Биография русского композитора Сергея Васильевича Рахманинова: личная жизнь, установка памятника в Великом Новгороде.
Какое место занял в жизни Рахманинова Второй концерт
Вскоре он занял место дирижёра в московском Большом театре. Купить билеты на концерт Сергей Рахманинов. Готовя второй концерт Рахманинова, музыка заставила меня глубоко задуматься нед ее судьбой. Второй концерт стал одним из самых общеизвестных, популярных и исполняемых произведений не только Рахманинова, но и всей мировой музыкальной литературы для фортепиано с оркестром. Концерт входил и входит в репертуар практически всех ведущих пианистов мира.
Сергей Рахманинов
Молодой Рахманинов по-настоящему разбит и решает, что ему больше не стоит сочинять. Возможно, Рахманинов так бы и не поборол апатию, если бы не доктор Николай Даль и его «таинственный» метод лечения. Врач навещал больного и изо дня в день повторял одни и те же фразы: «Вы начнёте писать концерт. Второй фортепианный концерт — это командное счастье.
Сергей Рахманинов в 1897 году после провала на премьере Первой симфонии. В этот момент мир, наверно, мог потерять великого композитора, но Рахманинов был связан обещанием написать фортепианный концерт. В 1898 году он выступил в Лондоне. Продирижировал своей симфонической поэмой «Утес», исполнил фортепианные пьесы консерваторских времен. Концерт имел большой успех и Лондонское филармоническое общество пригласило Рахманинова повторно для исполнения Первого фортепианного концерта. Композитор принял приглашение и пообещал привезти премьеру Второго концерта.
Ожидание нового шедевра висело в воздухе. О новом концерте интересовалось ближайшее окружение композитора, например, сокурсник по консерватории пианист Александр Гольденвейзер. Он планировал играть его в ближайшее время в Петербурге. В то время у Рахманинова не было написано ни единой ноты. Друзья Рахманинова, опасаясь суицида, уговорили Сергея обратиться к известному психотерапевту и гипнотизеру Николаю Далю. Последний также прекрасно играл на виолончели и потому быстро нашел общие точки соприкосновения с Рахманиновым. Ежедневные сеансы лечебного гипноза длились четыре месяца до конца апреля 1900 года. После доверительных бесед Даль погружал Рахманинова в гипнотическое состояние и повторял как заклинание: «Ты начнешь писать свой концерт».
Именно ей он посвятил один из самых красивых романсов — «О нет, молю, не уходи! Свою будущую супругу — Наталью Сатину, композитор встретил намного раньше. Ее родителями были те родственники, у которых жил Рахманинов, когда бросил пансион. Сергей Рахманинов с Натальей Сатиной Понимание того, что это любовь, приходит к Сергею в 1893-м году. Именно в это время он создает еще один свой романс, посвященный любимой девушке — «Не пой, красавица, при мне». Перемены в личной жизни композитора наступили через 9 лет, когда он официально женился на Наталье. В 1894 году родилась их первая дочь Ирина. Вторая дочка Татьяна родилась у супругов в 1907-м. Однако семейного счастья любвеобильному композитору показалось мало, он влюбляется в молодую певицу Нину Кошиц, которая на некоторое время становится его «музой». Однако во всех гастрольных поездках с ним рядом была супруга, которую Сергей ласково звал «добрым гением всей жизни». Там композитор сумел построить великолепную виллу «Сенар», окна которой были обращены к горе Пилатус и Фирвальдштетскому озеру. Вилла получила свое название неслучайно, в нем заключалась аббревиатура имен супругов — Сергей и Наталья Рахманиновы. Вилла «Сенар» Сергея Рахманинова в Швейцарии Дом стал тем местом, где композитор смог реализовать свои познания в технике, к которой питал особую любовь. Он был оснащен лифтом, игрушечной железной дорогой и даже пылесосом, похвастаться которым могли лишь избранные. Рахманинов даже имел патент на свое изобретение. Он стал создателем муфты, к которой присоединялась грелка, чтобы перед началом концерта пианисты могли согреть озябшие руки. Сергей любил автомобили, в его гараже можно было найти «Континенталь» или «Кадиллак». Причем машина менялась каждый год. Сергей Рахманинов в Ивановке Нельзя не вспомнить о том, насколько Рахманинов любил свою родину и был ее патриотом. За границей он постоянно тосковал о доме, поэтому у него были исключительно русские друзья, русская прислуга и русские книги. Однако возврат он не планировал, потому что категорически отвергал Советскую власть. Все деньги, которые он зарабатывал на концертах, композитор перечислял фонду Красной армии. На его пожертвования смогли собрать боевой самолет. Он призывал и других эмигрантов следовать его примеру. Смерть На протяжении всей жизни Рахманинов не расставался с сигаретой. Возможно, именно курение привело к тому, что в преклонном возрасте у него начала развиваться меланома. Сам композитор даже не подозревал, что страдает онкологией, он трудился до самого конца.
Свои встречи с этим человеком Рахманинов вспоминал до конца жизни и был очень благодарен ему. Второй концерт стал началом нового периода в творчестве композитора.
Рахманинов – концерт 2
его Второго концерта для фортепиано с оркестром. Кому посвящён второй концерт для фортепиано с оркестром до минор? В годы Второй мировой войны он перечислял сборы от концертов в фонд Красной армии и в фонд обороны СССР — на эти деньги в России построили военный самолет.
Второй фортепианный концерт С. В. Рахманинова как отражение мироощущения композитора
Сергей Васильевич Рахманинов, потомственный русский дворянин, гениальный пианист и композитор, стал символом русской музыки во всем мiре. Вскоре он занял место дирижёра в московском Большом театре. Какое место Рахманинов занимает в мировой культуре, как думаешь?
Закрытие филармонического сезона: семь интересных фактов о Втором концерте Сергея Рахманинова
В отеле было тоже шумно и весело, а мы сидели, запершись в своём номере, грустные и одинокие. Струве поехал дальше к своей семье, жившей в Дании. Уезжая, он советовал и нам переехать в Копенгаген. Вначале мы пробовали найти квартиру в Стокгольме, но это оказалось невозможным.
То же было и в Копенгагене, когда мы последовали совету Струве. Никто не хотел впускать к себе пианиста. Наконец нам удалось снять нижний этаж одной загородной виллы; в верхнем жила сама хозяйка.
В вилле был собачий холод. Бедному Сергею Васильевичу пришлось самому топить печки. Ирина поступила в школу, а Таня пока оставалась дома.
Когда мы приехали в Копенгаген, я не имела ни малейшего понятия о кулинарном искусстве. Но у Струве была немка, воспитательница их сына, которая очень хорошо умела готовить. У неё я брала уроки по телефону и скоро научилась недурно готовить.
Бедный Сергей Васильевич плохо я его вначале кормила вскоре уверял меня, что такого вкусного куриного супа, который я ему давала, он никогда не ел. Живя в Дании, Сергей Васильевич выступал два раза в концертах в Копенгагене. Он получил также приглашение на ряд концертов в Швеции и Норвегии.
Во время его отсутствия пришли три предложения из Америки. Ему предлагали взять место дирижёра Бостонского симфонического оркестра, по контракту он должен был бы продирижировать 110-ю концертами в течение сезона. Второе предложение было из Цинциннати — двухгодичный контракт на место дирижёра.
Третье пришло из Нью-Йорка — контракт на 25 фортепианных концертов. Сергей Васильевич не решался связать себя контрактами в незнакомой ему стране. Подумав, он предпочёл поехать в Америку и на месте осмотреться и решить, что ему делать, за что приняться.
Вместе с тем, он всё лето много и подолгу упражнялся в игре на фортепиано, чтобы развить запущенную им за последние годы технику. Последние годы в России он выступал только как пианист-композитор, играя только свои сочинения, и знал, конечно, что для Америки надо подготовить другие программы. Заняв у г.
Каменка любезно предложенные им деньги на проезд, он легко получил визы в Америку, показав американскому консулу предлагавшиеся ему контракты. Ехали мы в Америку на небольшом норвежском пароходе «Бергенсфьорд» из Осло. За несколько минут до отъезда на пароход пришёл знакомый г.
Кёниг и предложил Сергею Васильевичу чек на 5000 долларов, чтобы обеспечить нашу жизнь первое время в незнакомой стране. Пока мы пробирались вдоль берегов Норвегии, нас сильно качало. Плыли мы 10 дней.
Из-за войны пришлось идти в обход, мы зашли далеко на север. По дороге встретили английскую эскадру, это было очень внушительно и интересно. Мы прибыли в Нью-Йорк в 4 часа утра, и нас поставили в карантин.
Остановились мы в отеле «Нидерланд» на 5-й авеню. Настроение было у всех скверное. Сергей Васильевич не знал, как и чем нас утешить.
Да и сам он был такой грустный. Нашлась наша маленькая Таня, которая вдруг сказала: «утешить нас можно тем, что мы все так любим друг друга». Сергей Васильевич никогда не мог забыть этих трогательных слов нашей маленькой девочки.
Приехали мы 10 ноября 1918 года и, устав от дороги, все рано легли спать. Но эту первую ночь в Америке спать нам не пришлось. Мы были разбужены адским шумом на улице: гремели оркестры, люди кричали, пели, танцевали, казалось, что весь город сошёл с ума.
Узнав, что весь этот шум вызван радостным известием о заключении мира, мы тоже вышли на улицу. Скоро к Сергею Васильевичу начали приходить разные менеджеры и артисты. Первые предлагали контракты, артисты давали советы, были очень любезны, некоторые предлагали даже взаймы деньги.
Помню скрипача Цимбалиста, принёсшего большой букет чудных цветов, Крейслера, Гофмана и других. Сергей Васильевич денег ни от кого не взял, не послушался и советов о выборе менеджера, и сам остановился на Эллисе, который ему больше всех понравился. Это был уже пожилой американец, живший в Бостоне; среди артистов, с которыми у него были контракты, были Фриц Крейслер, Дж.
Феррар и Падеревский, недавно вернувшийся в Польшу. Сергей Васильевич ещё в России подружился с Гофманом. Мы вскоре познакомились с его женой, и она пригласила нас в ложу Метрополитен оперы на «Бориса Годунова».
Среди посетителей, приходивших приветствовать композитора Рахманинова, был один американец г. Манделькерн, говоривший по-русски, правда, не очень правильно, но он много помог нам своими советами. Он уговорил Сергея Васильевича переехать из отеля и снять квартиру.
Он нашёл даже для нас дом-особняк, принадлежавший русскому, г. Сахновскому, и мы скоро переехали туда. Это было на 92 улице близ 5-й авеню.
Прислуга Сахновского — французы, муж и жена, перешли к нам на службу. Жена его работала у нас кухаркой, а он был лакеем. У них было двое детей.
Семья эта прожила с нами несколько лет. Оба были очень преданы нам, и мы их очень любили. Из любви к Сергею Васильевичу Джо согласился научиться управлению автомобилем, и они вместе держали экзамен на право езды.
Экзамен на управление машиной они оба выдержали хорошо, но на устном экзамене по технике и правилам езды оба провалились. Их попросили прийти через две недели на переэкзаменовку. Джо был очень сконфужен.
Мы переехали скоро по окончании контракта на другую квартиру, а в 1922 году купили дом на Риверсайд Драйв на берегу Гудзона. Это был дивный пятиэтажный дом. Хорошие светлые комнаты, удобное расположение комнат, шикарно отделанные стены, зеркала и прочее.
Он строился архитектором для самого себя, отсюда и вся роскошь. Но прожить в нём нам пришлось только три года. Друзья-музыканты в России В России у Сергея Васильевича была группа друзей-музыкантов, с которыми он часто виделся, любил обсуждать с ними разные музыкальные события, поговорить о приезжавших из-за границы артистах, дававших концерты в Москве, о литературе и пр.
Этим друзьям он всегда играл свои новые сочинения, ценил их замечания и делился с ними своими сомнениями. Уехав из России, живя за границей, он был лишён этого обмена мнениями, дружеских критических замечаний приятелей и остро чувствовал эту потерю. Мне хочется сказать несколько слов о наиболее близких ему музыкантах.
Морозов — музыкант-теоретик, окончивший одновременно с Сергеем Васильевичем консерваторию по классу специальной теории. И он, и жена его были очень гостеприимными людьми. Жили они очень просто.
Морозов был очень серьёзный и интересный собеседник, спокойный, сдержанный и хорошо образованный. Если не ошибаюсь, до поступления в консерваторию он окончил математический факультет Московского университета. Гольденвейзер — пианист; мы любили бывать у него в гостях.
Его жена и две сестры были очень приятные собеседницы, и пока гости-музыканты, уходившие в кабинет хозяина, играли на фортепиано и говорили о своих делах, мы приятно проводили время в своей компании. Вильшау — пианист, педагог. Один из любимых приятелей Сергея Васильевича.
Он считал его одним из лучших преподавателей фортепиано. Гёдике — композитор-пианист, милейший человек, хорошо игравший как на фортепиано, так и на органе. Любитель рыбной ловли.
Был у него аквариум, и когда, подходя к нему, Гёдике свистел, рыбы немедленно подплывали к стеклу. Он довольно часто бывал у нас и приезжал даже как-то к нам летом в Ивановку. Брандуков — великолепный виолончелист.
Большой друг Сергея Васильевича. Метнер — композитор-пианист. Он не принадлежал к указанному выше близкому кругу приятелей Сергея Васильевича.
Но последний очень высоко ценил его талант. Прослушав его Первую сонату для фортепиано, Сергей Васильевич пришёл от неё в восторг и предсказывал ему блестящую будущность. Мы часто видались с Метнерами, но близко сойтись с ним было трудно.
Танеев — замечательный человек и музыкант, пользовался исключительным всеобщим уважением не только в Москве, но и в Петербурге. Сергей Васильевич был очень предан ему. Он всегда обращался к нему за советом, за помощью по поводу возникавших иногда недоразумений, искал его поддержки и следовал его указаниям.
Шаляпин — этот гениальный певец и артист бывал у нас очень часто. Перед выступлениями в концертах он и Сергей Васильевич репетировали все романсы и арии, стоявшие в программе Шаляпина, а по окончании репетиции Шаляпин очень забавно дурачился. То он вскакивал на фортепиано, изображая цирковую наездницу, то уходил в переднюю, что-то там делал со своим лицом и шапкой и выходил оттуда то Наполеоном, то Данте, то ещё кем-нибудь.
А затем принимался до исступления дразнить большого леонберга, собаку Сергея Васильевича. Мы угощали его пельменями, пирогом и другими русскими кушаньями или приносили просто кочан кислой капусты, которую он очень любил, и он съедал его весь. Правда, и вкусная была эта капуста.
Хочу ещё рассказать о А. Он был однокашником Сергея Васильевича. Оба учились у Зверева и у Аренского; дружбы между ними никогда не было, но отношения были хорошие и простые.
Он как-то приехал к нам с женой вскоре после возвращения из-за границы, где провёл несколько лет. Сергей Васильевич встретил его очень приветливо, а Скрябин всё почему-то удивлялся, что москвичи к нему так хорошо относятся. Когда вскоре после этого визита Скрябин играл в Филармоническом обществе свой Фортепианный концерт, Сергей Васильевич ему аккомпанировал.
Один из оркестрантов предупредил Сергея Васильевича, что Скрябин от волнения может ему «подложить» и что ему придётся «попотеть». После репетиции Сергей Васильевич удивлялся этому предостережению, так как, по его словам, Скрябин играл просто и был совершенно спокоен. Но когда мы пришли вечером перед концертом в артистическую, то увидали Скрябина белым, как полотно, разгуливающим по комнате.
Он был в ужасном волнении и ничего не понимал, что ему говорили. На столике стояла бутылка с шампанским. Скрябин, играя, не помнил себя от волнения, забывал пассажи, пропускал такты.
Сергею Васильевичу приходилось его всё время ловить, но кончили они всё же вместе. Никогда так Сергей Васильевич не мучился, как при этом выступлении Скрябина. Был у нас ещё как-то Римский-Корсаков, приезжавший в Москву на постановку своей оперы «Пан воевода», которой дирижировал Сергей Васильевич.
Он обедал у нас вместе с Танеевым. Глазуновым я встретилась в Петербурге после постановки его балета «Раймонда», но у нас он никогда не бывал. Упомяну ещё о Ферруччо Бузони, который играл в Москве кому-то свои сочинения в присутствии Сергея Васильевича.
Вот была забавная пара: высокий, с коротко остриженными волосами Сергей Васильевич и маленький Бальмонт с рыжими кудрями до плеч. Но, конечно, он заслуживал успеха, его перевод «Колоколов» Эдгара По действительно был замечателен. Концертные поездки по Америке Обыкновенно мы выезжали из Нью-Йорка вчетвером: помощник менеджера, настройщик от Стейнвея, Сергей Васильевич и я.
Чтобы проверить себя в подготовленных для текущего сезона программах, концерты, по желанию Сергея Васильевича, всегда начинались в небольших городах. Сыгравши её раза два-три в концертах, он уже знал всё, что ему нужно. При поездках по железной дороге мы брали обыкновенно купе со всеми удобствами.
Часто и обед нам приносили в купе. При длинных переездах, например в Калифорнию, чтобы убить время, мы играли в карты, в «фонтэн». На место назначения мы приезжали обычно часов в 7 утра.
Трудно было вставать так рано зимой, когда было ещё совсем темно. Если наш отель был недалеко от вокзала, то один из наших спутников ехал с багажом на такси в отель, а мы шли пешком. Сергей Васильевич очень любил такие прогулки по пустынным улицам.
В отеле мы сразу заказывали кофе, а потом поднимались в наши комнаты, где читали полученные в этот день письма. Затем Сергей Васильевич занимался в течение часа или двух на фортепиано, а я разбирала вещи. Потом мы непременно гуляли около получаса и шли обратно в отель завтракать.
После завтрака Сергей Васильевич ложился спать, а я сидела рядом и читала детективные романы, которые всегда покупала по дороге на больших станциях. В четыре часа мы опять выходили погулять на полчаса. После прогулки он ненадолго садился за фортепиано, а я готовила в это время его фрак, чистила его, просматривала на рубашке запонки.
Удивительно, что за все эти годы я никогда ничего не забывала и не теряла, несмотря на частую спешку. Должна ещё сказать, что прежде чем Сергей Васильевич садился за фортепиано, мне почти всегда приходилось мыть клавиши, до того они бывали грязны. Нередко мне приходилось выходить из комнаты в коридор и просить разойтись собиравшихся иногда не в малом количестве слушателей, стоявших за дверью.
Комнаты в отеле всегда заказывались заранее. Апартамент наш обычно состоял из спальни, гостиной, в которой стояло фортепиано, и второй спальни для помощника нашего менеджера. Таким образом, гостиная стояла между двумя спальнями и игра Сергея Васильевича не доходила до соседей.
Когда Сергей Васильевич одевался к концерту, я никогда не давала ему застёгивать пуговицы на башмаках самому, боясь, что он как-нибудь повредит себе ноготь. При этом он всегда, смеясь надо мной, протягивал сперва правую ногу, так как знал, что у меня есть примета, по которой, если я начну застёгивать с левого башмака, то концерт будет особенно удачным. В семь часов заказывался ужин, который приносили в гостиную.
Он состоял обычно из жареного цыплёнка и кофе. Кофе перед концертом разрешалось ему пить, сколько он хочет. После ужина Сергей Васильевич занимался либо заклейкой трещин на коже пальцев ватой, смоченной раствором коллодиума, либо пасьянсом, а я, так как мы обычно после концерта сразу уезжали на поезд, укладывала вещи.
Иногда приходилось очень спешить. Ни один артист, вероятно, не спешил так, как Сергей Васильевич. Если концерт давался где-нибудь в отдалённом от города месте, например, в каком-нибудь колледже, отстоявшем, бывало, в 40 милях от города, мы брали автомобиль.
Меня всегда удивляло и огорчало, что артисту, приезжавшему издалека, зимой, в холодную погоду в такие колледжи, никто из распорядителей там не догадывался предложить даже чашку кофе, чтобы согреться. Такое отношение к артисту нам, русским, казалось невероятным. Поражали меня также артистические комнаты в провинциальных американских городах.
Это были какие-то грязные углы с не подметёнными полами, поломанными стульями, без всяких удобств. Приходя в такую артистическую, Сергей Васильевич включал штепсель моей электрической муфты, о которой будет сказано ниже, грел руки и садился в откуда-то всегда раздобываемое нашим менеджером удобное кресло. Я же уходила в зал.
В антракте я иногда приходила проведать Сергея Васильевича, а иногда оставалась в зале среди публики. После первого биса я бежала в артистическую, иногда он спрашивал меня, что ещё сыграть. Часто после концертов приходилось так торопиться на вокзал, что Сергей Васильевич не мог принимать в артистической многочисленных поклонников, желавших пожать его уставшую руку, и мы были принуждены тайком пробираться на улицу к такси, которое везло нас прямо на станцию.
Если же мы оставались ночевать, то, приехав в отель, Сергей Васильевич снимал фрак и, отдыхая, раскладывал пасьянс. Однажды, когда мы приехали в Миннеаполис, Сергей Васильевич, зная, что его будут осаждать репортёры и, конечно, фотографы, которых он всегда старался избегать, сговорился с менеджером, что мы не выйдем из вагона, пока все пассажиры не разойдутся. Из опустевшего поезда мы вышли на платформу, окольным путём прошли прямо к ждавшему нас такси.
Но в отеле стоял уже наготове фотограф. Сергей Васильевич так быстро шмыгнул в лифт, что фотографу удалось снять только спину Сергея Васильевича. Когда мы, умывшись, сошли в ресторан и заказали кофе, надеясь спокойно его выпить, к столу подошёл фотограф и навёл на Сергея Васильевича свою камеру.
В последнюю минуту Сергей Васильевич успел закрыть лицо обеими руками и был снят в таком виде. Через три часа, купив местную газету, мы увидели фотографию с надписью: «Руки, которые стоят миллион». Находчивость фотографа сильно рассмешила Сергея Васильевича.
Я очень любила поездки в Калифорнию. Там жили наши русские друзья. Обычно мы приезжали туда в феврале или марте, когда всё кругом цвело.
Чудный воздух, солнце. Останавливались мы обычно в так называемом «Саду Алла», в одном из бунгало. Это был ряд небольших домиков с двумя спальнями, гостиной и кухней.
Утренний кофе и завтрак я всегда готовила сама. Мы много гуляли по вечерам, встречались с друзьями, жившими около Лос-Анджелеса. Шульгин и Михайлов были музыканты-педагоги.
В Сан-Франциско Сергей Васильевич играл иногда в громадной зале, вмещавшей до 15000 человек. Для концерта часть залы отгораживали на 9000 зрителей какой-то перегородкой. Играя там, Сергей Васильевич казался совсем маленьким; конечно, фортепиано в таком помещении не могло звучать как следует.
Я очень не любила его концерты в таком помещении. Позже в Сан-Франциско построили другую залу, и Сергей Васильевич всегда играл в ней. Когда мы приезжали в какой-нибудь город, где должна была состояться репетиция Сергея Васильевича с оркестром, то, едва выпив кофе, мы спешили на эту репетицию.
Когда Сергей Васильевич входил в залу, музыканты всегда встречали его аплодисментами. Оркестранты, по-моему, всегда очень хорошо к нему относились. Помню, как однажды мы, приехав в Филадельфию, пошли прямо на репетицию.
Я, как всегда, не заходя в артистическую, прошла прямо в неосвещённый партер и села вдали от эстрады. Сергей Васильевич репетировал свой Второй концерт с Орманди. Дойдя во второй части до репризы, Сергей Васильевич вдруг остановился, что-то сказал дирижёру и потом совершенно неожиданно для меня громко спросил: «Наташа, что, по-твоему, здесь скрипки должны играть с сурдинами или нет?
На это Сергей Васильевич заметил Орманди: «Видите, и композиторы бывают неправы». Так они и сыграли с сурдинами. Приезжая в какой-нибудь небольшой город, я иногда удивлялась, зачем мы сюда приехали, откуда возьмётся публика, кто может интересоваться здесь концертами.
Оказывалось же, что в этом городке громадная концертная зала, около этого помещения стояли ряды автобусов, на которых публика приезжала на концерт чуть ли не за 200 миль. Меня это всегда очень радовало. Перед войной сезон Сергея Васильевича делился на две части.
Обычно первую, и более продолжительную, мы проводили в Америке, а вторую — в Европе. С октября до половины декабря Сергей Васильевич играл в Америке. Рождество мы проводили в Нью-Йорке.
Заканчивали американский сезон обычно в феврале и уезжали в Европу. Там была совсем другая жизнь. Европейский концертный сезон начинался обычно в Англии.
Я очень любила концерты в Лондоне. Чудная была публика, хороший порядок во всём. У нас был милейший менеджер в Англии — г.
В Лондоне мы всегда останавливались в отеле «Пикадилли». Занимали большой, великолепно обставленный апартамент. Всё же в отеле было всегда страшно холодно.
Ещё в Америке при одной мысли об английском холоде меня пробирала дрожь. Когда мы приезжали в отель, то, по распоряжению Иббса, у нас в гостиной уже горел камин. Присутствовавший при этом Иббс шутил, что ему надо поскорее уходить, так как иначе от жары у него размякнет крахмальный воротник.
Англичане всегда удивлялись тому, что мы можем переносить невыносимую жару в американских отелях, на что я отвечала, что в Америке отопление всегда можно закрыть, а в Англии спастись от холода в отелях никакими каминами невозможно. Сергея Васильевича хорошо знали все служащие; он щедро раздавал всегда за малейшую услугу «на чай». Разъезжая в поездах по Англии, мы всегда брали купе, оплачивая четыре места, чтобы пассажиры не открывали постоянно двери и, главное, окна.
Как правило, после концертов публику в артистическую не пускали. За этим следил Иббс. Он же собирал альбомы любителей автографов и, дав их для подписи Сергею Васильевичу, аккуратно возвращал владельцам.
Осенью 1938 года перед отъездом Сергея Васильевича в Америку он должен был заехать в Лондон и принять участие в юбилейном концерте дирижёра Генри Вуда. Вуд был большим любителем русской музыки. Он всегда очень хорошо относился к Сергею Васильевичу и всегда играл его новые произведения.
Концерт в Лондоне состоялся в громадном Альберт Холле и был очень торжественно обставлен. На большой эстраде помещались два оркестра, а над эстрадой — два хора. Хористки были одеты в розовые атласные платья, хористы были все во фраках.
Это было очень красивым зрелищем. Зала была переполнена, в ней помещалось 9000 человек. Я не помню всей программы, но незабываемо эффектен был конец концерта, когда оба хора в несколько сот человек и вся многотысячная публика под аккомпанемент двух оркестров запела английский гимн.
Заканчивали сезон в Париже, где нас ждали дочери. Сергея Васильевича предупредили заранее, что выступление это не будет приятным, так как г. Сергей Васильевич заранее потребовал, чтобы г.
Дирижёр приехал к нам накануне репетиции в отель. Сергей Васильевич показал ему некоторые темпы и убедился, что дирижёр знает концерт наизусть. Перед репетицией концертмейстер оркестра подошёл к Сергею Васильевичу и опять сказал ему: «Будьте осторожны!
На дирижёра положиться нельзя». Репетиция прошла всё же более или менее благополучно. Вечером же в концерте в фугато третьей части солист и оркестр чуть не разошлись совсем.
Сергей Васильевич в первый и последний раз в жизни начал громко считать во время исполнения, обращаясь к дирижёру по-немецки: «Ein! Мне стало так его жаль, что я подошла к нему и сказала ему несколько слов.
К творческим переживаниям добавились личные: девушка, которую он любил, вышла замуж за другого. Не дни, не месяцы — почти три года продолжалось депрессивное состояние. Рахманинов постоянно жаловался на боль в спине, ногах и руках, крайнюю усталость, бессонницу. Пытаясь помочь Рахманинову, друзья организовали ему встречу со Львом Толстым. Но она не только не помогла, а еще более усугубила депрессию: писатель не развеял его сомнений.
Возвратившись домой, Рахманинов шесть дней пролежал в постели: его мучили слуховые галлюцинации, беспрерывно звучали искаженные мелодии его симфонии, рисовались картины собственных похорон. Известный московский терапевт профессор А. Остроумов предупредил родных Рахманинова, что есть основания опасаться за его рассудок и посоветовал обратиться к психиатру. Друг Рахманинова, доктор Грауэрман, под предлогом прогулки привел композитора к Н. С этого дня Рахманинов в течение пяти месяцев регулярно и охотно лечился у Даля.
Молодой Рахманинов по-настоящему разбит и решает, что ему больше не стоит сочинять. Возможно, Рахманинов так бы и не поборол апатию, если бы не доктор Николай Даль и его «таинственный» метод лечения.
Врач навещал больного и изо дня в день повторял одни и те же фразы: «Вы начнёте писать концерт. Второй фортепианный концерт — это командное счастье.
Семейное предание ведёт происхождение рода Рахманиновых от «внука молдавского господаря Стефана Великого» Василия, прозванного Рахманиным. Дед композитора по отцовской линии, Аркадий Александрович, был музыкантом, учился игре на фортепиано у Джона Филда и выступал с концертами в Тамбове, Москве и Петербурге. Сохранились романсы и фортепианные пьесы его сочинения, в том числе «Прощальный галоп 1869-му году» для фортепиано в четыре руки. Василий Рахманинов тоже был музыкально одарённым, но музицировал исключительно любительски.
Интерес Рахманинова к музыке обнаружился в раннем детстве. Первые уроки игры на фортепиано дала ему мать, затем была приглашена учительница музыки А. При её поддержке осенью 1882 года Рахманинов поступил на младшее отделение Санкт-Петербургской консерватории в класс В. Обучение в Петербургской консерватории шло плохо, так как Рахманинов часто прогуливал занятия, поэтому на семейном совете мальчика было решено перевести в Москву, и осенью 1885 года он был принят на третий курс младшего отделения Московской консерватории к профессору Н. Несколько лет провёл Рахманинов в известном московском частном пансионе музыкального педагога Николая Зверева, воспитанником которого был также А. Скрябин и многие другие выдающиеся русские музыканты К.
Игумнов, А. Здесь в возрасте 13 лет Рахманинов был представлен П. Чайковскому, который позже принял большое участие в судьбе молодого музыканта. В 1888 году Рахманинов продолжил обучение на старшем отделении Московской консерватории, а спустя год под руководством С. Танеева и А. Аренского начал заниматься композицией Подробнее см.
Корабельникова Л. История русской музыки. В возрасте 19 лет Рахманинов окончил консерваторию как пианист у А. Зилоти и как композитор с большой золотой медалью. К тому времени появилась его первая опера -- «Алеко» дипломная работа по произведению А.
Чему посвящен 2 концерт Рахманинова
Рояли фирмы Bechstein В годы жизни на родине, в России, Рахманинов предпочитал играть на роялях фирмы Bechstein. Рояли фирмы Bechstein В годы жизни на родине, в России, Рахманинов предпочитал играть на роялях фирмы Bechstein. Второй фортепианный концерт,ор.18. Особое место в творчестве Рахманинова занимает невероятно красивое произведение «Вокализ». При жизни Рахманинов прежде всего славился как пианист. Какое место Рахманинов занимает в мировой культуре, как думаешь?
Рахманинов концерт 2 для фортепиано с оркестром доклад
Внук гениального русского композитора Сергея Рахманинова — руководитель Международного фонда им. Рахманинова в Швейцарии Сергей Борисович Рахманинов — незадолго до своей смерти впервые в жизни поведал о семейной тайне. 3. Какое место занимает в наследии композитора фортепианная музыка? 4. Перечислите жанры,в которых Рахманинов писал в раннем периоде творчества? Концерт этот занял особое место в творчестве Рахманинова, став едва ли не самым популярным его сочинением не только. Во втором отделении концерта Пятой симфонией Бетховена дирижировал сэр Александер Кэмпбелл Маккензи.