением высших человеческих ценностей, спасаются героизмом, подвижничеством, святостью, которые важны сами по себе.
Поэтому исход из Советской России миллионов людей, независимо от их частных и личных мотивов, независимо от «бесполезности» их эмигрантского существования, рассматривается Федотовым как спасение чести России в истории. Однако «вечная правда» изгнанничества может не покрывать всех целей, ради которых оно принимается во времени. Действительно, многие просто бежали из России, спасая свою жизнь. Личная обида часто переходила в ненависть к своему народу, в потребность отрезать себя от него. Федотов справедливо отличает эмиграцию от беженства. Не сам факт изгнания, а жизнь в изгнании отделяет «блаженство» изгнанных за правду от «несчастья» бежавших. Таким образом, «изгнанничество за правду» осознано Федотовым как труднейший подвиг, который.
Русский мыслитель утверждает, что изгнание само по себе не есть служение родине, а лишь условие для этого служения. Возникают вопросы: «Что можем мы сделать для России и дать ей отсюда? Федотов в своем анализе активного самосознания эмиграции выделяет три ее группы: военную, политическую и культурную. Ядро военной эмиграции состояло из воинов армии Врангеля, прошедших через «галлиполийское сидение». Эта группа жила мечтой о военном походе в Россию и надеждой на мировую войну. Между ней. Федотов указывает на психологические перегородки, которые мешали приблизиться к России и тогда, когда лучшая часть эмиграции отбросила грубые схемы и открыла глаза на реальный образ родины.
Познание натыкалось на психологическое непонимание, на моральную невозможность «найти общий язык с новой Россией». Федотов отмечал отчуждение даже старой интеллигенции в России от современной эмиграции: «Там нас считают не изгнанниками, а дезертирами, уклонившимися от общей части всенародного горя» 1. За единым коэффициентом разноязычия, отвлекаясь от чисто политического содержания, Федотов разделяет политические группировки на три типа по их структуре. Представители первого типа «просто влачат свое дореволюционное бытие». Они отказались от всякой политической активности. Это бесполезные и безвредные клубы ветеранов. Ко второму типу относятся люди равнодушные к политическим программам, но объединенные на принципах «активизма».
Их вдохновляют только методы непосредственного боевого действия, что, по убеждению Федотова, является безумием в политике и ведет к окончательному разобщению с русским народом. Третий тип образуют «пореволюционные» группировки. Федотов сам тяготел к этому типу, и может условно быть назван и был признан создателем одного из вариантов «пореволюционной» идеологии. Но среди «пореволюционной» эмиграции, наиболее близкой к новым поколениям в СССР, он часто не находил достаточно критического изучения современной России. К тому же у большинства «пореволюционных» группировок он обнаруживал «дух утопизма», указывающий для него на кровную связь со старой русской интеллигенцией, с культом кумиров, которые «едва ли найдут почитателей в России» 2. Будущее этих направлений, по мнению Федотова, зависимо от обретения ими трезвой любви к России. В целом, не в политической активности видел Федотов заслугу эмиграции, ее призвание, оправдание и дар России.
Ум и сердце мыслителя принадлежат делу культуры. В сфере культуры он нашел подлинные достижения и внутреннее оправдание русской эмиграции. Федотов утверждает, что в Советской России «естественное творчество национальной культуры перехвачено», многие потребности человека не могут быть удовлетворены, мысль и совесть заглушаются «в шуме коллективного строительства». И вот русские в изгнании, за рубежом — «для того, чтобы стать голосом всех молчащих там чтобы восстановить полифоническую целостность русского духа» 3. Задача эмиграции, по Федотову, сохранить самое глубокое и сокровенное в опыте революционного поколения, завещать этот опыт будущему, стать «живой связью между вчерашним и завтрашним днем России». Могла ли эмиграция осуществить это историческое призвание, эту культурную миссию? Федотов отмечает «необычайно трудные условия, при которых удается здесь дистилляция духовной эссенции» 4.
Русская культура за рубежом оказалась в безвоздушном пространстве. Писателю из России трудно было найти издателей, критиков, читателей. Не имея конкретного, постоянного круга читателей, писатель был обречен на культурное одиночество: «Это одиночество несет с собой неизбежную горечь сомнения в нужности своего дела, иногда чувство, близкое к удушению» 1. Одну из причин культурной пустыни вокруг носителей сознания русской эмиграции Федотов видел в ее социальном составе. Основная масса «серьезных читателей» — учащаяся молодежь, учительство и трудовая интеллигенция — осталась в России. Военные и беженцы, преобладавшие в эмиграции, были потребителями культуры «легкого наслаждения», «патриотического лубка» и «интернационального романа-фельетона». Правда, художественная, философская и научная литература находились в разном положении.
Русская наука получила возможность непосредственно войти в рамки европейской и американской культуры. Но «невероятно трудны материальные условия» для пишущих на родном языке, а не всякая научная дисциплина допускает чужую языковую форму. Это относится прежде всего к «наукам о духе», тем более о своем, национальном духе. Однако именно с «науками о духе» Федотов связывает культурное значение русской эмиграции. В оценке Федотова, с честью выдержала испытание эмиграцией и возросла духовно русская философия, от которой с XX века неотделимы русское богословие и историософская мысль. Они творчески продолжили, развивая и углубляя, традицию, прерванную революцией: «Это не линия эпигонов, а сама«акмэ» большого движения» 2. Федотов указывает, что в первом десятилетии нашего века в России из предпосылок немецкого идеализма и символизма «едва начала складываться совершенно оригинальная русская школа философии, теоретической и религиозной одновременно».
Были поставлены новые проблемы. Революция не отменила этих проблем, «она просто смахнула их, уведя молодое поколение России в реакционную глушь 60-х годов» 3. Федотов убежден, что в изгнании совершается эта работа, которая призвана утолить духовный голод России, здесь он видит пути в русское будущее. Правда, русский мыслитель сознает отчуждение отцов и детей, невозможность психологически принять в будущем известные моральные и культурно-общественные предпосылки философии начала XX века. Однако Федотов уверен: «Когда пройдет революционный и контрреволюционный шок, вся проблематика русской мысли будет стоять по-прежнему перед новыми поколениями России» 4. Сейчас многое склоняет к подтверждению этого предвидения. Таким образом, русский мыслитель, отвергая дореволюционную традицию в политике, считает ее еще плодотворной в духовной культуре.
Но революция поставила духовную проблему, которая не стояла перед дореволюционными поколениями. Революция вызвала сильнейшую реакцию. Возникает вопрос: «Каков итог собственно духовной реакции на революцию? Нужно признать, что духовные контрреволюции были иногда весьма - плодотворны в истории. По его мнению, реакция на русскую революцию предшествовала ее торжеству. Революция в России растянулась «чуть не на полтора столетия», медленно созревала, долго жила чужим опытом. Именно поэтому и сопротивление революции началось давно, и ответ на революцию уже был дан.
Для Федотова великие русские «реакционеры» Достоевский, Леонтьев, Розанов и др. И революция, и контрреволюция в России живут очень старым запасом. Кроме того, Федотов считал, что европейская духовная атмосфера оказалась чрезвычайно неблагоприятной для духовного творчества русской реакции. Наш мыслитель убежден: никакая реабилитация капитализма, никакое оправдание погибшей в России хозяйственной системы невозможны, ибо все живое в Европе отвернулось от «буржуазного» строя. Симпатии Федотова на стороне «пореволюционной» мысли, представленной молодым поколением эмиграции. Правда, он отмечает недостаток школьной выучки и общей культуры, что затрудняло развитие всех возможностей этого направления. Здесь особенно Федотов выделяет евразийство, которое выдвинуло тему — Россия между Востоком и Западом.
Новые идеи заставили пересмотреть весь материал русской культуры. В этом русле происходило обновление «заброшенной со времен славянофилов» философии русской культуры. Итак, федотовская самооценка русской эмиграции в негативе утверждает крушение «политической мечты». Позитив и гордость — пореволюционная историософия вместе с дореволюционной философией и богословием. Это то, что «эмиграция принесет в Россию как живой фермент, который поднимет и заставит бродить ее огромные, но омертвевшие культурные силы» 1. Для Федотова вопрос первостепенной важности — какова внутренняя реакция русского духа на знамения нашей апокалипсической эпохи? Дать ответ на него свободно внутри России оказалось невозможно.
Свою задачу, призвание всех русских за рубежом Федотов видел в том, чтобы «подать голос России», бросить его в историческое пространство, хотя бы в пустоту. Голос этот должен быть чист, и тогда время поймает его и передаст поколениям. Для Федотова залог чистоты духовного голоса — свобода, свобода «от всякой оглядки на мнимое «общественное мнение», на призрачные « массы», на несуществующую ответственность» 2. Когда обнажилась последняя нищета бездомность изгнания, русского мыслителя заставляла говорить перед Богом в пустоте эмиграции только совесть. Дар свободы был правом изгнанника. Правом говорить правду. Правду о России нужно было не только выстрадать, но и осознать.
Революция перевернула Россию, революция не могла и не перевернуть представления об ее истории. Федотов убежден, что «лишь полная свобода от дореволюционных традиций обеспечивает жизненность всякой пореволюционной национальной конструкции» 3. Он сознательно хочет создать «схему, совершенно независимую от дореволюционных публицистических направлений русской мысли.. От каких же традиций отталкивается и отходит Федотов? З Федотов Г. На роль последней наиболее значительной и новой схемы русской истории в дореволюционной историографии могла претендовать прежде всего история России В. Ключевский являлся и самым «философичным» из русских историков такого масштаба.
Федотов имел полное право утверждать: «Это не одна из многих, а единственная Русская История, на которой воспитаны поколения русский людей. Специалисты могли делать свои возражения. Для всех нас Россия в ее истории дана такой, какой она привиделась Ключевскому» 1. Освобождению от старых схем должен предшествовать анализ этих схем. Федотов пытается разложить на составные элементы образ России Ключевского, выяснить его идейные и общественные истоки для того, чтобы отделить живое от мертвого в дореволюционной русской историографии. Его подход к научным канонам национальной истории есть опыт переплавки устойчивых стереотипов в материал для новых конструкций. Федотов, в сущности, не исследует историю, а переосмысливает имеющиеся исследования, ибо они сами уже факт истории.
В основе его методологии все тот же универсальный принцип строительства «Нового Града»: из старых камней по новым зодческим планам. Критики Федотова обнаруживали у него в деталях набор «выцветших шаблонов». Но Федотов более мастер историософского синтеза, чем эмпирического анализа. В своей конкретной культурности он уподобляется художнику, который создает свой образ национального прошлого. Автором первого такого национального образа России в «большом стиле» был Карамзин. Классический форум империи Карамзина, разлагавшийся, по мнению Федотова, с 20—30-х годов под воздействием с разных сторон критики Каченовского, Полевого, западников и славянофилов, не пережил крушения николаевской России. Наш мыслитель считает, что никто не мог заменить равномасштабно карамзинского монумента государству Российскому.
Соловьев писал для специалистов; его история не стала национальной. Костомаров не имел достаточно силы, чтобы стать новым, революционным Карамзиным. Шестидесятники охотно заменяли историю этнографией. На месте былого форума образовалось пустое место... Для Федотова Ключевский в определенном смысле был «шестидесятником», ставшим зачинателем новой эпохи. Отсюда «реализм» Ключевского, неприязнь в истории к «созерцательному богословскому видению» и «философским откровениям». Отсюда и чуждость дворянской традиции Империи.
Но Ключевский, как верно отмечает Федотов, перерос свое время до прямого отрицания 60-х годов и остался одиноким среди своего поколения. Федотов высоко оценивает стилистические особенности творчества Ключевского, и он сам воспринимает от Ключевского классическое наследие, вобравшее в античные формы всю образованность и жизненность русского московского говора XYII века. Федотов стал преемником стиля Ключевского в эпоху разрыва традиций, деструкции русской классичности. Проблематика славянофилов и западников была преждевременно сдана в архив. Трагическая тема этого спора врывается в конце XIX века в эпоху ренессанса века XX, с особенной силой звучит она для Федотова и его современников. Суть разрыва шестидесятников с историософскими течениями 40-х годов, по Федотову, в том, что они «сняли с порядка дня тему исторических идей» 1. Западничество, утрачивая свою идейность, овладевает историческим сознанием.
Федотов указывает на элементы западничества, завещанные Ключевскому Чичериным и Соловьевым, но и резко подчеркивает разделяющие их грани. Западничество жило гегельянскими идеями государства и исторической личности. По точному замечанию Федотова, «именно это и отрицает Ключевский», у него «не государство, не правительство и не властная личность , а народ , в смысле общественных групп и классов,— на первом плане» 2. В оценке Федотова, Ключевский по-новому подходит к истории учреждений, иначе, чем западники, ставит тему государственно-правовую. Социальная точка зрения здесь полностью вытесняет институциональную. Но размежевание с юристами, как пишет Федотов, не только не обогатило русскую историю, но и оставило в ней отрицательный след: «слабость формально-логической структуры, нечеткость исторических понятий» 3. Итак, Федотов отмечает особую социальную тему Ключевского, которую тот «противопоставил политической теме государства и завещал всей позднейшей русской историографии» 4.
Но социальный историзм Ключевского Федотов никак не связывает с социализмом. Наш мыслитель сожалеет, что Ключевский мало уделял внимания «буржуазии» и «пролетариату» и писал историю в основном правящих классов. Для Федотова это есть свидетельство иных, чем у русского социализма, корней социальной темы Ключевского — более народных и вместе с тем личных. Федотов видит путь Ключевского параллельно пути революционной интеллигенции. И там, и здесь, не отождествляясь, отмечается невозможность уже исходить из единства национального и общественного сознания России, известное отвращение к «чистой» политике, к демократии, к юридическому либерализму. Для Федотова с Ключевским связана линия умеренного антиюридизма и антилиберализма в русской историографии, которая не упраздняет государственную тему, но лишь оттесняет ее на задний план темой социальной. Такой же характер имеет, по мнению Федотова, и экономизм Ключевского.
Наш мыслитель признает Ключевского основателем «научной экономической истории в России». Однако этот экономизм особого рода — почвенный и органичный. Истоки его Федотов вместе с П. Милюковым видит в славянофилах-почвенниках с их любовью к быту и этнографии. Здесь хозяйственный быт вводится в крут изучения русской народности. Экономизм Ключевского, по оценке Федотова, характерен для русской историографии и, «в отличие от западной науки, связан не с юридическими формами хозяйства, и не с техникой как в марксизме , а с бытом и нравственными основами жизни» 5. Россия Ключевского.
Самое удивительное, что здесь отмечает наш мыслитель, — «исключение всей духовной культуры при стремлении к законченному объяснению "процесса"» 1. Парадокс Ключевского, автора диссертации о «русских житиях святых» и многочисленных заметок о духовной культуре русского прошлого, Федотов объясняет его историософскими установками. Ключевский, в духе своего времени, пытался строить историю как «предварительную ступень к социологии». Чтобы осуществить этот замысел и не впасть ни в гегельянский идеализм, ни в экономический детерминизм, Ключевский пожертвовал в своем общем курсе темой духовной жизни. За всем этим Федотов видит драматическую борьбу историка с духом своего времени, с его «социальным заказом». От схематизма и бездушия в изображении истории Ключевского спасал художник. И сам Федотов в своих культурологических начертаниях больше доверяет художественному чутью, чем механизирующему уму.
Таким образом, Федотов, желая преодолеть дореволюционную историографию России и осознавая ее как наследие живого и мертвого, в центр традиции ставит противоречивую фигуру Ключевского. С Ключевским он соотносит основное русло русской общественной мысли, находившейся с 90-х годов под «огромным и все растущим влиянием социализма». Для Федотова «марксизм был политическим и радикальным выражением той тенденции интеллигентской мысли, которая в границах научного историзма удовлетворялась школой Ключевского» 2. Всю дальнейшую судьбу русской историографии Федотов связывает с Ключевским. Он утверждает: «Если в России исторический марксизм нашел для себя сравнительно благодарную почву, то это потому, что она была подготовлена для него Ключевским» 3. Федотов в революции видел селектор жизненности подходов к истории. И здесь проявились недостатки «школы» Ключевского.
Революция остро выдвинула трагическую проблему государства в России. Для Федотова это означает необходимость возвращения к С. Соловьеву, обогащенному «всем социальным опытом и школы, и жизни». Другой «огромный провал» Ключевского и всей дореволюционной русской исторической науки обнаруживается в уклонении историков от проблем духовной культуры. Духовная культура была предметом преимущественно специальных дисциплин. Федотов заключает: «Русская историография оставалась и остается, конечно, наиболее «материалистической» в семье Клио» 4. Революция потрясла не только государство, но и все русское сознание.
Оценивая своих предшественников, Федотов видит выход из глубокого кризиса исторической мысли в постановке фундаментального вопроса о русской культуре, во всем объеме ее «идеи». Это понимается как возвращение к проблематике 40-х годов, «к переоценке вечного спора между западниками и славянофилами: о содержании и смысле древнерусской культуры, о ее всемирно-историческом "месте"» 5. Масштаб революционной катастрофы требовал выхода из «магического круга Ключевского», из тесной, социальной, бытовой темы в «мировые просторы сороковых годов». Для Федотова задача состоит в духовном возрождении Родины усилиями жизни и мысли, которая вопрошает: «Что умерло без остатка? Что замерло в анабиозе? Что относится к исторически изношенным одеждам России и что к самой ее душе и телу, без которых Россия не Россия, а конгломерат, географическое пространство Евразия, СССР? Очищенный революцией образ России Федотов наметил в основных чертах еще до эмиграции 2.
Это образ а перспективе будущего, но на фоне прошлого. Прошлое и будущее постигаются мыслителем в живом единстве культуры, которое складывается из традиций, из соединенных усилий народа, из «общего дела» и дано в единстве направленности. Федотов считает возможным для историка говорить лишь об этом общем фоне, общих предпосылках национального стиля. Размышления Федотова о России — не пророчества, даже не предвидения, но ожидания. Пафосом ожидания и надежды пронизано его слово о русской культуре. Он смотрит в будущее, думает о прошлом и говорит о настоящем. Однако в прошлом — до революции — русская культура имела свою направленность; «она обращала к будущему свои определенные вопросы» 3.
Революция резко оборвала эту нить. Федотов тоскует по старой культуре, но он решительно против политической реставрации. Будущее реальной России для него связано только с тем поколением, которое воспитано Октябрьской революцией. В нем Федотов пытается разглядеть лицо России на фоне тысячелетней истории. Мощный взрыв революции привел этот фон в движение. Федотов мыслит культуру многослойной, многоликой и многоголосой. Культурологический полифонизм и полиморфизм допускает надежду не на воскрешение разрушенных «верхних» слоев XIX века, а на выдвижение «нижних», старых и даже древних пластов русской культуры.
Федотов ожидает, что в катастрофе революции могут подняться из глубины истории самые твердые и ценные породы культуры. Но что же скрывается за толщей веков? Первоначальный факт истории русской культуры Федотов видит в переводе греческой библии на славянский язык 4. Уже здесь зерно всех будущих расколов. Дар «учителей словенских», приблизивший образ Христа, облегчивший христианизацию народа, по убеждению Федотова, достался ценой «отрыва от классической традиции» 5. Отсюда далеко идущие культурно-исторические последствия. За богатством религиозной и материальной культуры великолепного Киева XI—XI веков Федотов усматривает нищету научной философской мысли.
Совершился роковой разрыв славянской речи со вселенской мыслью. Вопреки своему призванию — озвучить евангельским словом эллинскую мудрость, — Россия погрузилась в безмолвие. Софийная Русь, выразившая свои глубокие догматические прозрения в церковном зодчестве, в новгородской иконе, в особом тоне святости северных подвижников, оказалась чужда Логоса. По мнению Федотова, «этот паралич языка еще усилился со времени ее бегства с просторов Приднепровья» 2. Культура, история которой началась с перевода, была обречена снова стать «переводной» при Петре 1 и пробавляться немецкими переводами «до сих пор».
Могло ли в России произойти иначе? Или, выражаясь словами того же Ивана Киреевского, могли ли оба лагеря в России развиваться так, чтобы их неустранимое взаимодействие оказалось не губительным, а благодетельным для России? Где произошли те доктринальные мутации оппонирующих идей о «русской свободе», которые привели в своем взаимодействии к величайшей в истории Несвободе? А главное: можно ли разрушить этот кармический круг русских «дурных синтезов»?
Ведь мы, очевидно, пребываем в одном из них и сейчас… Все эти вопросы уместно и полезно поставить именно сегодня, когда мы проводим мемориальные мероприятия памяти двух выдающихся представителей оппонирующих русских партий — западника Бориса Чичерина и славянофила Ивана Аксакова. Возможно, именно здесь, в этой точке западническо-самобытнического спора о России можно попытаться понять, был ли шанс исторического взаимопонимания двух лагерей для их последующего благодетельного взаимодействия. Разумеется, сегодня мы не в состоянии задним числом помирить старых оппонентов, но мы можем другое: например, вскрыть межпартийные и правительственно-манипулятивные механизмы идейно-политического раскола, а также представить эскиз возможного идеологического «собирания» «конструирования» либерально-почвенного синтеза и формирования в нем иммунных, защитных механизмов от очередного опошления. В этом смысле представляется, что Борис Чичерин и Иван Аксаков, как исходные фигуры для гипотетического либерально-консервативного примирения, выбраны вполне удачно. При том, что оба они были яркими представителями своих лагерей, они, несомненно, не были их крайними непримиримыми выразителями; они умели видеть «чужую правду» и живо откликались на любое встречное движение. Борис Чичерин, либерал-западник, но при этом государственник и в известном смысле «почвенник». Как человек провинциальный, тамбовский, он был совершенно лишен столичного снобизма и был бесспорным патриотом. Иван Аксаков был славянофилом, но при этом несомненным либералом, ставя во главу угла свободы и права не просто народа, а «общества» - «оличенного», как он говорил, народа. Характерно и то, что в жизни Чичерин и Аксаков неоднократно и по весьма важным проблемам сходились в оценках и пристрастиях — это чрезвычайно важно и именно это дает серьезный шанс на «доктринальное примирение».
Чичерина и Аксакова, например, всю жизнь сближал Пушкин — эта синтетическая русская фигура, в которой, как доказано, например, в работах Семена Франка, органично и непротиворечиво слились «русскость» и «европейскость». Многие годы Чичерина и Аксакова сближал еще и Герцен — несомненно культовая фигура для русских свободолюбцев разного толка, выросших на почве отрицания николаевской политики. Оба примерно в одно и то же время 1857-1858 гг. Обоих мыслителей по жизни сблизила и обоюдная симпатия к некоторым практическим деятелям эпохи «великих реформ» Александра II - например, к Юрию Самарину и кн.
Вече принимает законы, имеет право объявления войны и заключения мира; исполнительную власть осуществляет державная Дума, состоящая из пяти человек, избираемых сроком на пять лет. Она «ведет войну и производит переговоры... Все министерства и вообще все правительствующие места состоят под ведомством и начальством державной Думы»; блюстительная власть, осуществляющая надзор за деятельностью первых двух ветвей власти, принадлежит Верховному собору, состоящему из 120 человек, которые назначаются пожизненно по предложению губерний. Верховный собор проводит экспертизу и утверждает законы, которые лишь после этой процедуры получают юридическую силу. Сословный суд отменялся и вводился гласный суд присяжных заседателей, равный для всех граждан. В проекте Россия представлена как унитарное государство с разделением на 10 областей. Каждая область, в свою очередь, состоит из пяти губерний, губернии из уездов, уезды из волостей. Весь многонациональный народ России, по мнению Пестеля должен представлять одно сословие - гражданское, а для всех различных «племен», населяющих Российское государство, устанавливается одна национальность - русская. Все российские граждане обладают равными гражданскими и политическими правами: неприкосновенность личности, равенство всех перед законом, свобода слова, совести православию все же оказывается государственная поддержка , собраний. Однако из опасения разрушения нового общественного порядка образование политических партий запрещалось. Средством создания такого общества Пестель считал военно-революционный переворот, в результате которого ликвидируется монархия, физически уничтожаются члены царской семьи, и провозглашается республика. Затем формируется Временное Верховное правление, которое и осуществляет все преобразования. Верховное правление, возглавляемое диктатором учреждается на 10-15 лет. Именно по прошествии этого времени, как полагал Пестель, существующие порядки не только прекратят свое существование, но о них и забудут. Северное общество — тайная организация декабристов в 1821-1825 гг. Муравьев, автор принятой большинством членов Общества «Конституции». После поражения восстания 14 декабря 1825 г. Муравьев Никита Михайлович 1796-1843 гг. Учился в Московском университете на математическом факультете, не окончив который, в 1813 добровольцем ушел на войну, стал капитаном, дошел до Парижа. Под влиянием западноевропейской жизни Муравьев рано определил свои политические взгляды. В 1816 вместе с П. Пестелем принимал активное участие в создании тайного общества «Союз истинных и верных сынов Отечества» в 1818 преобразован в «Союз благоденствия». Из опасения провала Союз в 1821 был объявлен распущенным, его радикальные участники в Петербурге создали «Северное общество», одним из руководителей которого стал Муравьев. В восстании 14 декабря 1825 г. Однако 20 декабря был все же арестован. Верховный уголовный суд признал его виновным, осудил «к смертной казни отсечением головы», но затем заменил наказание, приговорив к лишению чинов, дворянства и 20-летней каторге. Позже срок ее был сокращен. Муравьева перевели в 1835 на поселение в Иркутскую губернию, где он и умер в 1843 г. Свои политико-правовые взгляды Н. Муравьев изложил в трех проектах Конституции, последний из которых наиболее радикальный он написал в 1826 г. Муравьев, придерживаясь договорной теории происхождения государства, считал, что народ образует государство по договору, но при этом сохраняет свой суверенитет и не утрачивает естественные права, как неотчуждаемые. Муравьев считал, что все законы в государстве должны соответствовать неотчуждаемым правам человека. Всякие же иные законы «есть злоупотребление, основанное на силе». План государственных преобразований. Государственное устройство — федерация с разделением на области, волости и уезды. В основе деления — исторические, экономические и географические факторы. Наилучшая форма правления для России - конституционная монархия, основанная на принципе разделения власти. Законодательная власть принадлежит Народному вече, состоящему из двух палат: - Верховная дума, избираемая сроком на 6 лет всеми совершеннолетними жителями, имеющими строго определенный и достаточно высокий имущественный ценз. Лица, находящиеся в частном услужении, права голоса не имеют. Наличие второй палаты связано с тем, что будущее территориальное устройство России — федерация, поэтому каждому члену-федерату предоставляется место в законодательном органе. Главой исполнительной власти является монарх, полномочия которого определены Конституцией: он назначает и смещает министров, главнокомандующих, представляет Россию на международных переговорах, имеет право созывать палаты Народного вече. Но вся его деятельность контролируется законодательным органом. Судебная власть осуществляется довольно сложной системой судебных органов: в уездах создаются совестные суды аналог мирового суда. Следующее звено судебной системы — областные суды в этом суде есть коллегия присяжных заседателей. Высшим судебным органом является Верховное судилище, состоящее из пожизненно избранных Народным вече судей. В соответствии с проектом Н. Муравьева предусматривалось гласное и открытое рассмотрение дел в судах любого уровня. Конституция провозглашала равные для всех права и свободы: свобода слова, совести, передвижения, занятия любым делом и т. Путь к этим преобразованиям Н. Муравьев видел в военно-революционном перевороте и немедленном установлении в обществе всех политических и гражданских прав. В тактических вопросах оба общества ориентировались на «военную революцию» - восстание армии, руководимой членами тайных обществ. Декабристы стремились действовать во благо народа, но без народа - из опасения новой «пугачевщины». Их планы преобразования политического и социального устройства общества получили дальнейшее развитие в течениях русского общественно-политического движения XIX-начала XX вв. Западники и славянофилы Во второй четверти XIX в. Основное содержание этой «теории» сводилось к утверждению политической, социальной и конфессиональной самобытности России. Традиционализм, сознательное противостояние всему новому, стремление к сохранению устоявшихся форм государства — таковы отличительные черты охранительной идеологии. На общественную мысль России большое влияние в эти же годы оказывают получившие распространение, немецкая классическая философия, европейский либерализм, английская политическая экономия, французский утопический социализм. Возникают философские кружки, в основном состоящие из просвещенной дворянской молодежи. Особое внимание члены кружков уделяли вопросам познания русской действительности на основе существующих философских течений, а также проблеме нереволюционного изменения существующего государственного строя. Существенную роль в этом сыграло опубликованное в 1836 г. Чаадаева, в котором автор попытался создать концепцию путей развития России, полностью противоречащей теории «официальной народности». Чаадаев Петр Яковлевич 1794-1856 гг. С 1808 по 1811 учился в Московском университете. Участвовал в Отечественной войне и заграничных походах. В 1814 г. В 1819 г. В 1821 оставил военную службу. В 1820-23 гг. В 1823 г. По возвращении в Россию на границе был допрошен в связи с делом декабристов. В Москве вел затворнический образ жизни. В 1836 г. Однако Чаадаев продолжал заниматься литературной деятельностью. Скончался почти в полном одиночестве в Москве в 1856 г. Основные произведения: «Философические письма», «Апология сумасшедшего». Чаадаев в своих работах в основном рассматривает проблемы исторического развития России. Он утверждает, что русская история «пуста» и оторвана от истории других народов. Причину всех бед он видел в православии с его идеей покорности и отрешения от мира. Он считал, что любой европейский вариант христианства мог бы принести России больше пользы, чем православие, и приводит в качестве примера католицизм, со свойственным тому «животворным принципом единства», зовущий к борьбе за истину. В результате поиска этой истины страны Запада смогли «найти свободу и благосостояние». Чаадаев утверждал, что русский народ не сделал сколько-нибудь значительного вклада в человеческую культуру. Но позднее в работе «Апология сумасшедшего», написанной как ответ на обвинения относительно этого тезиса, Чаадаев все же выразил веру в историческую миссию России, которую он видел в соединении цивилизации Востока и Запада. Чаадаева стали прологом «великого спора» славянофилов и западников о прошлом, настоящем и будущем России, о ее месте в мире. Славянофильство, как самостоятельное идейное течение русской философской и общественной мысли оформилось в конце 1830-х гг. Его главными представителями стали А. Хомяков, братья К. Аксаковы, И. Киреевские, Ю. Ф Самарин [2] и др. Теоретическая основа — европейский романтизм, немецкая классическая философия в целом, русское православие и исторический уклад России. Основные идеи: Они отрицали необходимость заимствования западноевропейских форм государственного устройства, основанных на народном представительстве и признавали за Россией особый, «самобытный» путь исторического развития, свободного от недостатков и противоречий истории западных стран. Самобытность русского народа они видели в духовности православия в отличие от католицизма и протестантизма , в самодержавии, основанном на справедливом законодательстве. Относились к уже развившимся в России отдельным чертам западной культуры как к временному злу, проникшему к нам с эпохи Петра. Славянофилы призывали общество бороться с этим злом, видя для России полную возможность выйти в будущем на дорогу самостоятельного развития и открыть новую эру в истории человечества. В вопросе происхождения Российского государства они были сторонники норманнской теории: государство образовалось вследствие добровольного договора и приглашения вождя чужого племени. Для славянофилов характерен нравственный подход к решению политических вопросов, намерение примирить интересы всех сословий, добиться социального согласия. Взаимоотношения правительства и народа должны строиться на принципах взаимного невмешательства, государство обязано защищать народ и обеспечивать его благосостояние, обязанность народа исполнять государственные требования. Полноправности «личности» на Западе они противопоставляли подчинение личности обществу в России, а борьбе классов принцип общественного единства, воплощение которого они видели в крестьянской общине. Гиперболизируя отдельные национальные черты русского народа, течение славянофилов объективно способствовало изоляции России, принижению ее статуса в исторической и культурной общности европейских государств.