Жуковский I. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кров. Снег – это чистое, светлое начало другого периода в природе, нового этапа в жизни. Поэтому его появление в январе «на третье в ночь» не может не радовать. Главная героиня романа – Татьяна, проснувшись рано утром замечает, что двор побелел. Стихи о зиме. Зима!. Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, Плетется рысью как-нибудь; Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая; Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке. Стихи А.С. Пушкина о зиме. Представлены лучшие стихотворения Александра Сергеевича Пушкина, посвященные теме русской зимы. Снег выпал только в январе. На третье в ночь. Проснувшись рано.
Пушкин - В тот год осенняя погода
Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стёклах лёгкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок весёлых на дворе И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Отрывок из поэмы «Евгений Онегин». В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Снег выпал только в январе/ На третье в ночь. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. Евгений Онегин — Глава 5 автор Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837).
Александр Пушкин — В тот год осенняя погода: Стих
Анализ стихотворения «В тот год осенняя погода…» Представленный отрывок пятой главы великого стихотворного романа «Евгений Онегин» написан в 1926 году. Но полностью глава увидела свет лишь в 1828 году. Он является замечательно красивой, полной скрытого смысла пейзажной зарисовкой, отражающей параллелизм явлений — и завершение томительного ожидания снега, укрывающего озимые от стужи, и определенности отношений главных героев.
Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стеклах легкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок веселых на дворе И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Все ярко, все бело кругом.
Поэт довольно лаконично передает и приподнятое настроение героини, и радостную атмосферу, созданную первым снегопадом — веселятся даже сороки.
С целью сохранения рифмовки поэт допускает смещение акцента в слове — «поутру». Отрывок предшествует знаменательному эпизоду святочного сна главной героини, исподволь подготавливая к нему читателя.
Несмотря на то, что «Евгений Онегин» относится к реализму, именно в этом фрагменте очень ярко проступают элементы романтизма. Как часть романа это стихотворение несет в себе смешение лирики и эпоса. В целом жанр романа обозначен самим автором — «роман в стихах». Размер и средства художественной выразительности Поскольку стихотворение не является самостоятельным произведением, то и стихотворный размер у него соответствует остальному тексту.
Это онегинская строфа, то есть четырехстопный ямб с характерной для него рифмой. Стихотворение построено на антитезе: осенняя мрачность противопоставлена зимнему сказочному наряду. Пушкин использует очень красивую метафору: «деревья в зимнем серебре». Торжество зимы передано эпитетами: «легкие узоры», «побелевший двор», «сорок веселых», «блистательным ковром». Последний эпитет можно назвать апофеозом зимы, передающим ослепительную чистоту первого снега ярким солнечным утром: «все ярко, все бело кругом». Проблематика и основная идея произведения Отрывок не содержит явных проблем, кроме передачи душевного состояния Татьяны посредством изображения изменившегося пейзажа.
Этот прием называется психологическим параллелизмом и широко применяется в романтических произведениях. Позже его стали использовать и приверженцы реализма. Это отступление было написано, скорее всего, для того, чтобы читатель ближе познакомился с глубокими внутренними переживаниями героини. С одной стороны — это отчаяние, разочарование, обида, затянувшееся ожидание перемен. С другой — прощение, очищение, надежда, светлые эмоции.
«Евгений Онегин». 5 глава
Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, Плетется рысью как-нибудь; Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая; Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке. Перед померкшими домами Вдоль сонной улицы рядами Двойные фонари карет Веселый изливают свет И радуги на снег наводят; Усеян плошками кругом, Блестит великолепный дом; По цельным окнам тени ходят, Мелькают профили голов И дам и модных чудаков. Евгений Онегин полное содержание. Роман в стихах. Глава первая. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Снег – это чистое, светлое начало другого периода в природе, нового этапа в жизни. Поэтому его появление в январе «на третье в ночь» не может не радовать. Главная героиня романа – Татьяна, проснувшись рано утром замечает, что двор побелел. Глава пятая[ i ], роман в стихах «Евгений Онегин» (1831 г.) русского поэта Пушкина Александра Сергеевича (1799 – 1837).
Глава пятая
- Известные и редкие стихотворения поэта
- Стихи Пушкина про зиму | красивые и короткие стихи о зиме для взрослых и детей 3,4 класса
- Снег выпал только в январе
- Пушкин А.С. Евгений Онегин. Глава V.
- Красивые стихи Пушкина о зиме
- Пушкин А.С. - В тот год осенняя погода… (отрывок из «Евгения Онегина»)
Евгений Онегин
Роман в стихах "Евгений Онегин" был написан в 1831 году. К слову, до 1918 года в Российской империи использовался юлианский календарь (сейчас григорианский). Протяженное лето того года, когда в деревню прибыл Онегин, лето, затянувшееся до ноября, Пушкин описал еще в Четвертой главе романа, что отметил В. В. Набоков в комментарии к стиху “Снег выпал только в январе ”. Перед померкшими домами Вдоль сонной улицы рядами Двойные фонари карет Весёлый изливают свет И радуги на снег наводят; Усеян плошками кругом, Блестит великолепный дом; По цельным окнам тени ходят, Мелькают профили голов И дам и модных чудаков.
Анализ стихотворения А. С. Пушкина «В тот год осенняя погода…»
Зимой особенно светло оттого, что под ногами – не чёрная земля, а белый ослепительный снег. Красивые стихи А.С. Пушкина про зиму для детей 3-4 класса. Снег выпал только в январе. Стихи Александра Сергеевича Пушкина о зиме красивы душевны и просты. Поэт видит прекрасное в бодрящих холодах, сверкающем снеге, трескучих морозах и волнистых туманах, бесконечных зимних дорогах. Снег выпал толкьо в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стёклах лёгкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок весёлых на дворе И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Александр Сергеевич Пушкин — Евгений Онегин (роман) — Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил. Читать онлайн бесплатно полный текст главы 5 романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Читать онлайн книгу «Отрывки из романа «Евгений Онегин»» автора Александра Пушкина полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай.
В тот год осенняя погода
Что в сердце вашем я нашла? Какой ответ? Не правда ль? Вам была не новость Смиренной девочки любовь?
И нынче — боже!
VI Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится. На смерть осуждена, Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна; Могильной пропасти она не слышит зева; Играет на лице еще багровый цвет. Она жива еще сегодня, завтра нет. VII Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и в золото одетые леса, В их сенях ветра шум и свежее дыханье, И мглой волнистою покрыты небеса, И редкий солнца луч, и первые морозы, И отдаленные седой зимы угрозы. VIII И с каждой осенью я расцветаю вновь; Здоровью моему полезен русской холод; К привычкам бытия вновь чувствую любовь: Чредой слетает сон, чредой находит голод; Легко и радостно играет в сердце кровь, Желания кипят — я снова счастлив, молод, Я снова жизни полн — таков мой организм Извольте мне простить ненужный прозаизм.
IX Ведут ко мне коня; в раздолии открытом, Махая гривою, он всадника несет, И звонко под его блистающим копытом Звенит промерзлый дол и трескается лед. Но гаснет краткий день, и в камельке забытом Огонь опять горит — то яркий свет лиет, То тлеет медленно — а я пред ним читаю Иль думы долгие в душе моей питаю. X И забываю мир — и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем, И пробуждается поэзия во мне: Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет и звучит, и ищет, как во сне, Излиться наконец свободным проявленьем — И тут ко мне идет незримый рой гостей, Знакомцы давние, плоды мечты моей.
Так, стихотворение описывает тот самый переход от осени к зиме — первый снег.
По ходу стихотворения, мы узнаём, что державшаяся долгое время осень, неожиданной для всех за одну ночь отступила и природа теперь находится во власти зимы, которая уже украсила снегом все вокруг. Украшены деревья, горы и холмы, другие естественные пейзажи, украшены даже сознанные человеком стеклянные окна — на них зима нарисовала причудливые узоры. Вместе с тем, мы видим, что вся атмосфера побуждает читателя к тому, чтобы понять, что уныние и тоска осени позади, теперь мир ждёт задор зимы и перемены, которые настигнут его так же неожиданно, как первый снег. Но не одним ожиданием нового пропитана картина первого зимнего утра — так, читателю видна некоторая грусть в пейзаже.
Словно поверх прекрасной зимней стужи, которая сулит перемены в жизни, наложены старые переживания и чувства, которые некогда мучали самого читателя. Найти разгадку чувств, которые высовывает у своего читателя автор легко. Это стихотворение является отрывком из романа в стихах «Евгений Онегин», а значит, для полного понимания необходимо обратиться к героям «Онегина». Так, на протяжении всего романа, писатель раскрывает через картины природы чувства и переживания своей любимой героини — Татьяны Лариной.
Ко звуку звук нейдет… Теряю все права Над рифмой, над моей прислужницею странной: Стих вяло тянется, холодный и туманный. Усталый, с лирою я прекращаю спор, Иду в гостиную; там слышу разговор О близких выборах, о сахарном заводе; Хозяйка хмурится в подобие погоде, Стальными спицами проворно шевеля, Иль про червонного гадает короля. Так день за днем идет в уединенье! Но если под вечер в печальное селенье, Когда за шашками сижу я в уголке, Приедет издали в кибитке иль возке Нежданная семья: старушка, две девицы Две белокурые, две стройные сестрицы , — Как оживляется глухая сторона! Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Авторы блога
- Авторы блога
- Краткое содержание
- Александр Пушкин, роман в стихах «Евгений Онегин»
- Евгений Онегин (Пушкин А. С., 1832)
В тот год осенняя погода
Но говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы... Зачем вы посетили нас? Я никогда не знала б вас, Не знала б горького мученья. Души неопытной волненья Смирив со временем как знать?
Но полностью глава увидела свет лишь в 1828 году. Он является замечательно красивой, полной скрытого смысла пейзажной зарисовкой, отражающей параллелизм явлений — и завершение томительного ожидания снега, укрывающего озимые от стужи, и определенности отношений главных героев. Поэт довольно лаконично передает и приподнятое настроение героини, и радостную атмосферу, созданную первым снегопадом — веселятся даже сороки.
Пушкина «В тот год осенняя погода…» А. Пушкин — непревзойденный поэт. Мастер любовной и пейзажной лирики. Даже в крупных произведениях поэтических и в прозе Александр Сергеевич уделял внимание картинам природы. Лирические отступления длительные, эмоциональные, насыщенные. Таких много в поэме «Евгений Онегин». Известно, что роман в стихах писался не в Петербурге, а на лоне природы. Часть глав были написаны в родовом поместье Михайловское Псковской области. А большая часть произведения — в усадьбе Болдино Нижегородской области. Описание природы двух этих мест читатель находит в «Евгении Онегине» по сей день. Например, в музее-заповеднике Михайловском вдохновенно демонстрируют экскурсантам место дуэли Онегина и Ленского. Болдино же подарило роману все романтические сцены осени. Так как именно там два года подряд поэт проводил данный период. Известно, что межсезонье было для Александра Сергеевича временем наивысшего творческого подъема. Своей любви к октябрю, ноябрю лирик никогда не скрывал. Что находит яркое отражение в его творчестве.
Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший...
Пушкин А.С. - В тот год осенняя погода… (отрывок из «Евгения Онегина»)
Осенняя погода, которая так долго «стояла на дворе», совершенно неожиданно, за ночь преобразилась — «на дворе» выпал первый зимний снег. Поэт рисует перед читателем прекрасные картины первого зимнего дня — узоры на стекле, деревья, покрытые «зимним серебром», горы, «устланные блистательным ковром». Вместе с тем, если рассматривать стихотворение в связке с романом, частью которого оно является, мы можем проследить аллегорию на состояние Татьяны Лариной. Так, автор на протяжении всего романа раскрывает через природу внутреннее состояние, мысли, переживания, чувства и внутренний мир своей героини.
Так, Татьяна, долгое время томилась в осенней тоске, в молчаливой грустной осени, которая была порождена её безответной любовью к Онегину. Но подобно тому, как преобразилась природа, преобразилась и Татьяна, став красивой и гордой женщиной, вместо той скромной молодой девушки, которой она была в начале произведения. Вместе с тем, невозможно не заметить грусть и печаль того пейзажа первого зимнего дня, который создал Пушкин в своих строчках.
Поэтому даже став гордой и холодной барышней, Татьяна сохранила грусть и тоску в своём сердце. Главная причина это тоски в том, что как упавший на осеннюю листву снег не уничтожает листьев, так и изменения в Татьяне не коснулись её истинной натуры — она так и не перестала страдать из-за неразделенной любви к Онегину, просто чувства слегка угасли.
Вид утренней ослепительной белизны помог Татьяне отпустить обиду и вновь открыться миру. Композиция Композиционно стихотворение состоит из двух частей. Первая часть очень маленькая, в ней всего четыре строки и несколько слов в пятой строчке. Вторая часть посвящена первому снегу и связанному с ним преображению природы. В картине не наблюдается никакого движения, она абсолютно статична. Поэтому глаголы здесь заменяет большое число прилагательных, которые очень метко описывают все изменения. Лексика не вычурная, а вполне бытовая, понятным языком, через запятые автор перечисляет все перемены, случившиеся с природой за одну ночь. Жанр По жанру данный отрывок можно отнести к пейзажной лирике, если рассматривать его вне связи с романом.
Несмотря на то, что «Евгений Онегин» относится к реализму, именно в этом фрагменте очень ярко проступают элементы романтизма. Как часть романа это стихотворение несет в себе смешение лирики и эпоса. В целом жанр романа обозначен самим автором — «роман в стихах». Размер и средства художественной выразительности Поскольку стихотворение не является самостоятельным произведением, то и стихотворный размер у него соответствует остальному тексту. Это онегинская строфа, то есть четырехстопный ямб с характерной для него рифмой. Стихотворение построено на антитезе: осенняя мрачность противопоставлена зимнему сказочному наряду. Пушкин использует очень красивую метафору: «деревья в зимнем серебре».
Их разговор благоразумный О сенокосе, о вине, О псарне, о своей родне, Конечно, не блистал ни чувством, Ни поэтическим огнём, Ни остротою, ни умом, Ни общежития искусством; Но разговор их милых жён Гораздо меньше был умён. Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень Не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой Они друг другу были скучны; Потом понравились; потом Съезжались каждый день верхом И скоро стали неразлучны. Так люди первый каюсь я От делать нечего друзья. XIV Но дружбы нет и той меж нами. Все предрассудки истребя, Мы почитаем всех нулями, А единицами - себя. Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы Для нас орудие одно; Нам чувство дико и смешно. Сноснее многих был Евгений; Хоть он людей, конечно, знал И вообще их презирал, - Но правил нет без исключений Иных он очень отличал И вчуже чувство уважал. XV Он слушал Ленского с улыбкой. Поэта пылкий разговор, И ум, ещё в сужденьях зыбкой, И вечно вдохновенный взор, - Онегину всё было ново; Он охладительное слово В устах старался удержать И думал: глупо мне мешать Его минутному блаженству; И без меня пора придёт; Пускай покамест он живёт Да верит мира совершенству; Простим горячке юных лет И юный жар и юный бред. XVI Меж ими всё рождало споры И к размышлению влекло: Племён минувших договоры, Плоды наук, добро и зло, И предрассудки вековые, И гроба тайны роковые, Судьба и жизнь в свою чреду, Всё подвергалось их суду. Поэт в жару своих суждений Читал, забывшись, между тем Отрывки северных поэм, И снисходительный Евгений, Хоть их не много понимал, Прилежно юноше внимал. Ушед от их мятежной власти, Онегин говорил об них С невольным вздохом сожаленья: Блажен, кто ведал их волненья И наконец от них отстал; Блаженней тот, кто их не знал, Кто охлаждал любовь - разлукой, Вражду - злословием; порой Зевал с друзьями и с женой, Ревнивой не тревожась мукой, И дедов верный капитал Коварной двойке не вверял. XVIII Когда прибегнем мы под знамя Благоразумной тишины, Когда страстей угаснет пламя, И нам становятся смешны Их своевольство иль порывы И запоздалые отзывы, - Смиренные не без труда, Мы любим слушать иногда Страстей чужих язык мятежный, И нам он сердце шевелит. Так точно старый инвалид Охотно клонит слух прилежный Рассказам юных усачей, Забытый в хижине своей. XIX Зато и пламенная младость Не может ничего скрывать. Вражду, любовь, печаль и радость Она готова разболтать. В любви считаясь инвалидом, Онегин слушал с важным видом, Как, сердца исповедь любя, Поэт высказывал себя; Свою доверчивую совесть Он простодушно обнажал. Евгений без труда узнал Его любви младую повесть, Обильный чувствами рассказ, Давно не новыми для нас. XX Ах, он любил, как в наши лета Уже не любят; как одна Безумная душа поэта Ещё любить осуждена: Всегда, везде одно мечтанье, Одно привычное желанье, Одна привычная печаль. Ни охлаждающая даль, Ни долгие лета разлуки, Ни музам данные часы, Ни чужеземные красы, Ни шум веселий, ни науки Души не изменили в нём, Согретой девственным огнём. XXI Чуть отрок, Ольгою пленённый, Сердечных мук ещё не знав, Он был свидетель умилённый Её младенческих забав; В тени хранительной дубравы Он разделял её забавы, И детям прочили венцы Друзья-соседы, их отцы. В глуши, под сению смиренной, Невинной прелести полна, В глазах родителей, она Цвела, как ландыш потаенный, Незнаемый в траве глухой Ни мотыльками, ни пчелой. Простите, игры золотые! Он рощи полюбил густые, Уединенье, тишину, И ночь, и звёзды, и луну, Луну, небесную лампаду, Которой посвящали мы Прогулки средь вечерней тьмы, И слёзы, тайных мук отраду… Но нынче видим только в ней Замену тусклых фонарей. XXIII Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро весела, Как жизнь поэта простодушна, Как поцелуй любви мила; Глаза, как небо, голубые, Улыбка, локоны льняные, Движенья, голос, лёгкий стан, Всё в Ольге… но любой роман Возьмите и найдёте верно Её портрет: он очень мил, Я прежде сам его любил, Но надоел он мне безмерно. Позвольте мне, читатель мой, Заняться старшею сестрой. И что ж? Мы все должны Признаться: вкусу очень мало У нас и в наших именах Не говорим уж о стихах ; Нам просвещенье не пристало, И нам досталось от него Жеманство, - больше ничего. XXV Итак, она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свежестью её румяной Не привлекла б она очей. Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой. Она ласкаться не умела К отцу, ни к матери своей; Дитя сама, в толпе детей Играть и прыгать не хотела И часто целый день одна Сидела молча у окна. Её изнеженные пальцы Не знали игл; склонясь на пяльцы, Узором шёлковым она Не оживляла полотна. Охоты властвовать примета, С послушной куклою дитя Приготовляется шутя К приличию - закону света, И важно повторяет ей Уроки маменьки своей. И были детские проказы Ей чужды: страшные рассказы Зимою в темноте ночей Пленяли больше сердце ей. Когда же няня собирала Для Ольги на широкий луг Всех маленьких её подруг, Она в горелки не играла, Ей скучен был и звонкий смех, И шум их ветреных утех. Зимой, когда ночная тень Полмиром доле обладает, И доле в праздной тишине, При отуманенной луне, Восток ленивый почивает, В привычный час пробуждена Вставала при свечах она. Отец её был добрый малый, В прошедшем веке запоздалый; Но в книгах не видал вреда; Он, не читая никогда, Их почитал пустой игрушкой И не заботился о том, Какой у дочки тайный том Дремал до утра под подушкой. Жена ж его была сама От Ричардсона без ума. В то время был ещё жених Её супруг, но по неволе; Она вздыхала по другом, Который сердцем и умом Ей нравился гораздо боле: Сей Грандисон был славный франт, Игрок и гвардии сержант. И, чтоб её рассеять горе, Разумный муж уехал вскоре В свою деревню, где она, Бог знает кем окружена, Рвалась и плакала сначала, С супругом чуть не развелась; Потом хозяйством занялась, Привыкла и довольна стала. Привычка свыше нам дана: Замена счастию она 15. Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, Ходила в баню по субботам, Служанок била осердясь - Всё это мужа не спросясь. XXXIV Но муж любил её сердечно, В её затеи не входил, Во всем ей веровал беспечно, А сам в халате ел и пил; Покойно жизнь его катилась; Под вечер иногда сходилась Соседей добрая семья, Нецеремонные друзья, И потужить, и позлословить, И посмеяться кой о чем. Проходит время; между тем Прикажут Ольге чай готовить, Там ужин, там и спать пора, И гости едут со двора. XXXV Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на масленице жирной Водились русские блины; Два раза в год они говели; Любили круглые качели, Подблюдны песни, хоровод; В день Троицын, когда народ, Зевая, слушает молебен, Умильно на пучок зари Они роняли слёзки три; Им квас как воздух был потребен, И за столом у них гостям Носили блюды по чинам. И отворились наконец Перед супругом двери гроба, И новый он приял венец. Он умер в час перед обедом, Оплаканный своим соседом, Детьми и верною женой Чистосердечней, чем иной. Он был простой и добрый барин, И там, где прах его лежит, Надгробный памятник гласит: Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, Господний раб и бригадир, Под камнем сим вкушает мир. Как часто в детстве я играл Его Очаковской медалью! Он Ольгу прочил за меня, Он говорил: дождусь ли дня?.. Придёт, придёт и наше время, И наши внуки в добрый час Из мира вытеснят и нас! Её ничтожность разумею И мало к ней привязан я; Для призраков закрыл я вежды; Но отдалённые надежды Тревожат сердце иногда: Без неприметного следа Мне было б грустно мир оставить. Живу, пишу не для похвал; Но я бы, кажется, желал Печальный жребий свой прославить, Чтоб обо мне, как верный друг, Напомнил хоть единый звук. XL И чьё-нибудь он сердце тронет; И, сохранённая судьбой, Быть может, в Лете не потонет Строфа, слагаемая мной; Быть может лестная надежда! Прими ж мои благодаренья, Поклонник мирных аонид, О ты, чья память сохранит Мои летучие творенья, Чья благосклонная рука Потреплет лавры старика! I «Куда? Уж эти мне поэты! Отселе вижу, что такое: Во-первых слушай, прав ли я? Да полно, милый, ради бога. Ну что ж? Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль Увидеть мне Филлиду эту, Предмет и мыслей, и пера, И слёз, и рифм et cetera?.. Представь меня». Они с охотой примут нас. III Поедем. Обряд известный угощенья: Несут на блюдечках варенья, На столик ставят вощаной Кувшин с брусничною водой. IV Они дорогой самой краткой Домой летят во весь опор 17. Теперь подслушаем украдкой Героев наших разговор: - Ну что ж, Онегин? Однако в поле уж темно; Скорей! Какие глупые места! А кстати: Ларина проста, Но очень милая старушка; Боюсь: брусничная вода Мне не наделала б вреда. V Скажи: которая Татьяна? В чертах у Ольги жизни нет. Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне: Кругла, красна лицом она, Как эта глупая луна На этом глупом небосклоне». Владимир сухо отвечал И после во весь путь молчал. Пошла догадка за догадкой. Все стали толковать украдкой, Шутить, судить не без греха, Татьяне прочить жениха; Иные даже утверждали, Что свадьба слажена совсем, Но остановлена затем, Что модных колец не достали. О свадьбе Ленского давно У них уж было решено. VII Татьяна слушала с досадой Такие сплетни; но тайком С неизъяснимою отрадой Невольно думала о том; И в сердце дума заронилась; Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнём оживлено. Докучны ей И звуки ласковых речей, И взор заботливой прислуги. В уныние погружена, Гостей не слушает она И проклинает их досуги, Их неожиданный приезд И продолжительный присест. IX Теперь с каким она вниманьем Читает сладостный роман, С каким живым очарованьем Пьёт обольстительный обман! X Воображаясь героиней Своих возлюбленных творцов, Кларисой, Юлией, Дельфиной, Татьяна в тишине лесов Одна с опасной книгой бродит, Она в ней ищет и находит Свой тайный жар, свои мечты, Плоды сердечной полноты, Вздыхает и, себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть, В забвенье шепчет наизусть Письмо для милого героя… Но наш герой, кто б ни был он, Уж верно был не Грандисон. XI Свой слог на важный лад настроя, Бывало, пламенный творец Являл нам своего героя Как совершенства образец. Он одарял предмет любимый, Всегда неправедно гонимый, Душой чувствительной, умом И привлекательным лицом. Питая жар чистейшей страсти, Всегда восторженный герой Готов был жертвовать собой, И при конце последней части Всегда наказан был порок, Добру достойный был венок. Лорд Байрон прихотью удачной Облек в унылый романтизм И безнадежный эгоизм. XIII Друзья мои, что ж толку в этом? Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы; Тогда роман на старый лад Займёт весёлый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нём изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства, Любви пленительные сны Да нравы нашей старины. XIV Перескажу простые речи Отца иль дяди-старика, Детей условленные встречи У старых лип, у ручейка; Несчастной ревности мученья, Разлуку, слёзы примиренья, Поссорю вновь, и наконец Я поведу их под венец… Я вспомню речи неги страстной, Слова тоскующей любви, Которые в минувши дни У ног любовницы прекрасной Мне приходили на язык, От коих я теперь отвык. XV Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слёзы лью; Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь, милая; но прежде Ты в ослепительной надежде Блаженство тёмное зовёшь, Ты негу жизни узнаёшь, Ты пьёшь волшебный яд желаний, Тебя преследуют мечты: Везде воображаешь ты Приюты счастливых свиданий; Везде, везде перед тобой Твой искуситель роковой. Приподнялася грудь, ланиты Мгновенным пламенем покрыты, Дыханье замерло в устах, И в слухе шум, и блеск в очах… Настанет ночь; луна обходит Дозором дальный свод небес, И соловей во мгле древес Напевы звучные заводит. Открой окно да сядь ко мне». Я, бывало, Хранила в памяти не мало Старинных былей, небылиц Про злых духов и про девиц; А нынче всё мне тёмно, Таня: Что знала, то забыла. Да, Пришла худая череда! Зашибло… - «Расскажи мне, няня, Про ваши старые года: Была ты влюблена тогда? В эти лета Мы не слыхали про любовь; А то бы согнала со света Меня покойница свекровь. Мой Ваня Моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет. Недели две ходила сваха К моей родне, и наконец Благословил меня отец. Я горько плакала со страха, Мне с плачем косу расплели Да с пеньем в церковь повели. Чего ты хочешь, попроси… Дай окроплю святой водою, Ты вся горишь… - «Я не больна: Я… знаешь, няня… влюблена». XX «Я влюблена», - шептала снова Старушке с горестью она. И между тем луна сияла И томным светом озаряла Татьяны бледные красы, И распущенные власы, И капли слёз, и на скамейке Пред героиней молодой, С платком на голове седой, Старушку в длинной телогрейке; И всё дремало в тишине При вдохновительной луне. Дай, няня, мне перо, бумагу, Да стол подвинь; я скоро лягу; Прости». И вот она одна. Всё тихо. Светит ей луна. Письмо готово, сложено… Татьяна! XXII Я знал красавиц недоступных, Холодных, чистых, как зима, Неумолимых, неподкупных, Непостижимых для ума; Дивился я их спеси модной, Их добродетели природной, И, признаюсь, от них бежал, И, мнится, с ужасом читал Над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда 20. Внушать любовь для них беда, Пугать людей для них отрада. Быть может, на брегах Невы Подобных дам видали вы. И что ж нашёл я с изумленьем? Они, суровым повеленьем Пугая робкую любовь, Её привлечь умели вновь По крайней мере сожаленьем, По крайней мере звук речей Казался иногда нежней, И с легковерным ослепленьем Опять любовник молодой Бежал за милой суетой. За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? За то ль, что любит без искусства, Послушная влеченью чувства, Что так доверчива она, Что от небес одарена Воображением мятежным, Умом и волею живой, И своенравной головой, И сердцем пламенным и нежным? Ужели не простите ей Вы легкомыслия страстей? Не говорит она: отложим - Любви мы цену тем умножим, Вернее в сети заведём; Сперва тщеславие кольнём Надеждой, там недоуменьем Измучим сердце, а потом Ревнивым оживим огнём; А то, скучая наслажденьем, Невольник хитрый из оков Всечасно вырваться готов. Она по-русски плохо знала, Журналов наших не читала И выражалася с трудом На языке своём родном, Итак, писала по-французски… Что делать! Право, страх! Могу ли их себе представить С «Благонамеренным» 21 в руках! Я шлюсь на вас, мои поэты; Не правда ль: милые предметы, Которым, за свои грехи, Писали втайне вы стихи, Которым сердце посвящали, Не все ли, русским языком Владея слабо и с трудом, Его так мило искажали, И в их устах язык чужой Не обратился ли в родной? Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю. Быть может, на беду мою, Красавиц новых поколенье, Журналов вняв молящий глас, К грамматике приучит нас; Стихи введут в употребленье; Но я… какое дело мне? Я верен буду старине. Но полно. Мне пора заняться Письмом красавицы моей; Я слово дал, и что ж? Я знаю: нежного Парни Перо не в моде в наши дни. XXX Певец Пиров и грусти томной 22 , Когда б ещё ты был со мной, Я стал бы просьбою нескромной Тебя тревожить, милый мой: Чтоб на волшебные напевы Переложил ты страстной девы Иноплеменные слова. Где ты? Кто ей внушал и эту нежность, И слов любезную небрежность? Кто ей внушал умильный вздор, Безумный сердца разговор, И увлекательный и вредный? Я не могу понять. Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела Хоть редко, хоть в неделю раз В деревне нашей видеть вас, Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Всё думать, думать об одном И день и ночь до новой встречи. Но, говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно. Зачем вы посетили нас? В глуши забытого селенья Я никогда не знала б вас, Не знала б горького мученья. Души неопытной волненья Смирив со временем как знать? Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой… Ты в сновиденьях мне являлся Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно… нет, это был не сон! Ты чуть вошёл, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Приникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это всё пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное… Но так и быть! Судьбу мою Отныне я тебе вручаю, Перед тобою слёзы лью, Твоей защиты умоляю… Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи Иль сон тяжёлый перерви, Увы, заслуженным укором! К плечу головушкой склонилась, Сорочка лёгкая спустилась С её прелестного плеча… Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там поток Засеребрился; там рожок Пастуший будит селянина. Вот утро: встали все давно, Моей Татьяне всё равно. Но, дверь тихонько отпирая, Уж ей Филипьевна седая Приносит на подносе чай. О пташка ранняя моя! Вечор уж как боялась я! Да, слава богу, ты здорова! Тоски ночной и следу нет, Лицо твоё как маков цвет». Я нынче стала бестолкова. Кругом соседей много есть; Куда мне их и перечесть». XXXV - Как недогадлива ты, няня! Что нужды мне в твоём уме? Ты видишь, дело о письме К Онегину. Не гневайся, душа моя, Ты знаешь, непонятна я… Да что ж ты снова побледнела? Пошли же внука своего. Другой настал: всё нет как нет. Бледна, как тень, с утра одета, Татьяна ждёт: когда ж ответ? Приехал Ольгин обожатель. Татьяна, вспыхнув, задрожала. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам тёмною струею Уже душистый чай бежал, И сливки мальчик подавал; Татьяна пред окном стояла, На стёкла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да Е. Вдруг топот!.. Вот ближе! О боже! Но не слышит. В саду служанки, на грядах, Сбирали ягоду в кустах И хором по наказу пели Наказ, основанный на том, Чтоб барской ягоды тайком Уста лукавые не ели И пеньем были заняты: Затея сельской остроты! Песня девушек Девицы, красавицы, Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, Заманите молодца К хороводу нашему, Как заманим молодца, Как завидим издали, Разбежимтесь, милые, Закидаем вишеньем, Вишеньем, малиною, Красною смородиной. Не ходи подслушивать Песенки заветные, Не ходи подсматривать Игры наши девичьи. ХL Они поют, и, с небреженьем Внимая звонкий голос их, Ждала Татьяна с нетерпеньем, Чтоб трепет сердца в ней затих, Чтобы прошло ланит пыланье. Но в персях то же трепетанье, И не проходит жар ланит, Но ярче, ярче лишь горит… Так бедный мотылёк и блещет И бьётся радужным крылом, Пленённый школьным шалуном; Так зайчик в озими трепещет, Увидя вдруг издалека В кусты припадшего стрелка. ХLI Но наконец она вздохнула И встала со скамьи своей; Пошла, но только повернула В аллею, прямо перед ней, Блистая взорами, Евгений Стоит подобно грозной тени, И, как огнём обожжена, Остановилася она. Но следствия нежданной встречи Сегодня, милые друзья, Пересказать не в силах я; Мне должно после долгой речи И погулять и отдохнуть: Докончу после как-нибудь. Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя. Но эта важная забава Достойна старых обезьян Хвалёных дедовских времян: Ловласов обветшала слава Со славой красных каблуков И величавых париков. VIII Кому не скучно лицемерить, Различно повторять одно, Стараться важно в том уверить, В чём все уверены давно, Всё те же слышать возраженья, Уничтожать предрассужденья, Которых не было и нет У девочки в тринадцать лет! Кого не утомят угрозы, Моленья, клятвы, мнимый страх, Записки на шести листах, Обманы, сплетни, кольцы, слёзы, Надзоры тёток, матерей И дружба тяжкая мужей! IX Так точно думал мой Евгений. Он в первой юности своей Был жертвой бурных заблуждений И необузданных страстей. Привычкой жизни избалован, Одним на время очарован, Разочарованный другим, Желаньем медленно томим, Томим и ветреным успехом, Внимая в шуме и в тиши Роптанье вечное души, Зевоту подавляя смехом: Вот как убил он восемь лет, Утратя жизни лучший цвет. X В красавиц он уж не влюблялся, А волочился как-нибудь; Откажут - мигом утешался; Изменят - рад был отдохнуть. Он их искал без упоенья, А оставлял без сожаленья, Чуть помня их любовь и злость. Так точно равнодушный гость На вист вечерний приезжает, Садится; кончилась игра: Он уезжает со двора, Спокойно дома засыпает И сам не знает поутру, Куда поедет ввечеру. XI Но, получив посланье Тани, Онегин живо тронут был: Язык девических мечтаний В нём думы роем возмутил; И вспомнил он Татьяны милой И бледный цвет и вид унылый; И в сладостный, безгрешный сон Душою погрузился он. Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел; Но обмануть он не хотел Доверчивость души невинной. Теперь мы в сад перелетим, Где встретилась Татьяна с ним. Я прочёл Души доверчивой признанья, Любви невинной излиянья; Мне ваша искренность мила; Она в волненье привела Давно умолкнувшие чувства; Но вас хвалить я не хочу; Я за неё вам отплачу Признаньем также без искусства; Примите исповедь мою: Себя на суд вам отдаю. XIII Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел; Когда б мне быть отцом, супругом Приятный жребий повелел; Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единый, - То, верно б, кроме вас одной Невесты не искал иной. Скажу без блёсток мадригальных: Нашед мой прежний идеал, Я, верно б, вас одну избрал В подруги дней моих печальных, Всего прекрасного в залог, И был бы счастлив… сколько мог! Поверьте совесть в том порукой , Супружество нам будет мукой. Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнёте плакать: ваши слёзы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его. Судите ж вы, какие розы Нам заготовит Гименей И, может быть, на много дней. XV Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже, И днём и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная Судьбу, однако ж, проклиная , Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив! Таков я. И того ль искали Вы чистой, пламенной душой, Когда с такою простотой, С таким умом ко мне писали? Ужели жребий вам такой Назначен строгою судьбой? Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами лёгкие мечты; Так деревцо свои листы Меняет с каждою весною. Так видно небом суждено. Полюбите вы снова: но… Учитесь властвовать собою; Не всякий вас, как я, поймёт; К беде неопытность ведёт». Сквозь слёз не видя ничего, Едва дыша, без возражений, Татьяна слушала его. Он подал руку ей. Печально Как говорится, машинально Татьяна молча оперлась, Головкой томною склонясь; Пошли домой вкруг огорода; Явились вместе, и никто Не вздумал им пенять на то. Имеет сельская свобода Свои счастливые права, Как и надменная Москва. XVIII Вы согласитесь, мой читатель, Что очень мило поступил С печальной Таней наш приятель; Не в первый раз он тут явил Души прямое благородство, Хотя людей недоброхотство В нём не щадило ничего: Враги его, друзья его Что, может быть, одно и то же Его честили так и сяк. Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, боже! Уж эти мне друзья, друзья! Об них недаром вспомнил я. XIX А что? Да так. Я усыпляю Пустые, чёрные мечты; Я только в скобках замечаю, Что нет презренной клеветы, На чердаке вралём рождённой И светской чернью ободрённой, Что нет нелепицы такой, Ни эпиграммы площадной, Которой бы ваш друг с улыбкой, В кругу порядочных людей, Без всякой злобы и затей, Не повторил стократ ошибкой; А впрочем, он за вас горой: Он вас так любит… как родной! XX Гм! Читатель благородный, Здорова ль ваша вся родня? Позвольте: может быть, угодно Теперь узнать вам от меня, Что значит именно родные. Родные люди вот какие: Мы их обязаны ласкать, Любить, душевно уважать И, по обычаю народа, О рождестве их навещать Или по почте поздравлять, Чтоб остальное время года Не думали о нас они… Итак, дай бог им долги дни! Конечно так. Но вихорь моды, Но своенравие природы, Но мненья светского поток… А милый пол, как пух, легок. К тому ж и мнения супруга Для добродетельной жены Всегда почтенны быть должны; Так ваша верная подруга Бывает вмиг увлечена: Любовью шутит сатана. XXII Кого ж любить? Кому же верить? Кто не изменит нам один? Кто все дела, все речи мерит Услужливо на наш аршин? Кто клеветы про нас не сеет? Кто нас заботливо лелеет? Кому порок наш не беда?
Объяснение пришлось взять на себя Ю. Деревню он покинул в феврале — марте 1821 г. Когда Лотман называет возраст Онегина, то говорит, что он был ровесником К. Рылеева, Н. Лорера, Никиты Муравьева, братьев Муравьевых-Апостолов, но не сообщает, что все они были в 1813 году на театре военных действий. Описание светской жизни Онегина никак не ложится на фон происходившего в тот год в России. Заметим, что и помянутый в Первой главе П. Каверин, который поджидает Онегина в ресторане Талона, в 1813 году воевал в составе лейб-гвардии Гусарского полка и вернулся с ним в Царское Село только в 1816 году. К тому же если счесть, что Пушкин мог в ней проигнорировать еще не завершившиеся события великой войны и так необъяснимо сильно противопоставить своего героя близким ему сверстникам, то все равно текст Первой главы не дает никаких оснований иной датировки происходящего в ней, кроме как относящейся к 1819 году. Только в сезон 1815—1816 годов вышла на сцену и выведенная в Первой главе сверстница Пушкина балерина Авдотья Истомина. Нет никаких сомнений — и в романе об этом прямо говорится, — что Онегину в Первой главе 18 лет, так что никак нельзя относить этот возраст к 1813-му или 1814 году. Новая точка зрения в отношении времени появления на свет Онегина была высказана в 1984 году В. Кожевниковым8 и затем повторена в 1992 году С. При этом С. Шварцбанд руководствуется тем, что в полном издании романа 1833 года у Пушкина уже нет упоминания о времени действия Первой главы. Позднее их посылки развил А. Отталкиваясь от этого, действие Восьмой главы романа они относят к 1827—1828 Аникин, Шварцбанд и к 1830—1831 го-дам Кожевников. Другая группа указаний на время действия и возраст героев с первой датой косвенно, но вполне увязана.
А.С. Пушкин Евгений Онегин Роман в стихах глава пятая
Право, страх! Могу ли их себе представить С «Благонамеренным» 21 в руках! Я шлюсь на вас, мои поэты; Не правда ль: милые предметы, Которым, за свои грехи, Писали втайне вы стихи, Которым сердце посвящали, Не все ли, русским языком Владея слабо и с трудом, Его так мило искажали, И в их устах язык чужой Не обратился ли в родной? Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю. Быть может, на беду мою, Красавиц новых поколенье, Журналов вняв молящий глас, К грамматике приучит нас; Стихи введут в употребленье; Но я… какое дело мне? Я верен буду старине.
Но полно. Мне пора заняться Письмом красавицы моей; Я слово дал, и что ж? Я знаю: нежного Парни Перо не в моде в наши дни. XXX Певец Пиров и грусти томной 22 , Когда б ещё ты был со мной, Я стал бы просьбою нескромной Тебя тревожить, милый мой: Чтоб на волшебные напевы Переложил ты страстной девы Иноплеменные слова. Где ты?
Кто ей внушал и эту нежность, И слов любезную небрежность? Кто ей внушал умильный вздор, Безумный сердца разговор, И увлекательный и вредный? Я не могу понять. Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела Хоть редко, хоть в неделю раз В деревне нашей видеть вас, Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Всё думать, думать об одном И день и ночь до новой встречи. Но, говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно. Зачем вы посетили нас? В глуши забытого селенья Я никогда не знала б вас, Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья Смирив со временем как знать? Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой… Ты в сновиденьях мне являлся Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно… нет, это был не сон! Ты чуть вошёл, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль?
И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Приникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это всё пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное… Но так и быть!
Судьбу мою Отныне я тебе вручаю, Перед тобою слёзы лью, Твоей защиты умоляю… Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи Иль сон тяжёлый перерви, Увы, заслуженным укором! К плечу головушкой склонилась, Сорочка лёгкая спустилась С её прелестного плеча… Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там поток Засеребрился; там рожок Пастуший будит селянина.
Вот утро: встали все давно, Моей Татьяне всё равно. Но, дверь тихонько отпирая, Уж ей Филипьевна седая Приносит на подносе чай. О пташка ранняя моя! Вечор уж как боялась я! Да, слава богу, ты здорова!
Тоски ночной и следу нет, Лицо твоё как маков цвет». Я нынче стала бестолкова. Кругом соседей много есть; Куда мне их и перечесть». XXXV - Как недогадлива ты, няня! Что нужды мне в твоём уме?
Ты видишь, дело о письме К Онегину. Не гневайся, душа моя, Ты знаешь, непонятна я… Да что ж ты снова побледнела? Пошли же внука своего. Другой настал: всё нет как нет. Бледна, как тень, с утра одета, Татьяна ждёт: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель. Татьяна, вспыхнув, задрожала. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам тёмною струею Уже душистый чай бежал, И сливки мальчик подавал; Татьяна пред окном стояла, На стёкла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да Е. Вдруг топот!.. Вот ближе!
О боже! Но не слышит. В саду служанки, на грядах, Сбирали ягоду в кустах И хором по наказу пели Наказ, основанный на том, Чтоб барской ягоды тайком Уста лукавые не ели И пеньем были заняты: Затея сельской остроты! Песня девушек Девицы, красавицы, Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, Заманите молодца К хороводу нашему, Как заманим молодца, Как завидим издали, Разбежимтесь, милые, Закидаем вишеньем, Вишеньем, малиною, Красною смородиной.
Не ходи подслушивать Песенки заветные, Не ходи подсматривать Игры наши девичьи. ХL Они поют, и, с небреженьем Внимая звонкий голос их, Ждала Татьяна с нетерпеньем, Чтоб трепет сердца в ней затих, Чтобы прошло ланит пыланье. Но в персях то же трепетанье, И не проходит жар ланит, Но ярче, ярче лишь горит… Так бедный мотылёк и блещет И бьётся радужным крылом, Пленённый школьным шалуном; Так зайчик в озими трепещет, Увидя вдруг издалека В кусты припадшего стрелка. ХLI Но наконец она вздохнула И встала со скамьи своей; Пошла, но только повернула В аллею, прямо перед ней, Блистая взорами, Евгений Стоит подобно грозной тени, И, как огнём обожжена, Остановилася она. Но следствия нежданной встречи Сегодня, милые друзья, Пересказать не в силах я; Мне должно после долгой речи И погулять и отдохнуть: Докончу после как-нибудь.
Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя. Но эта важная забава Достойна старых обезьян Хвалёных дедовских времян: Ловласов обветшала слава Со славой красных каблуков И величавых париков. VIII Кому не скучно лицемерить, Различно повторять одно, Стараться важно в том уверить, В чём все уверены давно, Всё те же слышать возраженья, Уничтожать предрассужденья, Которых не было и нет У девочки в тринадцать лет! Кого не утомят угрозы, Моленья, клятвы, мнимый страх, Записки на шести листах, Обманы, сплетни, кольцы, слёзы, Надзоры тёток, матерей И дружба тяжкая мужей! IX Так точно думал мой Евгений.
Он в первой юности своей Был жертвой бурных заблуждений И необузданных страстей. Привычкой жизни избалован, Одним на время очарован, Разочарованный другим, Желаньем медленно томим, Томим и ветреным успехом, Внимая в шуме и в тиши Роптанье вечное души, Зевоту подавляя смехом: Вот как убил он восемь лет, Утратя жизни лучший цвет. X В красавиц он уж не влюблялся, А волочился как-нибудь; Откажут - мигом утешался; Изменят - рад был отдохнуть. Он их искал без упоенья, А оставлял без сожаленья, Чуть помня их любовь и злость. Так точно равнодушный гость На вист вечерний приезжает, Садится; кончилась игра: Он уезжает со двора, Спокойно дома засыпает И сам не знает поутру, Куда поедет ввечеру.
XI Но, получив посланье Тани, Онегин живо тронут был: Язык девических мечтаний В нём думы роем возмутил; И вспомнил он Татьяны милой И бледный цвет и вид унылый; И в сладостный, безгрешный сон Душою погрузился он. Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел; Но обмануть он не хотел Доверчивость души невинной. Теперь мы в сад перелетим, Где встретилась Татьяна с ним. Я прочёл Души доверчивой признанья, Любви невинной излиянья; Мне ваша искренность мила; Она в волненье привела Давно умолкнувшие чувства; Но вас хвалить я не хочу; Я за неё вам отплачу Признаньем также без искусства; Примите исповедь мою: Себя на суд вам отдаю. XIII Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел; Когда б мне быть отцом, супругом Приятный жребий повелел; Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единый, - То, верно б, кроме вас одной Невесты не искал иной.
Скажу без блёсток мадригальных: Нашед мой прежний идеал, Я, верно б, вас одну избрал В подруги дней моих печальных, Всего прекрасного в залог, И был бы счастлив… сколько мог! Поверьте совесть в том порукой , Супружество нам будет мукой. Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнёте плакать: ваши слёзы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его. Судите ж вы, какие розы Нам заготовит Гименей И, может быть, на много дней. XV Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже, И днём и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная Судьбу, однако ж, проклиная , Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив!
Таков я. И того ль искали Вы чистой, пламенной душой, Когда с такою простотой, С таким умом ко мне писали? Ужели жребий вам такой Назначен строгою судьбой? Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами лёгкие мечты; Так деревцо свои листы Меняет с каждою весною. Так видно небом суждено.
Полюбите вы снова: но… Учитесь властвовать собою; Не всякий вас, как я, поймёт; К беде неопытность ведёт». Сквозь слёз не видя ничего, Едва дыша, без возражений, Татьяна слушала его. Он подал руку ей. Печально Как говорится, машинально Татьяна молча оперлась, Головкой томною склонясь; Пошли домой вкруг огорода; Явились вместе, и никто Не вздумал им пенять на то. Имеет сельская свобода Свои счастливые права, Как и надменная Москва.
XVIII Вы согласитесь, мой читатель, Что очень мило поступил С печальной Таней наш приятель; Не в первый раз он тут явил Души прямое благородство, Хотя людей недоброхотство В нём не щадило ничего: Враги его, друзья его Что, может быть, одно и то же Его честили так и сяк. Врагов имеет в мире всяк, Но от друзей спаси нас, боже! Уж эти мне друзья, друзья! Об них недаром вспомнил я. XIX А что?
Да так. Я усыпляю Пустые, чёрные мечты; Я только в скобках замечаю, Что нет презренной клеветы, На чердаке вралём рождённой И светской чернью ободрённой, Что нет нелепицы такой, Ни эпиграммы площадной, Которой бы ваш друг с улыбкой, В кругу порядочных людей, Без всякой злобы и затей, Не повторил стократ ошибкой; А впрочем, он за вас горой: Он вас так любит… как родной! XX Гм! Читатель благородный, Здорова ль ваша вся родня? Позвольте: может быть, угодно Теперь узнать вам от меня, Что значит именно родные.
Родные люди вот какие: Мы их обязаны ласкать, Любить, душевно уважать И, по обычаю народа, О рождестве их навещать Или по почте поздравлять, Чтоб остальное время года Не думали о нас они… Итак, дай бог им долги дни! Конечно так. Но вихорь моды, Но своенравие природы, Но мненья светского поток… А милый пол, как пух, легок. К тому ж и мнения супруга Для добродетельной жены Всегда почтенны быть должны; Так ваша верная подруга Бывает вмиг увлечена: Любовью шутит сатана. XXII Кого ж любить?
Кому же верить? Кто не изменит нам один? Кто все дела, все речи мерит Услужливо на наш аршин? Кто клеветы про нас не сеет? Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда? Кто не наскучит никогда? Призрака суетный искатель, Трудов напрасно не губя, Любите самого себя, Достопочтенный мой читатель! Предмет достойный: ничего Любезней, верно, нет его. Увы, не трудно угадать!
Любви безумные страданья Не перестали волновать Младой души, печали жадной; Нет, пуще страстью безотрадной Татьяна бедная горит; Её постели сон бежит; Здоровье, жизни цвет и сладость, Улыбка, девственный покой, Пропало всё, что звук пустой, И меркнет милой Тани младость: Так одевает бури тень Едва рождающийся день. Ничто её не занимает, Её души не шевелит. Качая важно головою, Соседи шепчут меж собою: Пора, пора бы замуж ей!.. Надо мне скорей Развеселить воображенье Картиной счастливой любви. Невольно, милые мои, Меня стесняет сожаленье; Простите мне: я так люблю Татьяну милую мою!
Он вечно с ней. В её покое Они сидят в потёмках двое; Они в саду, рука с рукой, Гуляют утренней порой; И что ж? Любовью упоённый, В смятенье нежного стыда, Он только смеет иногда, Улыбкой Ольги ободрённый, Развитым локоном играть Иль край одежды целовать. Уединясь от всех далёко, Они над шахматной доской, На стол облокотясь, порой Сидят, задумавшись глубоко, И Ленский пешкою ладью Берёт в рассеянье свою. Летучие листки альбома Прилежно украшает ей: То в них рисует сельски виды, Надгробный камень, храм Киприды, Или на лире голубка Пером и красками слегка; То на листках воспоминанья Пониже подписи других Он оставляет нежный стих, Безмолвный памятник мечтанья, Мгновенной думы долгий след, Всё тот же после многих лет.
Сюда, назло правописанью, Стихи без меры, по преданью В знак дружбы верной внесены, Уменьшены, продолжены. Annеttе; А на последнем прочитаешь: «Кто любит более тебя, Пусть пишет далее меня». XXIX Тут непременно вы найдёте Два сердца, факел и цветки; Тут верно клятвы вы прочтёте В любви до гробовой доски; Какой-нибудь пиит армейский Тут подмахнул стишок злодейский. В такой альбом, мои друзья, Признаться, рад писать и я, Уверен будучи душою, Что всякий мой усердный вздор Заслужит благосклонный взор И что потом с улыбкой злою Не станут важно разбирать, Остро иль нет я мог соврать. XXX Но вы, разрозненные томы Из библиотеки чертей, Великолепные альбомы, Мученье модных рифмачей, Вы, украшенные проворно Толстого кистью чудотворной Иль Баратынского пером, Пускай сожжёт вас божий гром!
Когда блистательная дама Мне свой in-quarto подаёт, И дрожь и злость меня берёт, И шевелится эпиграмма Во глубине моей души, А мадригалы им пиши! Так ты, Языков вдохновенный, В порывах сердца своего, Поёшь бог ведает кого, И свод элегий драгоценный Представит некогда тебе Всю повесть о твоей судьбе. Критик строгий Повелевает сбросить нам Элегии венок убогий, И нашей братье рифмачам Кричит: «Да перестаньте плакать, И всё одно и то же квакать, Жалеть о прежнем, о былом: Довольно, пойте о другом! И, полно, друг; не всё ль равно? Припомни, что сказал сатирик!
Случалось ли поэтам слезным Читать в глаза своим любезным Свои творенья? Говорят, Что в мире выше нет наград. И впрям, блажен любовник скромный, Читающий мечты свои Предмету песен и любви, Красавице приятно-томной! Блажен… хоть, может быть, она Совсем иным развлечена. XXXV Но я плоды моих мечтаний И гармонических затей Читаю только старой няне, Подруге юности моей, Да после скучного обеда Ко мне забредшего соседа, Поймав нежданно за полу, Душу трагедией в углу, Или но это кроме шуток , Тоской и рифмами томим, Бродя над озером моим, Пугаю стадо диких уток: Вняв пенью сладкозвучных строф, Они слетают с берегов.
Кстати, братья! Терпенья вашего прошу: Его вседневные занятья Я вам подробно опишу. XXXIX Прогулки, чтенье, сон глубокой, Лесная тень, журчанье струй, Порой белянки черноокой Младой и свежий поцелуй, Узде послушный конь ретивый, Обед довольно прихотливый, Бутылка светлого вина, Уединенье, тишина: Вот жизнь Онегина святая; И нечувствительно он ей Предался, красных летних дней В беспечной неге не считая, Забыв и город, и друзей, И скуку праздничных затей. XL Но наше северное лето, Карикатура южных зим, Мелькнёт и нет: известно это, Хоть мы признаться не хотим. Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало, Короче становился день, Лесов таинственная сень С печальным шумом обнажалась, Ложился на поля туман, Гусей крикливых караван Тянулся к югу: приближалась Довольно скучная пора; Стоял ноябрь уж у двора.
XLI Встаёт заря во мгле холодной; На нивах шум работ умолк; С своей волчихою голодной Выходит на дорогу волк; Его почуя, конь дорожный Храпит - и путник осторожный Несётся в гору во весь дух; На утренней заре пастух Не гонит уж коров из хлева, И в час полуденный в кружок Их не зовёт его рожок; В избушке распевая, дева 23 Прядёт, и, зимних друг ночей, Трещит лучинка перед ней. Опрятней модного паркета Блистает речка, льдом одета. Мальчишек радостный народ 24 Коньками звучно режет лёд; На красных лапках гусь тяжёлый, Задумав плыть по лону вод, Ступает бережно на лед, Скользит и падает; весёлый Мелькает, вьётся первый снег, Звездами падая на брег. Деревня той порой Невольно докучает взору Однообразной наготой. Скакать верхом в степи суровой?
Но конь, притупленной подковой Неверный зацепляя лёд, Того и жди, что упадёт. Сиди под кровлею пустынной, Читай: вот Прадт, вот W. Не хочешь? Настанет вечер деревенский: Бильярд оставлен, кий забыт, Перед камином стол накрыт, Евгений ждёт: вот едет Ленский На тройке чалых лошадей; Давай обедать поскорей! Оно сверкает Ипокреной; 25 Оно своей игрой и пеной Подобием того-сего Меня пленяло: за него Последний бедный лепт, бывало, Давал я.
Помните ль, друзья? Его волшебная струя Рождала глупостей не мало, А сколько шуток и стихов, И споров, и весёлых снов! К Аи я больше не способен; Аи любовнице подобен Блестящей, ветреной, живой, И своенравной, и пустой… Но ты, Бордо, подобен другу, Который, в горе и в беде, Товарищ завсегда, везде, Готов нам оказать услугу Иль тихий разделить досуг. Да здравствует Бордо, наш друг! Дым из трубок В трубу уходит.
Светлый кубок Ещё шипит среди стола. Вечерняя находит мгла… Люблю я дружеские враки И дружеский бокал вина Порою той, что названа Пора меж волка и собаки, А почему, не вижу я. Что Татьяна? Что Ольга резвая твоя? Ах, милый, как похорошели У Ольги плечи, что за грудь!
Что за душа! Да вот… какой же я болван! Ты к ним на той неделе зван. XLIX «Я? Оленька и мать Велели звать, и нет причины Тебе на зов не приезжать.
Кто будет там? Поедем, сделай одолженье! Ну, что ж? L Он весел был. Чрез две недели Назначен был счастливый срок.
И тайна брачныя постели, И сладостной любви венок Его восторгов ожидали. Гимена хлопоты, печали, Зевоты хладная чреда Ему не снились никогда. Меж тем как мы, враги Гимена, В домашней жизни зрим один Ряд утомительных картин, Роман во вкусе Лафонтена… 26 Мой бедный Ленский, сердцем он Для оной жизни был рожден. LI Он был любим… по крайней мере Так думал он, и был счастлив. Стократ блажен, кто предан вере, Кто, хладный ум угомонив, Покоится в сердечной неге, Как пьяный путник на ночлеге, Или, нежней, как мотылёк, В весенний впившийся цветок; Но жалок тот, кто всё предвидит, Чья не кружится голова, Кто все движенья, все слова В их переводе ненавидит, Чьё сердце опыт остудил И забываться запретил!
I В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стёклах лёгкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок весёлых на дворе И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Всё ярко, всё бело кругом. II Зима!..
Крестьянин, торжествуя, На дровнях обновляет путь; Его лошадка, снег почуя, Плетётся рысью как-нибудь; Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая; Ямщик сидит на облучке В тулупе, в красном кушаке. Вот бегает дворовый мальчик, В салазки жучку посадив, Себя в коня преобразив; Шалун уж заморозил пальчик: Ему и больно и смешно, А мать грозит ему в окно… III Но, может быть, такого рода Картины вас не привлекут: Всё это низкая природа; Изящного не много тут. Согретый вдохновенья богом, Другой поэт роскошным слогом Живописал нам первый снег И все оттенки зимних нег; 27 Он вас пленит, я в том уверен, Рисуя в пламенных стихах Прогулки тайные в санях; Но я бороться не намерен Ни с ним покамест, ни с тобой, Певец финляндки молодой! По старине торжествовали В их доме эти вечера: Служанки со всего двора Про барышень своих гадали И им сулили каждый год Мужьёв военных и поход. V Татьяна верила преданьям Простонародной старины, И снам, и карточным гаданьям, И предсказаниям луны.
Её тревожили приметы; Таинственно ей все предметы Провозглашали что-нибудь, Предчувствия теснили грудь. Жеманный кот, на печке сидя, Мурлыча, лапкой рыльце мыл: То несомненный знак ей был, Что едут гости. Когда ж падучая звезда По небу тёмному летела И рассыпалася, - тогда В смятенье Таня торопилась, Пока звезда ещё катилась, Желанье сердца ей шепнуть. Когда случалось где-нибудь Ей встретить чёрного монаха Иль быстрый заяц меж полей Перебегал дорогу ей, Не зная, что начать со страха, Предчувствий горестных полна, Ждала несчастья уж она. VII Что ж?
Тайну прелесть находила И в самом ужасе она: Так нас природа сотворила, К противуречию склонна. Настали святки. То-то радость! Гадает ветреная младость, Которой ничего не жаль, Перед которой жизни даль Лежит светла, необозрима; Гадает старость сквозь очки У гробовой своей доски, Всё потеряв невозвратимо; И всё равно: надежда им Лжёт детским лепетом своим. VIII Татьяна любопытным взором На воск потопленный глядит: Он чудно вылитым узором Ей что-то чудное гласит; Из блюда, полного водою, Выходят кольцы чередою; И вынулось колечко ей Под песенку старинных дней: «Там мужички-то всё богаты, Гребут лопатой серебро; Кому поём, тому добро И слава!
IX Морозна ночь, всё небо ясно; Светил небесных дивный хор Течёт так тихо, так согласно… Татьяна на широкой двор В открытом платьице выходит, На месяц зеркало наводит; Но в тёмном зеркале одна Дрожит печальная луна… Чу… снег хрустит… прохожий; дева К нему на цыпочках летит, И голосок её звучит Нежней свирельного напева: Как ваше имя? X Татьяна, по совету няни Сбираясь ночью ворожить, Тихонько приказала в бане На два прибора стол накрыть; Но стало страшно вдруг Татьяне… И я - при мысли о Светлане Мне стало страшно - так и быть… С Татьяной нам не ворожить. Татьяна поясок шелковый Сняла, разделась и в постель Легла. Над нею вьётся Лель, А под подушкою пуховой Девичье зеркало лежит. Утихло всё.
Татьяна спит. XI И снится чудный сон Татьяне. Ей снится, будто бы она Идёт по снеговой поляне, Печальной мглой окружена; В сугробах снежных перед нею Шумит, клубит волной своею Кипучий, тёмный и седой Поток, не скованный зимой; Две жёрдочки, склеены льдиной, Дрожащий, гибельный мосток, Положены через поток; И пред шумящею пучиной, Недоумения полна, Остановилася она. XII Как на досадную разлуку, Татьяна ропщет на ручей; Не видит никого, кто руку С той стороны подал бы ей; Но вдруг сугроб зашевелился. И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь; Татьяна ах! XIII Она, взглянуть назад не смея, Поспешный ускоряет шаг; Но от косматого лакея Не может убежать никак; Кряхтя, валит медведь несносный; Пред ними лес; недвижны сосны В своей нахмуренной красе; Отягчены их ветви все Клоками снега; сквозь вершины Осин, берёз и лип нагих Сияет луч светил ночных; Дороги нет; кусты, стремнины Метелью все занесены, Глубоко в снег погружены. XIV Татьяна в лес; медведь за нею; Снег рыхлый по колено ей; То длинный сук её за шею Зацепит вдруг, то из ушей Златые серьги вырвет силой; То в хрупком снеге с ножки милой Увязнет мокрый башмачок; То выронит она платок; Поднять ей некогда; боится, Медведя слышит за собой, И даже трепетной рукой Одежды край поднять стыдится; Она бежит, он всё вослед, И сил уже бежать ей нет. XV Упала в снег; медведь проворно Её хватает и несёт; Она бесчувственно-покорна, Не шевельнётся, не дохнёт; Он мчит её лесной дорогой; Вдруг меж дерев шалаш убогой; Кругом всё глушь; отвсюду он Пустынным снегом занесён, И ярко светится окошко, И в шалаше и крик и шум; Медведь промолвил: «Здесь мой кум: Погрейся у него немножко! XVI Опомнилась, глядит Татьяна: Медведя нет; она в сенях; За дверью крик и звон стакана, Как на больших похоронах; Не видя тут ни капли толку, Глядит она тихонько в щёлку, И что же видит?..
XVII Ещё страшней, ещё чуднее: Вот рак верхом на пауке, Вот череп на гусиной шее Вертится в красном колпаке, Вот мельница вприсядку пляшет И крыльями трещит и машет; Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Людская молвь и конской топ! Онегин за столом сидит И в дверь украдкою глядит. XVIII Он знак подаст - и все хлопочут; Он пьёт - все пьют и все кричат; Он засмеётся - все хохочут; Нахмурит брови - все молчат; Он там хозяин, это ясно: И Тане уж не так ужасно, И, любопытная, теперь Немного растворила дверь… Вдруг ветер дунул, загашая Огонь светильников ночных; Смутилась шайка домовых; Онегин, взорами сверкая, Из-за стола, гремя, встаёт; Все встали: он к дверям идёт. XIX И страшно ей; и торопливо Татьяна силится бежать: Нельзя никак; нетерпеливо Метаясь, хочет закричать: Не может; дверь толкнул Евгений: И взорам адских привидений Явилась дева; ярый смех Раздался дико; очи всех, Копыты, хоботы кривые, Хвосты хохлатые, клыки, Усы, кровавы языки, Рога и пальцы костяные, Всё указует на неё, И все кричат: моё! XX Моё!
XXI Спор громче, громче; вдруг Евгений Хватает длинный нож, и вмиг Повержен Ленский; страшно тени Сгустились; нестерпимый крик Раздался… хижина шатнулась… И Таня в ужасе проснулась… Глядит, уж в комнате светло; В окне cквозь мёрзлое стекло Зари багряный луч играет; Дверь отворилась. Ольга к ней, Авроры северной алей И легче ласточки, влетает; «Ну, говорит, скажи ж ты мне, Кого ты видела во сне? XXIV Её тревожит сновиденье. Не зная, как его понять, Мечтанья страшного значенье Татьяна хочет отыскать. Татьяна в оглавленье кратком Находит азбучным порядком Слова: бор, буря, ведьма, ель, Ёж, мрак, мосток, медведь, метель И прочая.
Её сомнений Мартын Задека не решит; Но сон зловещий ей сулит Печальных много приключений. Дней несколько она потом Всё беспокоилась о том. С утра дом Лариных гостями Весь полон; целыми семьями Соседи съехались в возках, В кибитках, в бричках и в санях. В передней толкотня, тревога; В гостиной встреча новых лиц, Лай мосек, чмоканье девиц, Шум, хохот, давка у порога, Поклоны, шарканье гостей, Кормилиц крик и плач детей. XXVI С своей супругою дородной Приехал толстый Пустяков; Гвоздин, хозяин превосходный, Владелец нищих мужиков; Скотинины, чета седая, С детьми всех возрастов, считая От тридцати до двух годов; Уездный франтик Петушков, Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком 35 Как вам, конечно, он знаком , И отставной советник Флянов, Тяжёлый сплетник, старый плут, Обжора, взяточник и шут.
Как истинный француз, в кармане Трике привёз куплет Татьяне На голос, знаемый детьми: Reveillez vous, belle endormie. Меж ветхих песен альманаха Был напечатан сей куплет; Трике, догадливый поэт, Его на свет явил из праха, И смело вместо belle Nina Поставил belle Tatiana. Музыка будет полковая! Полковник сам её послал. Какая радость: будет бал!
Выводит солнце за собою, - и проч. Фонвизина "Бригадир". Пушкина "Опасный сосед".
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет; Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет; По капле, медленно глотаю скуки яд. Читать хочу; глаза над буквами скользят, А мысли далеко… Я книгу закрываю; Беру перо, сижу; насильно вырываю У музы дремлющей несвязные слова. Ко звуку звук нейдет… Теряю все права Над рифмой, над моей прислужницею странной: Стих вяло тянется, холодный и туманный. Усталый, с лирою я прекращаю спор, Иду в гостиную; там слышу разговор О близких выборах, о сахарном заводе; Хозяйка хмурится в подобие погоде, Стальными спицами проворно шевеля, Иль про червонного гадает короля.
Мы время знаем В деревне без больших сует: Желудок — верный наш брегет; И, кстати, я замечу в скобках, Что речь веду в моих строфах Я столь же часто о пирах, О разных кушаньях и пробках, Как ты, божественный Омир, Ты, тридцати веков кумир! XL В начале моего романа Смотрите первую тетрадь Хотелось вроде мне Альбана Бал петербургский описать; Но, развлечен пустым мечтаньем, Я занялся воспоминаньем О ножках мне знакомых дам. По вашим узеньким следам, О ножки, полно заблуждаться! С изменой юности моей Пора мне сделаться умней, В делах и в слоге поправляться, И эту пятую тетрадь От отступлений очищать. К минуте мщенья приближаясь, Онегин, втайне усмехаясь, Подходит к Ольге. Быстро с нейх Вертится около гостей, Потом на стул ее сажает, Заводит речь о том, о сем; Спустя минуты две потом Вновь с нею вальс он продолжает; Все в изумленье. Ленский сам Не верит собственным глазам. XLII Мазурка раздалась. Бывало, Когда гремел мазурки гром, В огромной зале всё дрожало, Паркет трещал под каблуком, Тряслися, дребезжали рамы; Теперь не то: и мы, как дамы, Скользим по лаковым доскам. Но в городах, по деревням Еще мазурка сохранила Первоначальные красы: Припрыжки, каблуки, усы Всё те же: их не изменила Лихая мода, наш тиран, Недуг новейших россиян. Ленский мой Всё видел: вспыхнул, сам не свой; В негодовании ревнивом Поэт конца мазурки ждет И в котильон ее зовет. XLV Но ей нельзя. Но что же? Да Ольга слово уж дала Онегину. О боже, боже! Что слышит он? Она могла... Возможно ль? Чуть лишь из пеленок, Кокетка, ветреный ребенок! Уж хитрость ведает она, Уж изменять научена! Не в силах Ленский снесть удара; Проказы женские кляня, Выходит, требует коня И скачет. Пистолетов пара, Две пули — больше ничего — Вдруг разрешат судьбу его. Примечания 27 Смотри «Первый снег», стихотворение князя Вяземского. Предвещание свадьбы; первая песня предрекает смерть. Слова сии коренные русские. Хлоп употребляется в просторечии вместо хлопание, как шип вместо шипения: Он шип пустил по-змеиному. Не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка.