26 апреля в Самарской областной универсальной научной библиотеке открылась выставка, посвящённая 215-летию со Дня рождения писателя Николая Васильевича Гоголя.

Срочные новости. 215 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя.

Сообщить об опечатке

1 апреля - день рождения Николая Васильевича Гоголя
День рождения Н.В.Гоголя
День рождения «Гоголь-центра», новый клип Гребенщикова и другие новости утра
к дню рождения николая Гоголя!

Мария Деринова. День рождения Гоголя

В преддверии празднования 215-летия со дня рождения великого писателя в Межпоселенческой центральной библиотеке была проведена литературная гостиная «Художественный мир Гоголя» для молодого поколения. Первый памятник Гоголю в Москве установили в 1909 году в конце Гоголевского бульвара в честь столетия со дня рождения писателя. Николай Васильевич Гоголь родился в семье небогатого помещика Полтавской губернии Василия Афанасьевича Гоголя, неистощимого рассказчика. Также поклонники творчества Гоголя смогут стать участниками лекции-концерта классической музыки первой половины XIX века, абсурдистской игры про бюрократию, посетить «гадательную» и увидеть премьеру спектакля-застолья, созданного в лаборатории «театра горожан». В год 210-летия со дня рождения Николая Гоголя началась подготовка к реставрации двух памятников писателю — на Никитском и Гоголевском бульварах.

Николай Гоголь

В 1821-1828 гг. Нежин Черниговская губерния, ныне - Черниговская область Украины. В 1829 г. Поступил на службу в Департамент государственного хозяйства и публичных зданий Министерства внутренних дел. С 1830 г.

В 1831-1835 гг. В 1834-1835 гг. Николай Гоголь являлся адъюнкт-профессором по кафедре всеобщей истории Петербургского университета. Преподавал историю средних веков.

Литературное творчество Первый литературный опыт Николая Гоголя относится ко времени обучения в Нежинской Гимназии высших наук.

Литературоведы считают, что именно Гоголя можно считать родоначальником литературного юмора в современном понимании. Юмор Гоголя отмечал еще его современник — "неистовый" Виссарион Белинский. Гоголя имеет свой особенный характер: это гумор чисто русский, гумор спокойный, простодушный, в котором автор как бы прикидывается простачком", — писал великий критик. И далее: "Из всех современных писателей никто не может назваться поэтом в большей степени, чем Гоголь. Отличительной чертой его повестей являются "простота вымысла, народность, совершенная истина жизни, оригинальность и комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния".

Иллюстрация к повести Гоголя "Ночь перед Рождеством". Не обязательно быть великим критиком, чтобы увидеть в наследии Гоголя это сочетание "комического одушевления" с "глубоким унынием". Уныние нарастало и доминировало тем больше, чем старше становился писатель, чем больше нелепиц российского бытия видел. Но начинал он с произведений, которые, хоть и с некоторыми оговорками, можно назвать юмористическими. С народным простодушным "гумором" написаны обе части "Вечеров на хуторе близ Диканьки" — на родном для Гоголя малороссийском материале. Уже то, что героями этих сказов становились не аристократы, а простые селяне, было необычно для тогдашнего искусства и довольно весело.

Своеобразный юмор кроется и в мистике молодого Гоголя. В его представлениях нечистая сила только и ждет случая вмешаться в людские дела, наказать "плохих" людей и помочь хорошим.

Помните вечно, что всякая втуне потраченная минута здесь неумолимо спросится там, и лучше не родиться, чем побледнеть перед этим страшным упреком» Н. Письмо К. Аксакову, март 1841, Рим. Искусство есть водворенье в душу стройности и порядка, а не смущенья и расстройства» Н. Письмо В. Жуковскому, 10 января 1848 г. Нужно только хорошо осмотреться вокруг себя» Н. Письмо Н.

Языкову, 2 декабря 1844 г. Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и всё, что ни есть в России» Н. Письмо графу А. Его слышал один только Пушкин.

Кот-то, положим, умен, если сумел провести короля и людоеда, но сынок - явно не ума палата, а все бонусы получил он. Дураки в профессии ужасны, но в жизни они прекрасны...

Дурак, овладевший "истиной" и решивший "пасти народы", - даже ужаснее, чем дурак в профессии. Глупый педагог, глупый политик, глупый писатель, глупый священник - опасны для человечества. Они способны сломать жизни людей. Их по возможности нужно изолировать от их деятельности или, по крайней мере, сигнализировать об их существовании в ней. В этом, мне кажется, состоит одна из задач журналистики. Но профессиональную журналистику подменили СМИ, социальные сети, а там такое количество уверенных в себе дураков... Если с дураками все более или менее ясно, то со смехом - отнюдь.

По моему мнению, смех в чистом виде был уничтожен с появлением "смайликов". Шутить в электронной переписке без маркировки того, что ты сейчас шутишь, стало опасно. Лично я долго сопротивлялся "смайликам", не используя их в своей переписке. Но однажды понял, что это себе дороже. Ты - шутишь, а твой корреспондент воспринимает это всерьез. Если шутишь - почему "смайлик" не поставил? Шутить в электронной переписке без "смайликов" стало опасно А как быть с отсутствием "смайликов" в живой речи?

Предупреждать о шутке заранее?

Урок «Разговоры о важном» 15 апреля посвятили 215-летию со дня рождения Гоголя

8,5 Кирилла Серебренникова: как прошел день рождения «Гоголь-центра»
Со дня рождения Николая Гоголя исполнилось 215 лет
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА "ЛИТЕРАТУРА"
Содержание
ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА "ЛИТЕРАТУРА"
Пресс-Центр » Новости

215 лет гоголю 2024

Гоголь - единственный писатель, который стал королем и шутки, и ужаса В Москве есть два знаменитых памятника Гоголю. Один - на Гоголевском бульваре - появился в 1952 году. Скульптор - Николай Томский. Над этим памятником, поставленным "от правительства Советского Союза" так значится на пьедестале , иронизировал Валентин Катаев в повести "Алмазный мой венец": "не то водевильный артист, не то столоначальник, лишенный всякой индивидуальности и поэзии". Другой - работы Николая Андреева 1909 года - находится во дворике усадьбы А. Толстого на Никитском бульваре. Согбенный Гоголь, уткнувшийся носом в грудь, сидит на пьедестале с барельефами героев его прозы и драматургии. Многие из них когда-то вызывали, да и сейчас вызывают, у читающей публики смех. Какие-то вызвали ужас. Но здесь, на барельефе, все они - словно тени, восставшие из преисподней, чтобы напомнить писателю, что он - их родитель. И вспоминаются жуткие, но мудрые слова из гоголевского "Завещания": "Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения.

Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться... Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности. Предать же тело мое земле, не разбирая места, где лежать ему, ничего не связывать с оставшимся прахом; стыдно тому, кто привлечется каким-нибудь вниманием к гниющей персти, которая уже не моя: он поклонится червям, ее грызущим; прошу лучше помолиться покрепче о душе моей, а вместо всяких погребальных почестей угостить от меня простым обедом нескольких не имущих насущного хлеба". Смех смехом, но все-таки - memento mori. Сегодня также отмечается День смеха. Или День дурака.

Вероятно, здесь и кроется одно из главных противоречий в характере писателя, в том числе в этом причина его болезненной чувствительности, и его частые депрессии, и аскетизм, и затворничество. Гоголь — писатель необъятной величины, автор, повлиявший на всю мировую литературу, гений, во многом опередивший своё время. Об этом уже написано необычайно много, и материал для исследователей до сих пор не иссякает.

Гоголя кисти Ф. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были писаны масляными красками, покрыты темно-зеленым лаком, в темно-желтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершенно красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более на индейского петуха в манжетах, нежели на человека, — вот их обыкновенные сюжеты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изображений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свидетельствуют самородное дарованье русского человека. На одном была царевна Миликтриса Кирбитьевна, на другом город Иерусалим, по домам и церквам которого без церемонии прокатилась красная краска, захватившая часть земли и двух молящихся русских мужиков в рукавицах. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей — куча. Какой-нибудь забулдыга лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинные ножика; торговка-охтенка с коробкою, наполненною башмаками.

Всякий восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит. В это время невольно остановился перед лавкою проходивший мимо молодой художник Чартков. Старая шинель и нещегольское платье показывали в нем того человека, который с самоотвержением предан был своему труду и не имел времени заботиться о своем наряде, всегда имеющем таинственную привлекательность для молодости. Он остановился перед лавкою и сперва внутренно смеялся над этими уродливыми картинами. Наконец овладело им невольное размышление: он стал думать о том, кому бы нужны были эти произведения. Что русский народ заглядывается на Ерусланов Лазаревичей, на объедал и обпивал, на Фому и Ерему, это не казалось ему удивительным: изображенные предметы были очень доступны и понятны народу; но где покупатели этих пестрых, грязных масляных малеваний? Это, казалось, не были вовсе труды ребенка-самоучки. Иначе в них бы, при всей бесчувственной карикатурности целого, вырывался острый порыв. Но здесь было видно просто тупоумие, бессильная, дряхлая бездарность, которая самоуправно стала в ряды искусств, тогда как ей место было среди низких ремесл, бездарность, которая была верна, однако ж, своему призванию и внесла в самое искусство свое ремесло.

Те же краски, та же манера, та же набившаяся, приобыкшая рука, принадлежавшая скорее грубо сделанному автомату, нежели человеку!.. Долго стоял он пред этими грязными картинами, уже наконец не думая вовсе о них, а между тем хозяин лавки, серенький человечек во фризовой шинели, с бородой, не бритой с самого воскресенья, толковал ему уже давно, торговался и условливался в цене, еще не узнав, что ему понравилось и что нужно. Живопись-то какая! Просто глаз прошибет; только что получены с биржи; еще лак не высох. Или вот зима, возьмите зиму! Пятнадцать рублей! Одна рамка чего стоит. Вон она какая зима! Где изволите жить?

Эй, малый, подай веревочку. Ему сделалось несколько совестно не взять ничего, застоявшись так долго в лавке, и он сказал: — А вот постой, я посмотрю, нет ли для меня чего-нибудь здесь, — и, наклонившись, стал доставать с полу наваленные громоздко, истертые, запыленные старые малеванья, не пользовавшиеся, как видно, никаким почетом. Тут были старинные фамильные портреты, которых потомков, может быть, и на свете нельзя было отыскать, совершенно неизвестные изображения с прорванным холстом, рамки, лишенные позолоты, — словом, всякий ветхий сор. Но художник принялся рассматривать, думая втайне: «Авось что-нибудь и отыщется». Он слышал не раз рассказы о том, как иногда у лубочных продавцов были отыскиваемы в сору картины великих мастеров. Хозяин, увидев, куда полез он, оставил свою суетливость и, принявши обыкновенное положение и надлежащий вес, поместился сызнова у дверей, зазывая прохожих и указывая им одной рукой на лавку: «Сюда, батюшка, вот картины! Уже накричался он вдоволь и большею частью бесплодно, наговорился досыта с лоскутным продавцом, стоявшим насупротив его также у дверей своей лавочки, и, наконец вспомнив, что у него в лавке есть покупатель, поворотил народу спину и отправился вовнутрь ее. Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них.

Он был драпирован в широкий азиатский костюм. Как ни был поврежден и запылен портрет, но когда удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника. Портрет, казалось, был не кончен; но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и все старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью. Когда поднес он портрет к дверям, еще сильнее глядели глаза. Впечатление почти то же произвели они и в народе. Женщина, остановившаяся позади его, вскрикнула: «Глядит, глядит», — и попятилась назад. Какое-то неприятное, непонятное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.

Видно, завтра собираетесь купить? Господин, господин, воротитесь! Возьмите, возьмите, давайте двугривенный. Право, для почину только, вот только что первый покупатель. Засим он сделал жест рукой, как будто бы говоривший: «Так уж и быть, пропадай картина! Таким образом Чартков совершенно неожиданно купил старый портрет и в то же время подумал: «Зачем я его купил? Он вынул из кармана двугривенный, отдал хозяину, взял портрет под мышку и потащил его с собою. Дорогою он вспомнил, что двугривенный, который он отдал, был у него последний. Мысли его вдруг омрачились; досада и равнодушная пустота обняли его в ту же минуту.

И почти машинально шел скорыми шагами, полный бесчувствия ко всему. Красный свет вечерней зари оставался еще на половине неба; еще домы, обращенные к той стороне, чуть озарялись ее теплым светом; а между тем уже холодное синеватое сиянье месяца становилось сильнее. Полупрозрачные легкие тени хвостами падали на землю, отбрасываемые домами и ногами пешеходцев. Уже художник начинал мало-помалу заглядываться на небо, озаренное каким-то прозрачным, тонким, сомнительным светом, и почти в одно время излетали из уст его слова: «Какой легкий тон! Усталый и весь в поту, дотащился он к себе в Пятнадцатую линию на Васильевский остров. С трудом и с отдышкой взобрался он по лестнице, облитой помоями и украшенной следами кошек и собак. На стук его в дверь не было никакого ответа: человека не было дома. Он прислонился к окну и расположился ожидать терпеливо, пока не раздались наконец позади его шаги парня в синей рубахе, его приспешника, натурщика, краскотерщика и выметателя полов, пачкавшего их тут же своими сапогами. Парень назывался Никитою и проводил все время за воротами, когда барина не было дома.

Никита долго силился попасть ключом в замочную дырку, вовсе не заметную по причине темноты. Наконец дверь была отперта. Чартков вступил в свою переднюю, нестерпимо холодную, как всегда бывает у художников, чего, впрочем, они не замечают. Не отдавая Никите шинели, он вошел вместе с нею в свою студию, квадратную комнату, большую, но низенькую, с мерзнувшими окнами, уставленную всяким художеским хламом: кусками гипсовых рук, рамками, обтянутыми холстом, эскизами, начатыми и брошенными, драпировкой, развешанной по стульям.

Поэтому на долгие годы предметом его изучения становятся труды отцов Церкви. Но, не примкнув ни к западникам, ни к славянофилам, Гоголь остановился на полпути, не примкнув целиком и к духовной литературе — Серафиму Саровскому , Игнатию Брянчанинову и др. Впечатление книги на литературных поклонников Гоголя, желающих видеть в нём лишь вождя « натуральной школы », было удручающее. Высшая степень негодования, возбуждённого «Выбранными местами», выразилась в известном письме Белинского из Зальцбрунна [29]. Гоголь мучительно переживал провал своей книги. Лишь А. Смирнова и П. Плетнёв смогли поддержать его в эту минуту, но то были лишь частные эпистолярные мнения. Нападения на неё он объяснял отчасти и своей ошибкой, преувеличением назидательного тона, и тем, что цензура не пропустила в книге нескольких важных писем; но нападения прежних литературных приверженцев он мог объяснить только расчётами политических движений и самолюбий. Общественный смысл этой полемики был ему чужд. В подобном смысле были им тогда написаны «Предисловие ко второму изданию Мёртвых Душ»; «Развязка Ревизора», где свободному художественному созданию он хотел придать характер нравоучительной аллегории , и «Предуведомление», где объявлялось, что четвёртое и пятое издание «Ревизора» будут продаваться в пользу бедных… Неудача книги произвела на Гоголя подавляющее действие. Он должен был сознаться, что ошибка была сделана; даже такие друзья, как С. Аксаков, говорили ему, что ошибка была грубая и жалкая; сам он сознавался Жуковскому: «я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё». В его письмах с 1847 года уже нет прежнего высокомерного тона проповедничества и назидания ; он увидел, что описывать русскую жизнь можно только посреди неё и изучая её. Убежищем его осталось религиозное чувство: он решил, что не может продолжать работы, не исполнив давнишнего намерения поклониться Святому Гробу. В конце 1847 года он переехал в Неаполь , и в начале 1848 года отплыл в Палестину , откуда через Константинополь и Одессу вернулся окончательно в Россию. Пребывание в Иерусалиме не произвело того действия, какого он ожидал. Дом А. Талызина на Никитском бульваре , где последние годы жил и работал Гоголь; здесь был сожжён второй том «Мёртвых душ»; здесь писатель скончался. Свои впечатления от Палестины Гоголь называет сонными; застигнутый однажды дождём в Назарете , он думал, что просто сидит в России на станции. Он продолжал работать над вторым томом «Мёртвых душ» и читал отрывки из него у Аксаковых, но в нём продолжалась та же мучительная борьба между художником и христианином, которая шла в нём с начала сороковых годов. По своему обыкновению, он много раз переделывал написанное, вероятно, поддаваясь то одному, то другому настроению. Между тем его здоровье всё более слабело; в январе 1852 года его поразила смерть жены А. Хомякова — Екатерины Михайловны , которая была сестрой его друга Н. Языкова ; им овладел страх смерти; он бросил литературные занятия, стал говеть на масленице ; однажды, когда он проводил ночь в молитве, ему послышались голоса, говорившие, что он скоро умрёт [30]. Смерть Москва. Дом графа А. Толстого, где умер Н. Фото около 1900 года. Посмертная маска Н. Гоголя С конца января 1852 года в доме графа Александра Толстого гостил ржевский протоиерей Матфей Константиновский , с которым Гоголь познакомился в 1849 году, а до того был знаком по переписке. Между ними происходили сложные, подчас резкие беседы, основным содержанием которых было недостаточное смирение и благочестие Гоголя, например, требование отца Матфея: «Отрекись от Пушкина» [31]. Гоголь предложил ему прочесть беловой вариант второй части «Мёртвых душ» для ознакомления — с тем, чтобы выслушать его мнение, но получил отказ священника. Гоголь настаивал на своём, пока тот не взял тетради с рукописью для прочтения [32]. Протоиерей Матфей стал единственным прижизненным читателем рукописи 2-й части. Возвращая её автору, он высказался против опубликования ряда глав, «даже просил уничтожить» их [33] ранее он также давал отрицательный отзыв на «Выбранные места …», назвав книгу «вредной» [33]. Смерть Хомяковой, осуждение Константиновского и, возможно, иные причины убедили Гоголя отказаться от творчества и начать говеть за неделю до Великого поста. Толстому портфель с рукописями для передачи митрополиту Московскому Филарету , но граф отказался от этого поручения, чтобы не усугубить Гоголя в мрачных мыслях. Гоголь перестаёт выезжать из дому. В 3 часа ночи с понедельника на вторник 11—12 февраля 1852 года, то есть в великое повечерие понедельника первой седмицы Великого поста , Гоголь разбудил слугу Семёна, велел ему открыть печные задвижки и принести из шкафа портфель. Вынув из него связку тетрадей, Гоголь положил их в камин и сжёг. Наутро он рассказал графу Толстому, что хотел сжечь только некоторые вещи, заранее на то приготовленные, а сжёг всё под влиянием злого духа. Гоголь, несмотря на увещевания друзей, продолжал строго соблюдать пост; 18 февраля слёг в постель и совсем перестал есть. Всё это время друзья и врачи пытаются помочь писателю, но он отказывается от помощи, внутренне готовясь к смерти. Эвениус , профессор С. Клименков , доктор К. Сокологорский , доктор А. Тарасенков , профессор И. Варвинский , профессор А. Альфонский , профессор А. Овер решается на принудительное лечение Гоголя. Результатом его явилось окончательное истощение и утрата сил; вечером того же дня писатель впал в беспамятство. Николай Васильевич Гоголь скончался утром в четверг 21 февраля 1852 года, не дожив месяца до своего 43-летия [30]. Адреса в Санкт-Петербурге Конец 1828 года — доходный дом Трута — набережная Екатерининского канала, 72; Начало 1829 года — доходный дом Галибина — Гороховая улица, 48; Апрель — июль 1829 года — дом И. Иохима — Большая Мещанская улица , 39; Конец 1829 — май 1831 года — доходный дом Зверкова — набережная Екатерининского канала, 69; Август 1831 — май 1832 года — доходный дом Брунста — Офицерская улица до 1918, сейчас — улица Декабристов , 4; Лето 1833 — 6 июня 1836 года — дворовый флигель дома Лепена — Малая Морская улица, 17, кв. Плетнёва в доме Строганова — Невский проспект, 38; Май-июль 1842 года — квартира П. Плетнёва в ректорском флигеле Санкт-Петербургского Императорского университета — Университетская набережная, 9. Дело об имуществе Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии. Сведения, сообщённые полиции дворецким графа Толстого Рудаковым, об имении, наследниках и слуге Гоголя, точны, но крайне скудны. Опись имущества Гоголя показала, что после него осталось личных вещей на сумму 43 рубля 88 копеек. Предметы, попавшие в опись, представляли собой совершенные обноски и говорили о полном равнодушии писателя к своему внешнему облику в последние месяцы его жизни. В то же время на руках у С. Шевырёва оставались две с лишним тысячи рублей, переданных Гоголем на благотворительные цели нуждающимся студентам Московского университета. Эти деньги Гоголь не считал своими, и Шевырёв не стал их возвращать наследникам писателя [31]. Единственно ценной вещью в имуществе, оставшемся после Гоголя, были золотые карманные часы, ранее принадлежавшие Жуковскому как память об умершем Пушкине: они были остановлены на 2 ч 45 мин пополудни — времени кончины Пушкина [34]. Протокол, составленный квартальным надзирателем Протопоповым и «добросовестным свидетелем» Страховым, обнаружил ещё один вид имущества Гоголя, опущенный дворецким: книги — и отметил любопытное обстоятельство: слуга Гоголя, подросток Семён Григорьев, как видно из его подписи, был грамотный. Книг у Гоголя, в час смерти, оказалось 150 на русском языке из них 87 в переплётах и 84 на иностранных языках из них 57 в переплётах. Этот вид имущества был столь ничтожен в глазах официальных оценщиков, что каждая книга пошла по копейке за штуку. Профессор московского университета Шевырёв, подписавший опись, не проявил интереса к предсмертной библиотеке Гоголя и не составил списка книг, что держал Гоголь при себе в последние месяцы жизни. Осталось известно только число томов — 234 [35]. Квартальный надзиратель в рапорте приставу Арбатской части переписал текст протокола с существенным добавлением: «Указа об отставке между имеющихся у него бумаг не найдено и по случаю временного его пребывания здесь в Москве письменный вид его в вверенном мне квартале явлен не был, а также и духовного завещания не осталось». Рапорт впервые заговорил о «бумагах» Гоголя, не упоминавшихся в «объяснении» и протоколе, и об отсутствии «завещания». Ранее полиции — не позднее, чем через полтора часа после кончины Гоголя, — побывал в комнатах умершего писателя доктор А. Куда девались деньги Гоголя, рассказал тот же Тарасенков: после 12 февраля Гоголь «рассылал последние карманные деньги бедным и на свечки, так что по смерти у него не осталось ни копейки. У Шевырёва осталось около 2000 р. Эту сумму Гоголь не считал своей и оттого не держал её у себя, вверив распоряжение ею Шевырёву. Действительно, 7 мая 1852 года Шевырёв писал в «Записке о печатании сочинений покойного Н. Гоголя и о сумме денег, им на то оставленной»: «После Н. Гоголя осталось в моих руках от его благотворительной суммы, которую он употреблял на вспоможение бедным молодым людям, занимающимся наукою и искусством — 2533 руб. Итого 2,703 р. Очевидно, дворецкий графа Толстого Рудаков и слуга Гоголя Семён Григорьев, заранее, сразу после кончины Гоголя, изъяли их из его комнаты для того, чтобы вернее сохранить для его семьи и для потомства. Позднее Рудаков передал их графу Толстому, а тот уже поставил в известность Шевырёва и Капниста. Я же привезу к Вам все оставшиеся бумаги … если бы что-нибудь замедлило предположенную мною поездку, то завещания я вышлю по почте, но страховым письмом. Завещания эти не имеют формы акта, а могут иметь только семейную силу». Осенью 1852 года Шевырёв посетил Васильевку, исполняя собственное желание повидать семью Гоголя и выполняя поручение Академии Наук — собрать материалы для биографии умершего писателя. Шевырёв привёз в Васильевку бумаги Гоголя и там же получил от наследников Гоголя поручение — хлопотать об издании его сочинений. Об «оставшихся бумагах» — самой драгоценной части Гоголева имущества его мать писала О. Эти пять глав из второго тома «Мёртвых душ», изданные в 1855 году племянником Гоголя Н. Трушковским Москва, Университетская типография , и были в тех «писанных тетрадях», о которых помянул Тарасенков, как о ненайденных. Похороны и могила Могила Н. Гоголя в Свято-Даниловском монастыре, рисунок сделан В. Гоголя на Новодевичьем кладбище. Друзья хотели отпевать покойного в церкви преподобного Симеона Столпника , которую он любил и посещал [39]. Московский губернатор граф А. Закревский в своём письме шефу жандармов графу А. Орлову от 29 февраля 1852 года писал, что решение, в какой церкви отпевать Гоголя, обсуждалось собравшимися в доме графа Толстого друзьями — славянофилами А. Хомяковым, К. Аксаковыми, А. Ефремовым, П. Киреевским, А. Кошелевым и Поповым. Бывший также там профессор Московского университета Тимофей Грановский сказал, что приличнее отпевать его в университетской церкви — как человека, принадлежащего, некоторым образом, к университету. Славянофилы возразили, что к университету он не принадлежит, а принадлежит народу, а потому, как человек народный, и должен быть отпеваем в церкви приходской, в которую для отдания последнего ему долга может входить лакей, кучер и вообще всякий, кто пожелает; а в университетскую церковь подобных людей не будут пускать — то есть похороны проводить как общественные. Закревский приказал «Гоголя, как почётного члена здешнего университета, непременно отпевать в университетской церкви. Но в то же время и согласился с друзьями: «А чтобы не было никакого ропота, то я велел пускать всех без исключения в университетскую церковь. В день погребения народу было всех сословий и обоего пола очень много, а чтобы в это время было всё тихо, я приехал сам в церковь» [40]. Позднее, в 1881 году Иван Сергеевич Аксаков так писал об этой распре библиографу Степану Ивановичу Пономарёву : «Сначала делом похорон стали распоряжаться его ближайшие друзья, но потом университет, трактовавший Гоголя в последнее время как полусумасшедшего, опомнился, предъявил свои права и оттеснил нас от распоряжений. Оно вышло лучше, потому что похороны получили более общественный и торжественный характер, и мы все это признали и предоставили университету полную свободу распоряжаться, сами став в тени» [41]. Писатель был отпет в университетской церкви мученицы Татианы [39]. Похороны проходили в воскресный полдень 24 февраля 7 марта 1852 года на кладбище Данилова монастыря в Москве. На могиле был установлен памятник, состоящий из двух частей: бронзовый крест, стоявший на чёрном надгробном камне « Голгофа » , на котором была высечена надпись славянскими буквами «Ей гряди Господи Иисусе! КВ, ст. К»; чёрная мраморная плита, лежащая на базице из серого гранита. На ней гражданскими буквами были высечены следующие надписи: На верхней лицевой стороне: «Здесь погребено тело Николая Васильевича Гоголя. Родился 19 марта 1809 года.

Гоголь «мёртвые души». Советские плакаты. Белинского и Гоголя с базара понесет. Писатель плакат СССР. Когда мужик не Блюхера. Детские и юношеские годы Гоголя. Гоголь и Смирнова Россет. Жена Гоголя Николая. Личная жизнь Гоголя. Гоголь Моллер. Гоголь фотопортрет. Портрет Гоголя Моллер. Гоголь в Италии. Гоголь в Италии картинки. Синьор Николо Гоголь в Италии. Гоголю 200 лет логотип. К 215-летию Гоголя. Гоголь гимназист. Авенариус Гоголь гимназист. Биография Гоголя книга. Книга Гоголь гимназист. Трилогия Гоголя книги. Гоголь в одном томе. Гоголь в ученические годы. Гоголь 1828. Карьера Гоголя.

1 апреля - Николай Гоголь - 215 лет со дня рождения

Ребята узнали, что Гоголь начал записывать свои сочинения с 5 лет, что одним из его любимых предметов в гимназии было рисование, первой книгой, принесшей известность, стала «Вечера на хуторе близ Диканьки». Первый памятник Гоголю в Москве установили в 1909 году в конце Гоголевского бульвара в честь столетия со дня рождения писателя. В апреле исполнилось 215 лет со дня рождения одного из самых мистических писателей, обладателя уникального стиля, насыщенных образов и отличного литературного юмора — Николая Васильевича Гоголя.

ГОГОЛЬ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ: 215 лет со дня рождения

Свой образ Петербурга Н. В. Гоголь запечатлел в «Петербургских повестях», многократно поставленных на сцене, в кино, отраженных в музыке и живописи. Никола́й Васи́льевич Го́голь (при рождении Яно́вский, с 1821 года — Го́голь-Яно́вский; 20 марта [1 апреля] 1809, Сорочинцы, Миргородский уезд. В 2024 году исполняется 215 лет со дня рождения Николая Гоголя — классика русской литературы, мастера юмористической прозы и мистических историй с народным колоритом.

Со дня рождения Николая Гоголя исполнилось 215 лет

Но в отличие от Тхапсаева, который не боялся гротесковых преувеличений, контрастов, почти мгновенных преображений своего героя, что создавало не конкретно бытовое, а обобщенное звучание роли, большинство других исполнителей приближались скорее к жанровой природе гоголевских персонажей. Они наделяли их уничтожающими внешними чертами: «необъятный, безмерно разъевшийся на казенных харчах Земляника - Макеев, судья Ляпкин-Тяпкин - Сланов - циник и выпивоха, с отекшим, желчным лицом, с походкой, в которой отдаленно сохранилась военная выправка» - всем была найдена яркая, сочная форма. За счет этого шло смакование мелких деталей, рассчитанных на узнаваемость, обыгрывание театральных трюков, что, в конечном итоге, работало на потеху зрителям, но не соединялось с заявленным изначально направлением к серьезному смеху. Хлестаков попадал в спектакле в «страну непуганых идиотов», удачно разворовавших и разграбивших вверенный им город. Режиссер, идя по традиционному, бесспорному пути, использовал мотив страха, как основную пружину действия в спектакле. Страх, как основа завязки, сцепления противоположных интересов - очень четко пронизывал первые сцены спектакля и порождал еще одну важную тему - тему игры, обмана. Если по отношению к первому понятию все образы спектакля примерно равны, то в соизмерении со вторым Хлестаков брал верх, над тупыми провинциалами. В этом спектакле Хлестаков М. Абаев не был безвольным существом - «не рыба, не мясо», безмятежно отдавшимся на произвол судьбы. В нем в зависимости от обстоятельства боролись и дополняли друг друга две натуры, два начала - рациональное, подчинявшее все его поступки логики конечной выгоды, и натура плута, фантазера, одержимого самим процессом обмана, одурачивания. Причем, вдохновенная игра с огнем была для него не менее жизненно важной потребностью, чем конечный итог, сама цель, имеющая вполне конкретную ценность и выражение.

Ситуация настигала Хлестакова неожиданно, врасплох. Этим актер оправдывал суетливость и нервозность молодого барина, лихорадочно прикидывающего, что от него хотят. Но к моменту, когда дело доходило до первой взятки, Хлестаков уже усваивал правила игры и вовремя подставлял свой карман. Он почти не глядя протягивал свою руку к пачке с деньгами, и словно крошку, небрежно смахивал ее со стола. Стоявший наготове Осип виртуозно подхватывал на лету пачку, и повторял пренебрежительную гримасу хозяина, так же не глядя, отправлял ее в раскрытый сундук. Мастерски разыгранная реприза била точно в цель, недвусмысленно давая понять изумленному Городничему, что предложенная сумма для петербургского чиновника - сущий пустяк, который он принимает в виде одолжения. Актер выстраивал партитуру роли, направляя ее по траектории движения, хорошо раскаченные качелей - головокружительные подъемы сменялись щемящими с замиранием сердца, спусками: взятка, пьянка, фантастическое вранье, мучительное припоминание и анализ совершенного и сказанного и, наконец, под занавес, любовная интрижка с городничихой и Марьей Антоновной. Все это напоминало бросание из огня в воду. И с каждым новым подъемом вверх аппетит у Хлестакова разгорался все сильней и сильней, прибавляя ему все большую уверенность в себе. Острота, яркость, эксцентричность Хлестакова выявлялись в основном в области и в сфере физических действий - он, например, в один момент мог взобраться на баррикаду из мебели, выстроенную для защиты от просителей, и использовав ее как своеобразный монумент, принимая позу царственной особы, вести переговоры с наивными горожанами.

Он готов был расстелиться, отчаянно и неуклюже грохнув, как мешок, на колени перед настороженным гостем. Но затратив неимоверные усилия и достигнув, наконец, вершины блаженства, в сладостных мечтах Городничий неожиданно преображался. В нем вдруг прорывались совершенно детская непосредственность, мягкость, диким диссонансом, соединявшиеся с грубой неотесанной внешностью. Антон Антонович заливался беззаботным радостным смехом, даруя его счастливым домочадцам. Но этот, же самый Городничий, растеряв все человеческие черты, опускался на четвереньки, подкошенный ударом, услышав о прибытии настоящего ревизора, и на его искаженном лице начали проступать черты «свиного рыла». В едином идейном ключе с Городничим были решены в спектакле все чиновники.

Если по отношению к первому понятию все образы спектакля примерно равны, то в соизмерении со вторым Хлестаков брал верх, над тупыми провинциалами. В этом спектакле Хлестаков М. Абаев не был безвольным существом - «не рыба, не мясо», безмятежно отдавшимся на произвол судьбы. В нем в зависимости от обстоятельства боролись и дополняли друг друга две натуры, два начала - рациональное, подчинявшее все его поступки логики конечной выгоды, и натура плута, фантазера, одержимого самим процессом обмана, одурачивания. Причем, вдохновенная игра с огнем была для него не менее жизненно важной потребностью, чем конечный итог, сама цель, имеющая вполне конкретную ценность и выражение. Ситуация настигала Хлестакова неожиданно, врасплох.

Этим актер оправдывал суетливость и нервозность молодого барина, лихорадочно прикидывающего, что от него хотят. Но к моменту, когда дело доходило до первой взятки, Хлестаков уже усваивал правила игры и вовремя подставлял свой карман. Он почти не глядя протягивал свою руку к пачке с деньгами, и словно крошку, небрежно смахивал ее со стола.

Гоголя" 105064 г. Москва, ул. Казакова 8.

Гоголя, в том числе прижизненные, а также литературу, посвященную жизни и творчеству великого русского классика. Особое место на выставке заняли книги московского писателя, литературоведа, члена Союза писателей России Ирины Рудольфовны Монаховой: духовные сочинения «Н. Гоголь о христианской жизни», «Из писем.

День писателя-классика. 215 лет со дня рождения Н.В. Гоголя

Николая Васильевича Гоголя. великий русский прозаик, драматург, критик, открывший новую эпоху в русской литературе своего времени. 1 апреля исполняется 215 лет со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. великого русского писателя, одного из любимых нами и важных для нас авторов.

Новости день рождения гоголь