Дело царевича Алексея долгое время рассматривалось в одной плоскости — в качестве аргумента спора между сторонниками западноевропейского и самобытного путей развития России, продолжающегося уже около двух столетий.
Царевич Алексей - экспертиза нужна и мертвым, и живым.Что если он выжил?
| Бунт царевича | Генетическая экспертиза в США подтвердила, что останки, найденные у старой Коптяковской дороги в Свердловской области летом 2007 года, принадлежат членам семьи последнего российского императора Николая Второго - царевича Алексея и княжны Марии. |
| Дело царевича Алексея Петрович Романова | Дело царевича Алексея – крупный следственный акт начала XVIII века, выявивший государственную измену внутри царской семьи. |
| Дело царевича Алексея//Предатель или жертва режима? - YouTube | Допрос царевича Алексея Допрос царевича Алексея Прямым следствием "дела царевича Алексея" стал указ 1722 г. Вопрос о наследовании престола юридически не был решен. |
Уголовное дело цесаревича Алексея
В конце 1712 г. Алексей Петрович поехал по воле отца в Петербург. Трехлетнее пребывание за границей мало изменило царевича; по обвинению отца, он продолжал большую часть времени проводить с попами или бражничал с дурными людьми. В это время Алексей Петрович видел сочувствие к себе уже не только со стороны духовенства, но и некоторых князей Долгоруких и Голицыных , недовольных возвышением А. В 1714 г. В отсутствие царевича, 12 июля, родилась у него дочь Наталия, что успокоило царицу Екатерину Алексеевну, опасавшуюся рождения сына.
Возвратившись в Петербург, Алексей Петрович стал хуже относиться к жене, которая узнала о сближении царевича с крепостной девкой его учителя Вяземского, чухонкой Афросиньей Федоровой. Эта связь крайне порицалась официальной историографией, но М. Погодин отмечал большую и трогательную любовь, которую питал царевич к этой простой и некрасивой, в общем-то, девушке, приводя доклад Толстого: «Нельзя выразить, как царевич любил Евфросинью и какое имел об ней попечение». А вот в письмах Румянцева мелькает презрение красавца-гвардейца к наследнику, обожающему простую и некрасивую девку. Непотребный сын: Дело царевича Алексея Петровича… 12 октября 1715 г.
Рождение внука побудило Петра письменно изложить все причины недовольства своего царевичем. Заканчивалось письмо угрозой лишить сына наследства, если он не исправится: «Ежели же ни, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу: воистину исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный». На другой день после этого у Петра родился сын, который тоже получил имя Петр. Письмо очень опечалило Алексея Петровича, и он обратился за советом к друзьям.
Три дня спустя он подал отцу ответ, в котором сам просил лишить его наследства. Раб ваш и непотребный сын». Этим письмом царевич отказался от наследства не только за себя, но и за сына. Петр остался недоволен тоном царевича, который ссылается на свою неспособность и ничего не говорит о неохоте что-либо делать, и не поверил его отказу от наследства, велел возвращаться, чтоб был перед глазами: «… ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии». Петр всерьез опасался, что монашество сына может оказаться уловкой, и существуют свидетельства, что друг царевича Кикин как-то раз образно выразился, что клобук «не гвоздем на голове прибит».
В конце сентября 1716 г. Алексей Петрович получил письмо, в котором Петр требовал ответа, намерен ли он приняться за дело или хочет поступить в монастырь. Тогда царевич привел в исполнение свое давнишнее намерение и бежал за границу; по совету Меншикова он взял с собой Афросинью, чем, конечно, еще более прогневил отца. В ноябре Алексей Петрович явился в Вене к вице-канцлеру Шенборну и просил у цесаря защиты от несправедливости отца. Император собрал совет, и было решено дать царевичу убежище; с 12 ноября до 7 декабря он пробыл в местечке Вейербург, а затем был переведен в тирольский замок Эренберг, где скрывался под видом государственного преступника.
Несколько недель спустя после бегства Алексея Петровича из России начались розыски; русский резидент в Вене Веселовский получил от Петра приказание принять меры к открытию местожительства царевича. В начале апреля 1717 г. Веселовский передал императору Карлу VI письмо Петра с просьбой, если его сын находится в пределах империи, прислать его к нему «для отеческого исправления». Перед нескольким временем, получа от нас повеление, дабы ехал к нам, дабы тем отвлечь его от непотребного жития и обхождения с непотребными людьми, прибрав несколько молодых людей, с пути того съехав, незнамо куда скрылся, что мы по сё время не могли уведать, где обретается. Того ради просим вашего величества, что ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли...
Вашего цесарского величества верный брат. Из Амстердама в 20-й день декабря 1716». Алексей Петрович был в отчаянии и умолял не выдавать его. Граф П. Толстой, приехавший за ним с А.
Румянцевым, обещал выхлопотать разрешение жениться на Афросинье и жить в деревне. Это обещание ободрило царевича, а письмо Петра от 17 ноября, в котором он обещал простить его, совершенно успокоило и обнадежило в счастливом исходе дела: «… того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения. Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной... Толстой и Разумовский, посланные Петром за сыном, сделали невозможное: два месяца длилась массированная операция с применением всех видов давления. Они встретились с царевичем, обещали отцово прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали Алексея, что непременно будет убит, если не вернется, запугали и уговорили повлиять на царевича его любовницу Евфросинью.
Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозою военного вторжения войск Петра - и в результате 4 октября 1717 г. Алексей пишет отцу: «Всемилостивейший государь батюшка!.. Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санктпитербурх. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей». Царевич сдался, поехал домой.
На последней австрийской станции их все же догнал посланец Карла VI, чтобы в последний раз уяснить, добровольно ли возвращается царевич. Толстой был недоволен этим допросом, отвечал холодно. Алексей подтвердил, что возвращается добровольно... Ему было обещано прощение и дано разрешение после отречения вести частный образ жизни в своих имениях. Однако сразу же после отречения от престола царь потребовал от сына назвать имена людей, которые ему помогали и сочувствовали.
В обнародованном манифесте об отречении прощение царевича ставилось в зависимость от того, назовет ли Алексей имена своих сторонников. После тайной беседы отца с сыном начались аресты. В застенках Тайной канцелярии оказалось более 130 человек, многие из которых входили в знаменитую плеяду «птенцов гнезда Петрова». В начале февраля 1718 г. Кикина, некогда одного из любимцев Петра I, адмиралтейц-советника Санкт-Петербургского адмиралтейства.
В 1713--1716 гг. Кикин фактически возглавлял группировку, сложившуюся вокруг Алексея в петербургский период его жизни. Одновременно с кикинским розыском в Москве проводился розыск, связанный с именем матери царевича Алексея -- Евдокии Федоровны Лопухиной, в иночестве Еленой.
Но в скором времени оба брата были убиты, а к власти пришел царь Борис. Суть угличского дела 15 мая 1591 года Дмитрия нашли мертвым с перерезанным горлом. Свидетелей этого убийства не было. Примечательным фактом является то, что жители Углича без суда и следствия убили Михаила Ботяговского и всех его родственников. Как мы помним, это был именно тот человек, который был прислан из Москвы «присматривать» за молодым царевичем. Сама же мать убитого также открыто говорила о том, что это дело рук людей, приехавших из Москвы.
Весть об убийстве Дмитрия была очень громкой. Народ взволновался в связи с наглым убийством члена царской семьи, который имел все основания быть российским царем. В результате Борис Годунов был вынужден создать специальную комиссию, которую направили в Углич для того, чтобы на месте разобраться в деталях дела и вынести свое решение по угличскому делу. В состав комиссии вошли: Василий Шуйский Дьяк Елизар Даниловтч Митрополит Крутицкий В результате их деятельности была сформирована следующая картина дела. Царевич Дмитрий играл на улице с ножом.
Царевич выполнял наказ отцовский, учился в Дрездене — как, мы не знаем; по крайней мере Трубецкой и Головкин писали Меншикову из Дрездена 30 декабря 1710 года: «Государь царевич обретается в добром здравии и в наказанных науках прилежно обращается, сверх тех геометрических частей о которых 7 сего декабря мы доносили выучил еще профондиметрию и стереометрию и так с божиею помощью геометрию всю окончил». В то время, когда оканчивалась геометрия, приходило к концу дело о женитьбе царевича на принцессе Софии-Шарлотте бланкенбургской, внуке герцога брауншвейг-вольфенбительского, сестра которой, Елизавета, была замужем за австрийским эрцгерцогом Карлом, добивавшимся испанского престола и потом бывшим на императорском престоле под именем Карла VI. Известный нам Урбих был главным виновником дела. Мы видели, что в Вене сердились на него за это; извещая свой двор, что вдовствующая императрица сердится, зачем царевич Алексей женился не на эрцгерцогине, Урбих писал: «И мне от ее придворных дам выговаривано, потому что они в то же время очень надеялись ввести в Россию отправление католической веры». По совершении брака Урбих писал Головкину: «Поздравляю ваше превосходительство с этим событием, потому что вы в нем имеете участие, и я сам немало утешен, потому что первое основание делу положил я, немало трудов положил и докук претерпел от вольфенбительской стороны. Я эту принцессу всегда считал благовоспитанною и разумною и нашел, что из чужестранных принцесс она более всех пригодна для этого брака». Что Урбих был прав и относительно своего участия в деле, и относительно докук от вольфенбительской стороны, доказывает письмо к нему старого герцога Антона Ульриха, деда невесты, от 29 августа 1710 года: «Царевич очень встревожен свиданием, которое вы имели в Эйзенахе с Шлейницем русский посланник при брауншвейгском дворе , думая, что вы, конечно, определили условия супружества по указу царского величества. Причина тревоги та, что народ русский никак не хочет этого супружества, видя, что не будет более входить в кровный союз с своим государем. Люди, имеющие влияние у принца, употребляют религиозные внушения, чтоб заставить его порвать дело или по крайней мере не допускать до заключения брака, протягивая время; они поддерживают в принце сильное отвращение ко всем нововведениям и внушают ему ненависть к иностранцам, которые, по их мнению, хотят овладеть его высочеством посредством этого брака. Принц начинает ласково обходиться с госпожою Фюрстенберг и с принцессою вейссенфельдскою не с тем, чтобы вступить с ними в обязательство, но только делая вид для царя, отца своего, и употребляя последний способ к отсрочке; он просит у отца позволения посмотреть еще других принцесс в надежде, что между тем представится случай уехать в Москву и тогда он уговорит царя, чтоб позволил ему взять жену из своего народа. Сильно ненавидят вас; думают, что выбор московской государыни — дело такой важности, что его нельзя поручить иностранцу. Царевич очень расположен к графу Головкину, сыну канцлера, который один может все дело опять привести в доброе состояние. Из всех находящихся при принце он самый благоразумный и честный; но мой корреспондент очень не доверяет князю Трубецкому. Госпожа Матвеева в проезде своем через Дрезден объявляла в разных разговорах, что царевич никогда не возьмет за себя иностранку, хотя Матвеева удовольствована была двором вольфенбительским». Как бы об этом царю донести и его от таких людей остеречь? Царевич действительно мог употреблять разные средства, чтоб протянуть время, поджидая благоприятного случая возвратиться в Россию неженатым. Но случай не представлялся; воля отца, чтобы сын женился на иностранной принцессе, была непоколебима: Петр представлял сыну только выбор; Шарлотта бланкенбургская нравилась Алексею больше других, и 9 ноября ее мать герцогиня Христина-Луиза писала Урбиху радостное письмо: «Страхи, которым мы предавались, и быть может не без основания, вдруг рассеялись в такое время, когда всего менее можно было этого ожидать, рассеялись, как туча, скрывающая солнечные лучи, и наступает хорошая погода, когда ждали ненастья. Царевич объяснился с польскою королевой и потом с моею дочерью самым учтивым и приятным образом. Моя дочь Шарлотта уверяет меня, что принц очень переменился к своей выгоде, что он очень умен, что у него самые приятные манеры, что он честен, что она считает себя счастливою и очень польщена честию, какую принц и царь оказали ей своим выбором. Мне не остается желать ничего более, как заключения такого хорошего начала и чтоб дело не затянулось. Я уверена, что все сказанное мною доставит вам удовольствие, потому что вы сильно желали этого союза; а я и супруг мой, мы гордимся дочерью, удостоившеюся столь великой чести». В начале 1711 года Алексей объявил отцу, что готов жениться на принцессе бланкенбургской. Вот что он писал об этом к духовнику: «Извествую вашей святыни, помянутый курьер приезжал с тем: есть здесь князь вольфенбительской, живет близ Саксонии, и у него есть дочь, девица, а сродник он польскому королю, который и Саксониею владеет, Август, и та девица живет здесь, в Саксонии, при королеве, аки у сродницы, и на той княжне давно уже меня сватали, однакож мне от батюшки не весьма было открыто, и я ее видел, и сие батюшке известно стало, и он писал ко мне ныне, как оная мне показалась и есть ли моя воля с нею в супружество; а я уже известен, что он не хочет меня женить на русской, но на здешней, на какой я хочу. И я писал, что когда его воля есть, что мне быть на иноземке женатому, и я его воли согласую, чтоб меня женить на вышеписанной княжне, которую я уже видел, и мне показалось, что она человек добр и лучше ее здесь мне не сыскать. Прошу вас, пожалуй, помолись, буде есть воля Божия, чтоб сие совершил, а буде нет, чтоб разрушил, понеже мое упование в нем, все, как он хощет, так и творит, и отпиши, как твое сердце чует о сем деле». Сердце духовника чуяло то, что княжна иностранная, иноверная, и он писал к Алексею, нельзя ли ее обратить в православие; царевич отвечал: «Против писания твоего о моем собственном деле понудить ту особу к восприятию нашей веры весьма невозможно, но разве после, когда оная в наши края приедет и сама рассмотрит, может то и сочинити, а преж того весьма сему состояться невозможно». Отправляясь в турецкий поход, Петр «для безвестного пути» устроил два семейных дела: дал пароль Екатерине Алексеевне и покончил дело о браке сына. В галицком местечке Яворове 19 апреля 1711 года Петр утвердил проект договора, по которому принцессе предоставлялось остаться при своем евангелическо-лютеранском исповедании; дети должны быть греческого закона; принцесса получала ежегодно от царя по 50000 рублей, кроме того, должна была получить единовременно при совершении брака 25000 рублей. С этими статьями царевич сам отправился в Брауншвейг, где еще должен был иметь насчет их переговоры с родственниками невесты, не согласятся ли уменьшить количество ежегодной дачи принцессе. Об этих переговорах он писал отцу: «По указу, государь, твоему о деньгах повсегодной дачи невесте моей зело я домогался, чтоб было сорок тысяч, и они сего не соизволили и просили больше; только я как мог старался и не мог их на то привести, чтоб взяли меньше 50000, и я по указу твоему в том же письме, буде они не похотят сорока тысяч, позволил до пятидесяти, на сие их склонил с великою трудностию, чтоб взяли 50000, и о сем довольны, и сие число вписал я в порожнее место в трактате; а что по смерти моей будет она не похочет жить в государстве нашем, дать меньше дачу, на сие они весьма не похотели и просили, чтоб быть равной даче по смерти моей, как на Москве, так и в выезде из нашего государства, о чем я много старался, чтобы столько не просили, и, однакож, не мог сделать и по указу твоему буде они за сие заупрямятся, написать ровную дачу и в трактате написал ровную дачу и, сие учиня, подписал я, тожде и они своими руками разменялись, и тако сие с помощию божиею окончили. Перстня здесь не мог сыскать и для того послал в Дрезден и в иные места». Печальное лето 1711 года царевич прожил у родных своей невесты. Мы видели, что по возвращении из прутского похода Петр отправился в Карлсбад на воды; здесь хотел он и отпраздновать свадьбу своего сына, но потом передумал и назначил для этого саксонский город Торгау. Брак был совершен 14 октября 1711 года, и Петр известил об этом Сенат в следующем письме: «Господа Сенат! Объявляем вам, что сегодня брак сына моего совершился здесь, в Торгау, в доме королевы польской, на котором браке довольно было знатных персон. Слава богу, что сие счастливо совершилось. Дом князей вольфенбительских, наших сватов, изрядной». На четвертый же день после свадьбы новобрачный царевич получил от отца наказ отправиться в польские владения, в Торн, и там заняться продовольствием русских войск. Царевич отправился в Торн недели через три после свадьбы; молодая жена приехала к нему туда только 19 декабря. Эта разлука новобрачных подала повод к разным слухам, которые достигли и Вены. Урбих писал отсюда Головкину: «Из Саксонии много нехороших вещей сюда писано, чем почти весь город наполнен, между прочим, что брак хотя и совершен, однако к великому неудовольствию обеих сторон: кронпринц кронпринцессу оставил, и, когда та требовала на два дня сроку, чтоб дорожную постель взять, кронпринц ей жестоко отвечал и уехал; все придворные служители отставлены. Но когда я в Вольфенбителе и Дрездене наведался, то мне отписали совершенно противное, именно что обе стороны довольны». В переписке царевича с отцом в это время мы находим только одно упоминовение о кронпринцессе; 18 ноября царевич пишет: «Жена моя еще сюда не бывала; ожидаю вскоре и, как она будет, за людьми ее смотреть буду, чтоб они жили смирно и никакой обиды здешним людям не чинили». Этот надзор был нужен, ибо мы видели, какие охотники были немцы кормиться на счет Польши. В апреле 1712 года приехал в Торн Меншиков и привез царевичу указ отцовский ехать в Померанию. Светлейший нашел кронпринца и кронпринцессу в затруднительном положении относительно денег и писал царю: «Не мог оставить не донести о сыне вашем, что как он, так и кронпринцесса в деньгах зело великую имеют нужду; понеже здесь живут все на своем коште, а порций и раций им не определено; а что с места здешнего и было, и то самое нужное, только на управление стола их высочеств; также ни у него, ни у кронпринцессы к походу ни лошадей и никакого экипажа нет и построить не на что. О определенных ей деньгах зело просит, понеже великую имеет нужду на содержание двора своего. Я, видя совершенную у них нужду, понеже ее высочество кронпринцесса едва не со слезами о деньгах просила, выдал ее высочеству ингерманландского полку из вычетных мундирных денег в заем 5000 рублей. А ежели б не так, то всеконечно отсюда подняться б ей нечем». Кронпринцесса отправилась в Эльбинг дожидаться возвращения мужа из похода. Между тем в Москве любопытствовали, не имело ли пребывание молодых в Торне каких-нибудь следствий, и царевич писал духовнику: «О зачатии во чреве сопряженные мне хощеши ведети, радетель, и возвещаю, что весьма до отъезду моего подлинно познати было не можно еще и повелел я жене, аще будет возможно сие познати, чтоб до меня немедленно писала. И как о сем получу известие, есть ли что или нет, о том писанием не умедля вашей святыни возвещу». Осенью 1712 года приехал в Эльбинг бригадир Балк и объявил Шарлотте волю царя, чтоб она выезжала из этого города, по всем вероятностям, в Россию, ибо в письме ее к царю от 28 октября не видно, куда именно она должна была выехать: «Вашего царского величества милостивейший указ, который мне чрез бригадира Балка объявить повелели, не оставила бы как того моя должность и требует исполнить, и я уже в готовности была отсюда отъехать, но понеже того без денег никоими мерами учинить не можно было, того ради прошу вашего царского величества всеподданнейше то замедление во гнев не принять, ибо коль скоро деньги прибудут, то и я, как и в прочем, окажу, что вашего царского величества указ от меня ненарушимо содержан будет, я же есмь со всяким подданнейшим респектом вашего царского величества всеподданнейшая и вернопокорнейшая невестка Шарлотта». Деньги не прибыли, как видно, потому, что царь переменил намерение и велел царице и царевичу, отправлявшимся вместе в Россию, заехать в Эльбинг и взять с собою Шарлотту. Но когда они приехали в декабре в Эльбинг, то ее там не застали: она уехала к родным в Брауншвейг. Этот поступок рассердил Петра, как видно из письма его к невестке в январе 1713 года: «Вашей любви к нам отправленное писание от 17 января получили мы здесь исправно, а из того усмотрели, что вас к нечаянному отъезду в Брауншвиг привело. Мы о объявленных вами причинах рассуждать не будем, токмо признаем, что сия ваша скорая и без нашего ведома взятая резолюция нас зело удивила, а наипаче понеже мы вашему желанию родителей ваших видеть никогда б не помешали, ежели б вы только наперед нас о том уведомили. Что же ваша любовь в прочем и о недостатке денежном объявляете, то не видим мы, чтоб и то вас к такой скорой резолюции привесть могло. Сожительница наша с кронпринцем нашим уже пред некоторым временем путь свой назад в государство наше и в Петербург предвосприяла, куды, мы уповаем, и ваша любовь за оными следовать будете». Шарлотта писала новые оправдания, и Петр 11 февраля написал ей: «Дружебно любезная госпожа невестка! Вашей любви различные к нам отправленные писания исправно получили и из оных усмотрели, что вас к скорому отъезду из Эльбинга в Брауншвиг привело. Мы не сомневаемся, что вы оные 5000 червонных, которые к вам чрез сына барона Левенвольда отправлены, ныне уж исправно получили, и при сем еще вексель на 25000 ефимков албертусовых на банкира Поппа в Гамбург прилагаем и уповаем, что ваша любовь ныне путь свой как наискорее в Ригу и далее в Петербург восприимите, куда и сожительница наша и кронпринц наш пред некоторым временем уже поехали, яко же и мы для ускорения вашего пути в наших землях потребное учреждение учинить укажем и в прочем о постоянной нашей отеческой склонности обнадеживаем, пребывая вашей любви дружебно склонный отец». Это письмо было написано уже в другом тоне, чем прежнее; Шарлотте и ее родным хотелось, чтоб Петр заехал к ним в Брауншвейг для окончательного примирения. Не решаясь обратиться прямо к царю, Шарлотта обратилась к канцлеру графу Головкину и написала ему: «Я сочла лучше всего обратиться к вашему сиятельству с просьбою сделать так, чтоб его царское величество не проехал мимо нас: прямая дорога из Ганновера в Берлин идет через Брауншвейг; и герцог, и мой отец, и моя мать будут в отчаянии, узнавши, что его величество был так близко и они не имели чести видеть его здесь, а для меня это будет крайнее бедствие, ибо я с нетерпением ожидаю счастливой минуты, когда я могу облобызать руку его величества и услыхать от него приказание ехать к принцу, моему дорогому супругу. Во всяком случае, если его величество не захочет быть здесь, надеюсь, что мне окажет милость, назначит место, где бы я могла с ним видеться». Петр виделся с нею в замке Зальцдалене, недалеко от Брауншвейга, после чего кронпринцесса отправилась в Россию. Царевич находился с отцом в финляндском походе во время приезда жены своей. Прибыв в Нарву, Шарлотта дала знать о своем приезде царевне Наталии Алексеевне, которая отвечала ей: «Пресветлейшая принцесса! С особенным моим увеселением получила я благоприятнейшее и любительнейшее писание вашего высочества и о прибытии вашем в Нарву, и о намерении к скорому предприятию пути вашего до С. Ожидаю с нетерпеливостию того моменту, чтоб мне при дружебном объятии особы вашей засвидетельствовать, коль я всеусердно есмь вашего высочества — Наталия». Канцлер Головкин писал кронпринцессе: «Светлейшая и высочайшая принцесса, моя государыня! С толикою радостию, колико я имею респекту и благоговения к особе вашего царского высочества, получил я уведомление чрез господина Нарышкина о счастливом прибытии вашего царского высочества в Нарву и о милостивом напоминании, которым ваше царское высочество изволили меня почтить в присутствии сего генерального офицера, и понеже я всегда профессовал жаркую ревность к вашему царскому высочеству, того ради я не мог, ниже должен был оставить, чтоб ваше царское высочество не известить чрез сие о нижайших моих респектах и чтоб не отдать должнейшего моего поздравления о прибытии вашего царского высочества, и такожде и не возблагодарить покорнейше за то, что ваше царское высочество благоволили меня высокодушно в напамятовании своем сохранить. Если бы я не удержан был всемерно здесь делами его царского величества, от сего ж бы моменту предался бы я в должной моей покорности до вашего царского высочествия, дабы мне все помянутое персонально вашему царскому высочеству подтвердить; но понеже невозможно мне удовольствовать моей ревности, в том принужден я еще ближайшего прибытия сюда вашего царского высочества обождать и тогда не премину придатися ко двору вашего царского высочества восприять честь еже засвидетельствовать вашему царскому высочеству, с коликим респектом и благоговением я есмь» и проч. Торжественная встреча, сделанная кронпринцессе в Петербурге, радушный прием со стороны царицы и других лиц царского семейства произвели на Шарлотту и ее родных благоприятное впечатление, успокоили их. Летом 1713 года посол Матвеев писал из Вены к Головкину: «Из дому императрицы узнал я, что «государыня принцесса царевича» 6 июня писала к ней частное письмо из Петербурга, отзываясь с великими похвалами о расположении к ней государыни царицы и государыни царевны и всех высоких особ русских и с какими почестями она, принцесса, была принята при своем приезде. Очень нужно, чтоб ваше превосходительство изволил ей, государыне принцессе, вручить интерес его царского величества и меня, дабы ее высочество изволила к императрице о том особое партикулярное письмо написать и чрез вас на меня прислать, что может принести много пользы интересам царского величества: императрица может сделать все, что захочет, а она ее высочество чрезвычайно любит. Таким образом государыня принцесса возбудит хорошее мнение о дворе царского величества, покажет, что она у царского величества находится в особой милости и любви, и этим уничтожатся противные слухи, распускаемые злонамеренными людьми, потому что здесь уже много раз подняты были плевелы, будто ее высочество находится в самом дурном состоянии и уничижении от нашего народа, живет в нужде и запрещено ей переписываться с родственниками». В декабре того же года императрица пространно говорила Матвееву о милости царя, царевича и всего царского дома к ее сестре, чем она, императрица, и муж ее чрезвычайно довольны. Царевича не было при встрече жены; он находился с отцом в финляндском походе. По возвращении оттуда в Петербург он опять скоро уехал в Старую Русу и Ладогу для распоряжения насчет постройки судов. Это было последнее известное нам поручение, возложенное отцом на Алексея. Долговременное пребывание за границею для окончания учения, пребывание в Польше для распоряжения продовольствием войска, участие в померанском и финляндском походах царь считал необходимою школой для сына; вместе со школою здесь было испытание для царевича; испытание оказалось неудовлетворительным. Петр с ужасом заметил, что сын исполняет беспрекословно все его приказания, но что тут исключительным побуждением был страх; отвращение от деятельности, которую Петр считал необходимою для своего и последующего царствования, было очевидно в Алексее. Когда в 1713 году Алексей возвратился из-за границы, то отец принял его ласково и спрашивал, не забыл ли того, чему учился. Не забыл, отвечал царевич. Петр для испытания велел ему принести чертежи, им сделанные. Страх напал на Алексея: «Что, если отец заставит чертить при себе, а я не умею? Одно средство — испортить правую руку. Царевич взял в левую руку пистолет и выстрелил по правой ладони, чтоб пробить пулею; пуля миновала руку, только сильно опалило порохом. В этом поступке весь человек. Алексей был похож на тех людей, которые увечат себя, чтоб не попасть в солдаты. Петр сначала сердился, бранил, бил, потом утомился, перестал говорить с сыном — дурной признак для Алексея; лучше бы отец продолжал сердиться, бранить и бить, а холодность и невнимание, предоставление самому себе, молчание — это страшный признак ослабления родительского чувства, признак ожесточения. Что же сын? Заметив страшный признак, испугается этой холодности и бросится к отцу за примирением? Но сын давно уже охладел и ожесточился, давно в присутствии отца лежал на нем тяжкий гнет и только в отдалении от него дышалось свободно: «не токмо дела воинские и прочие отца его дела, но и самая его особа зело ему омерзела, и для того всегда желал от него быть в отлучении». Желание исполнилось: царевича не беспокоят, не посылают в поход или смотреть за постройкою этих проклятых судов. Когда его звали обедать к отцу или к Меншикову, когда звали на любимый отцовский праздник, на спуск корабля, то он говорил: «Лучше б я на каторге был или в лихорадке лежал, чем там быть». Отец сердится, не говорит, но что из этого? Будущее принадлежит не ему, а царевичу. Отец с сыном разошлись по отношению к самому важному вопросу — вопросу о будущем. Царевичу будущее улыбается. Отец еще не стар, но часто и сильно припадает, долго не проживет, и с ним исчезнут все его дела. Что думал трезвый, в том проговаривался пьяный: «Близкие к отцу люди будут сидеть на кольях, и Толстая, и Арсеньева, свояченица Меншикова; Петербург не долго будет за нами». Когда его остерегали, что опасно так говорить: слова передадутся, и те люди будут в сомнении, перестанут к нему ездить, и так уже редко ездят, царевич отвечал: «Я плюю на всех; здорова бы была мне чернь». Но царевич знал хорошо, что не одна чернь за него. За него духовенство, и не одни русские архиереи, даже скрытный, осторожный иноземец Стефан Яворский и тот решается высказываться за него. Еще до женитьбы Петра на Екатерине Яворский говорил Алексею: «Надобно тебе себя беречь; если тебя не будет, отцу другой жены не дадут; разве мать твою из монастыря брать? Только тому не быть, а наследство надобно». Отцу другую жену дали; но это не успокоило Яворского, и он крикнул знаменитую проповедь 17 марта 1712 года. Яворский удержался на своем важном месте, и царевичу с разных сторон говорили: «Рязанский к тебе добр, твоей стороны, и весь он твой». Между знатным духовенством был только один человек, вполне преданный Петру и делам его и потому державший себя вдалеке от Алексея; то был известный уже нам Феодосий Яновский. За то царевич и его приближенные не щадили гневных выходок и насмешек над Феодосием. Никифор Вяземский написал этот стих с нотами и говорил, что дал бы пять рублей певчим, чтоб пропели его, потому что Феодосии икон не почитает. Архиереи за царевича, и много знатных вельмож за него же, именно самые знатные, которым тяжко было занимать второстепенные места, когда на первых местах были люди худородные, и на самом видном — Меншиков. Из старых княжеских родов в это время преимущественно выдавались два рода: Рюриковичи Долгорукие и Гедиминовичи Голицыны. Долгорукие вышли на вид только при новой династии, особенно при царе Алексее Михайловиче. При Петре эта фамилия была очень хорошо представлена: двое Долгоруких с честию занимали важнейшие дипломатические посты — Григорий Федорович и Василий Лукич; третий, Василий Владимирович, считался одним из лучших генералов; наконец, четвертый, знаменитый сенатор, энергический князь Яков Федорович Долгорукий, представитель фамилии. Чем лучше была обставлена Долгоруковская фамилия, чем более считала она за собою прав, тем тягостнее для нее было сносить преобладание Меншикова, а вскрывшиеся злоупотребления любимца и холодность к нему царя подавали надежду, что светлейший может потерять свое важное значение. Новая царица, связанная с Меншиковым прежними отношениями, естественная его покровительница, не могла нравиться Долгоруким, и тем приверженнее были они к законному наследнику. Царевич видел эту приверженность, несмотря на осторожность князя Якова Федоровича; когда Алексей говорил ему, что хочет приехать к нему в гости, то старик отвечал: «Пожалуй, ко мне не езди; за мною смотрят другие, кто ко мне ездит». Князь Василий Владимирович Долгорукий говорил царевичу: «Ты умнее отца; отец твой хотя и умен, только людей не знает, а ты умных людей знать будешь лучше». Смысл слов был ясен: отец умен, но людей не знает, потому что держит в приближении Меншикова, Головкина; ты людей будешь знать лучше, потому что будешь держать в приближении Долгоруких. Голицыны, у которых стремление к первенству составляло родовое предание со времен Ивана III, имели теперь своим представителем князя Дмитрия Михайловича. Человек, по жесткости характера своего не способный возбуждать к себе сильной привязанности, умный, образованный, но без особенных блестящих способностей, князь Дмитрий вступил на служебное поприще с сознанием своих прав родовых и личных, служил усердно и все оставался в тени, на местах второстепенных, он, представитель самой знатной фамилии, а между тем Меншиков с подобными ему занимают места высшие, находятся в приближении. Голицын по внушению оскорбленного самолюбия объясняет себе это явление исключительно тем, что эти худородные люди обязаны своим возвышением худым, низким средствам, к которым он, Голицын, не способен; он ненавидит и презирает; презрение дает ему право ненавидеть, и ненависть усиливает презрение как свое основание. Князь Дмитрий не может никак помириться с новым браком царя, браком унизительным, незаконным в глазах Голицына; тем сильнее была его преданность сыну царскому, от законного, честного брака рожденному. Голицын Сочувствовал Алексею и потому, что оба они были люди старого образования, образования царя Федора Алексеевича; известные нам столкновения Голицына с Паткулем, отвратив его от иностранцев, как проводников нового преобразовательного направления, отвратили его и от последнего. Он много книг мне из Киева приваживал по прошению моему и так, от себя; и я ему говаривал: «Где ты берешь? Фамилия Голицыных была также хорошо обставлена; родной брат князя Дмитрия Михайла Михайлович был один из самых храбрых и искусных генералов Петра; кроме того, князь Михайла отличался необыкновенно привлекательным и рыцарским характером, который заставил и иностранцев с восторгом отзываться об нем, хотя Голицын, подобно брату, не любил иностранцев. Известен рассказ, что когда однажды Петр предложил Голицыну самому назначить себе награду, то Голицын сказал: «Прости, государь, князя Репнина», а Репнин был ему недруг. Можно, если угодно, не верить этому рассказу, но для нас важно то, что о человеке ходили подобные рассказы, что человека считали способным на подобные поступки. Несмотря на то что князь Михайла был виднее и любимее брата, он по старине имел князя Дмитрия, как старшего, «в отца место», не смел садиться перед ним и совершенно был в его воле, разделял его взгляды; поэтому царевич говорил: «Князь Михайла Михайлович был мне друг же». Третий Голицын, занимавший видное место рижского губернатора, князь Петр Алексеевич, не рознился в направлении с своими родичами и был также друг царевичу. Старый фельдмаршал граф Борис Петрович Шереметев, несмотря на свое значение и долгую, непрерывную тяжелую службу, не видел себя в приближении, оскорблялся, получая указы от других, испытывая бесцеремонное обращение от царя, с которым мальтийский рыцарь не сходился характером; Шереметеву поэтому также не нравилась придворная обстановка, не нравился Меншиков, и тем сильнее был он предан царевичу: «В главной армии Борис Петрович и прочие многие из офицеров мне друзья. Борис Петрович говорил мне, будучи в Польше, в Остроге, при людях немногих моих и своих: «Напрасно ты малого не держишь такого, чтоб знался с теми, которые при дворе отцове: так бы ты все ведал"». Известный дипломат, князь Борис Куракин заявил также свою приверженность к царевичу; однажды в Померании он спросил у него: «Добра к тебе мачеха? Куракин заметил на это: «Покамест у ней сына нет, то к тебе добра; а как у ней сын будет, не такова будет» Одним словом, царевич мог считать своими друзьями почти всех родовитых людей, ибо они смотрели на него как на человека, при котором не будет Меншикова с товарищами. По ненависти к Меншикову, по злобе и на Петра за недавнюю опалу к доброжелателям царевича принадлежал Александр Кикин, тем более что Иван Васильевич Кикин был казначеем Алексея. Другие надеялись отдохнуть, когда Алексей будет царем, потому что не предвиделось покоя, возможности заняться своими делами при царе, который не понимал, как можно сидеть дома без дела. Семен Нарышкин говорил царевичу: «Горько нам!
Император постарался забыть о смерти сына и сосредоточился на текущих делах. Подводя итоги, можно сказать, что и у Алексея, и у Петра I были причины поступить так, как они поступили друг с другом таблица. Волнения, которые разжигали духовенство и «ревнители старины», с трудом, но удалось подавить П. Феофан Прокопович, ближайший помощник Петра I, дабы оправдать действия государя, написал книгу «Правда воли монаршей». В 1719 году умер второй сын императора Петр Петрович; больше законных наследников мужского пола у него не было, и все права на престол перешли к юному сыну Алексея. Именно он в 1727 году, заняв престол, провел посмертную реабилитацию своего отца, изъял все манифесты, осуждающие его и запретил к печати «Правду» Прокоповича. Отражение личности царевича в культуре История конфликта венценосного отца и сына нашла отражение в искусстве. Наиболее известны работы, посвященные царевичу: картина Н. Ге «Петр Первый допрашивает своего сына» 1871 год ; роман А. Толстого «Петр Первый» 1945 год ; роман Д. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» 1905 год ; фильмы и сериалы: «Петр Первый» 1937 год , «Царевич Алексей» 1997 год , «Тайны дворцовых переворотов» 2001 год. Смерть царевича в 1718 году означала окончательную победу русского дворянства, сторонников решительных преобразований, над старой боярской аристократией.
Уголовное дело цесаревича Алексея
– Однако в исторической науке существует версия о том, что дело царевича Алексея стало следствием борьбы царя-реформатора с так на-зываемой «старорусской партией» – теми, кто выступал за возвращение к допетровским порядкам. Дело царевича Алексея Петровича было одним из ключевых событий петровского царствования. Это была не только семейная драма. Бунт царевича — его побег за границу — обозначил тяжелый кризис не только в отношениях отца и сына. Что касается последствий «дела о царевиче Алексее», то большинство историков сходятся на том, что результатом стала невозможность возвращения к допетровской Руси, и смерть царевича спасла петровские преобразования. Дело царевича Алексея сына Петра 1. Петр 1 дело царевича Алексея. Процесс дискредитации царевича Алексея энергично продолжался в мемуарах европейцев и после его гибели. Допрос царевича Алексея Прямым следствием "дела царевича Алексея" стал указ 1722 г. о престолонаследии, согласно которому император имел право передавать престол по своему усмотрению, а не только старшему сыну, исходя из интересов государства.
Дело царевича Алексея
На примере дела наследника престола авторы приходят к выводу об изменениях в правовой системе страны и процессуальном праве, в частности в рассмотрении следственных дел, обращают внимание на устаревшую мифологизированную точку зрения на царевича Алексея. Дело царевича Алексея» Инструкция: В России в XVII веке началась реформация, которая была связана с укреплением централизации государства и снижением влияния бояр на царскую власть. В результате выступлений против реформ и дела царевича Алексея произошло несколько событий: 1. Восстание староверов религиозной группы православных христиан в 1666-1671 годах. Дело царевича Алексея" 1. причины 2. события 3. Последний предъявил Алексею письмо Петра, где царевичу гарантировалось прощение любой вины в случае немедленного возвращения в Россию. Угличское дело заключается в расследовании обстоятельств гибели царевича Дмитрия, тело которого обнаружили 15 мая 1591 года в города Углич. Новости Новости.
дело Царевича Алексея, кратко
Ленинградская область, Волосовский район, деревня Редкино А это уже руины некогда знаменитой усадьбы на Редкинской мызе, которая хранит память о петровском времени и знатном роде Кикиных. В 17 веке правобережье нижнего Полужья было пограничной частью шведской Ингерманландии. В ходе Северной войны шведов изгнали с высокого берега реки Вруды, впадающей в Лугу. Пётр I начал раздавать земли Ингерманландии своим приближённым.
Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея. Символично, что Редкино находилось в 17 верстах от Осьмино, имения самого сына Петра I — согласитесь, очень удачное месторасположение, чтобы плести заговоры. В 1718 году Пётр передаёт Редкинскую мызу Ивану Ромодановскому, сыну известнейшего деятеля времён своей юности Фёдора Юрьевича Ромодановского, главы Преображенского приказа, прославившегося особой жестокостью в расправе над участниками стрелецкого бунта 1698 года.
Уезжая за границу, Пётр не раз передавал ему право фактически управлять страной, наделив его специальным титулом князя-кесаря. Владельцы Редкино впоследствии менялись неоднократно, но все они имели отношение к потомкам Петра Великого — один из них вице-адмирал Черкасов, сын основателя знаменитого рода барона Ивана Черкасова, бессменного кабинет-секретаря Петра I, его супруги Екатерины I и их дочери — императрицы Елизаветы Петровны.
К царевичу поступало множество жалоб на претерпеваемые страной бедствия и просьбы об облегчении их, и тронутый ими, он сообщал о них отцу, подкрепляя их своими ходатайствами. Петр принимал эти письма с негодованием, и, возвратясь из Прутского похода, решил испытать еще одно средство, чтобы обратить сына на путь свой: сочетать его браком с иностранной принцессой. Царевич, неохотно отступавший от обычаев предков, в этот раз дал согласие, посчитав, что послушание может примирить его с отцом окончательно. Выбор пал на принцессу Брауншвейгскую, и 14 октября в Торгау было торжественно отпраздновано их бракосочетание. Бегство царевича за границу Внешняя сторона разногласий между отцом и сыном хорошо известна: разность характеров и мировосприятий, неспособность сына соответствовать суровым требованиям отца, страх государя за судьбу своего дела в случае воцарения Алексея, обида царевича за унижение матери, опасение за собственную жизнь, и в итоге — опрометчивое бегство за границу в надежде найти там убежище и поддержку. В ноябре Алексей Петрович явился в Вене к вице-канцлеру Шенборну и просил у цесаря защиты от несправедливости отца. Император собрал совет, и было решено дать царевичу убежище; с 12 ноября до 7 декабря он пробыл в местечке Вейербург, а затем был переведен в тирольский замок Эренберг, где скрывался под видом государственного преступника. Производилось это до такой степени тайно, что русский посол даже не догадывался о прибытии царевича Алексея в австрийскую столицу.
Однако Петр узнал о побеге и местонахождении сына и отправил за ним тайного советника П. Толстого и гвардии капитана А. И как ни трудно было Шенборну отказать государю Петру возвратить сына, он не решился выдать царевича раздраженному отцу и отправил его в Неаполь, где тот под чужим именем был заключен в замок Сент-Эльмо. Толстой и Разумовский, смогли сделать невозможное: в течении двух месяцев продолжалась массированная операция с применением всех видов давления. Они встретились с Алексеем, обещали отцовское прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали царевича, что непременно будет убит, если не возвратиться, запугали и уговорили повлиять на Алексея его любовницу Евфросинью. Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозой военного вторжения русских войск — и в результате 4 октября 1717 года Алексей написал отцу: «Всемилостивейший государь батюшка!.. Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санктпитербурх. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей». Дело царевича Алексея Царевича Алексея ввели в Большой зал Кремлевского дворца как преступника, без шпаги. Приблизившись к государю, он вручил ему признание вины своей и со слезами на глазах кинулся отцу в ноги.
Царь отдал бумаги вице-канцлеру П. Шафирову и, подняв сына, спросил, чего он хочет. Алексей отрекся от престола в пользу сводного брата своего, а потом все отправились в Успенский собор, где царевич перед крестом и Евангелием поклялся «воле родительской во всем повиноваться и того наследства никогда ни в какое время не искать, и не желать, и не принимать ни под каким предлогом». Аресты На следующий день Алексей получил текст семи вопросов, составленных собственноручно государем, на которые должен был ответить, ничего не утаивая, а то обещанное царем прощение может быть отменено. На протяжении 4-х дней он писал длинную, бессвязную историю своей жизни, к уже названным прежде А. Кикину и И. Афанасьеву примешал всех, с кем когда-то разговаривал о своих отношениях с отцом, и все-де они учили его не любить батюшку. Только одно лицо царевич старался обелить и выгородить — Ефросинью.
В годы блокады Ленинграда Кикины палаты очень сильно пострадали и лишь 70 лет назад были восстановлены в предполагаемом первоначальном виде архитектором Ириной Бенуа. Ленинградская область, Волосовский район, деревня Редкино А это уже руины некогда знаменитой усадьбы на Редкинской мызе, которая хранит память о петровском времени и знатном роде Кикиных. В 17 веке правобережье нижнего Полужья было пограничной частью шведской Ингерманландии. В ходе Северной войны шведов изгнали с высокого берега реки Вруды, впадающей в Лугу. Пётр I начал раздавать земли Ингерманландии своим приближённым. Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея. Символично, что Редкино находилось в 17 верстах от Осьмино, имения самого сына Петра I — согласитесь, очень удачное месторасположение, чтобы плести заговоры. В 1718 году Пётр передаёт Редкинскую мызу Ивану Ромодановскому, сыну известнейшего деятеля времён своей юности Фёдора Юрьевича Ромодановского, главы Преображенского приказа, прославившегося особой жестокостью в расправе над участниками стрелецкого бунта 1698 года. Уезжая за границу, Пётр не раз передавал ему право фактически управлять страной, наделив его специальным титулом князя-кесаря.
За два дня до неe он умер при загадочных обстоятельствах в Петропавловской крепости. По официальной версии, от апоплексического удара. В народе ходил слух, что царь Пeтр I лично причастен к умерщвлению царевича. Алексей явно был лишней фигурой на политической арене. Пeтр сыну никогда не доверял и не хотел видеть своим наследником. К тому же претендентов на трон стало слишком много. В 1715 году у царевича родился сын Петр Алексеевич, а через две недели на свет появляется Петр Петрович — сын самого Петра Первого и Екатерины.
22 смерти, 63 версии
Итоги Выступления Против Реформ Дело Царевича Алексея При Петре 1. Оппозиция реформам. Важнейшие даты: 1705–1706 гг. — восстание в Астрахани 1707–1708 гг. — восстание Кондратия Булавина 1718 г. — отречение царевича Алексея от престола и его смерть. Дело царевича Алексея» Инструкция: В России в XVII веке началась реформация, которая была связана с укреплением централизации государства и снижением влияния бояр на царскую власть. Дело царевича Алексея Петровича было одним из ключевых событий петровского царствования. Это была не только семейная драма. Бунт царевича — его побег за границу — обозначил тяжелый кризис не только в отношениях отца и сына. «Розыск» по делу царевича Алексея был начат еще 3 февраля 1718 г., сразу после того, как он был доставлен в Москву в сопровождении П.А. Толстого, и состоялось его первое свидание с отцом.
Петр I Великий: дело царевича Алексея (1718)
В некоторых случаях люди целыми семьями объявляли себя потомками царской семьи (царевич Алексей + 1-2 сестры). Дело царевича Алексея при Петре 1 таблица. вызвано резким ростом налогов и повинностей усиление произвола местных властей и офицеров гарнизона снижением денежного и хлебного. жалования солдатам. итог под влиянием Восстания Пётр приказал приостановить взимание. Затем Алексей принял другой план: рассчитывая на поддержку императора Карла VI (Алексей был женат на сестре императрицы), он бежал в 1717 г. в Вену, но в следующем году по настоянию Петра I был доставлен в Россию. В феврале 1718 года в Москве началось следствие по делу царевича Алексея, продолжившееся в марте в Петербурге, куда переехал царский двор. Официально царевич Алексей по решению суда в 1718 году был осужден на смертную казнь, но умер в заточении в Петропавловской крепости от апокалиптического удара. Дело царевича Алексея Петровича. – Объяснение отношений царевича к отцу из условий времени.
Тайное дело царевича Алексея
Влияние на мальчика оказывала его мать и её родственники, противники Петра I. Петр задумался о воспитание наследника, когда тому было уже 18 лет, и отправил его на обучение за границу. Царевич ненавидел все то, что делал его отец. Петр I был в ужасе от сложившейся ситуации, он считал, что сын не годится для продолжения его дела. Алексей просил у отца разрешения уйти в монастырь, но получил отказ. В 1716 году, юноша тайно бежит в Австрию, где просит покровительства у Карла VI.
Дело в том, что отец поощряет доносительство и не склонен считаться даже с тайной исповеди, поскольку считает «интересы государства» выше любых священных таинств. В голове же у царевича много мыслей совсем не благообразно-сыновних. А тут еще необходимость жениться на иноверке! За всеми этими тяготами до серьезной ли учебы! Царевич Алексей Петрович Поэтому, когда спустя несколько лет, уже после возвращения царевича в Россию, отец по своему обыкновению попытался проверить его успехи в черчении, тот был настолько перепуган, что не нашел ничего лучшего, как выстрелить себе в правую руку. Проще всего вслед за знаменитым историком С. Соловьевым воскликнуть: «В этом поступке весь человек! Царь был очень мало похож на рассудительного и справедливого властителя. Вспыльчивый и резкий, он был страшен в гневе и очень часто наказывал в том числе унизительными побоями , даже не вникая в обстоятельства дела. Алексей вырос безвольным? Но Петр и не потерпел бы рядом с собой ничьей воли, не подчиненной полностью и безраздельно его собственной! Он считал людей лишь послушными инструментами в своих руках, не обращая внимания на их желания и тем более чувства. Окружение великого преобразователя систематически приучалось не иметь «своего суждения»! По словам известного современного историка Е. Анисимова, «характерным для многих петровских сподвижников было ощущение беспомощности, отчаяния, когда они не имели точных распоряжений царя или, сгибаясь под страшным грузом ответственности, не получали его одобрений». Что говорить о сыне, по определению психологически зависимом от отца, когда такие сановники, как генерал-адмирал и президент Адмиралтейств-коллегии Ф. Апраксин, писали царю в его отсутствие: «…Истинно во всех делах как слепые бродим и не знаем, что делать, стала везде великая расстройка, а где прибегнуть и что впредь делать, не знаем, денег ниоткуда не везут, все дела становятся». Миф об отце и сыне Это острое ощущение «богооставленности» было лишь одним из проявлений того универсального мифа, который настойчиво создавался и утверждался Петром. Царь представлял себя не как реформатора ведь реформы предполагают преобразование, «улучшение» прошлого , а как создателя новой России «из ничего». Однако, лишившись символической опоры в прошлом, его творение воспринималось как существующее исключительно благодаря воле творца. Исчезнет воля — и величественное здание рискует рассыпаться в прах… Неудивительно, что Петр был одержим мыслями о судьбе своего наследия. Но каким должен быть наследник и душеприказчик творца? Современный исследователь имперской мифологии Ричард Уортман первым обратил внимание на поразительное противоречие между требованиями, которые Петр предъявлял Алексею — быть продолжателем его дела и самим существом этого дела: «Сын основателя не может сам стать основателем, пока не разрушит свое наследство»… Петр приказывал Алексею следовать своему примеру, но его пример — это пример разгневанного бога, чья цель — разрушение и созидание нового, его образ — это образ завоевателя, отвергающего все предшествующее. Приняв на себя роль Петра в мифе, Алексей должен будет дистанцироваться от нового порядка и овладеть тем же родом разрушительной силы». Вывод, который делает американский историк, совершенно закономерен: «Алексею Петровичу не было места в царствующем мифе». Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. Картина Н. Ге, 1871 На мой взгляд, такое место все же было. Но сюжет мифа отводил ему роль не верного наследника и продолжателя, а… жертвы, приносимой во имя прочности всего здания. Получается, что в некоем символическом смысле царевич был заранее обречен. Удивительно, но это обстоятельство очень тонко уловило народное сознание. В свое время фольклорист К. Чистов обнаружил потрясающий факт: фольклорные тексты о казни Петром царевича Алексея появляются за десятилетие до реальной казни и задолго до первых серьезных конфликтов отца и сына! Стоит заметить, что в традиционной мифологии самых разных народов наследник младший брат или сын бога-творца очень часто выступает в роли или неумелого подражателя, лишь извращающего смысл творения, или добровольно приносимой творцом жертвы. Библейские мотивы жертвоприношения сына можно считать проявлением этого архетипа. Эти соображения, разумеется, не означают, что жизнь царевича должна была закончиться именно так, как она закончилась. Любой миф — не жесткая схема, а, скорее, допускающая различные варианты развития «ролевая игра». Попробуем же проследить за ее перипетиями. Брак этот трудно было назвать счастливым. Принцесса и после переезда в Россию оставалась отчужденной и далекой иностранкой, не желавшей сближаться ни с мужем, ни с царским двором. Если Петр и рассчитывал, что она поможет ему наладить какое-то взаимопонимание с сыном и пробудит того от апатии, он просчитался. С другой стороны, немецкая принцесса оказалась вполне способна на то, что ожидалось от нее в первую очередь. В 1714 году у четы рождается дочь Наталья, после чего принцесса пишет Петру, что хотя она на этот раз и манкировала родить наследника, в следующий раз надеется быть счастливее. Сын будущий император Петр II действительно появляется на свет уже в 1715 году. Принцесса довольна и принимает поздравления, но вслед за тем состояние ее резко ухудшается и спустя десять дней после родов 22 октября она умирает. Царевич Алексей Петрович и Шарлотта Кристина София Брауншвейг Между тем уже через несколько дней первый сын родился и у жены царя Екатерины он умер в четырехлетнем возрасте. Младенца также назвали Петром. В результате единственный до того наследник — Алексей — перестал быть таковым. Надо сказать, что царевич, вернувшись незадолго до того в очередной раз из-за границы он лечился на водах в Карлсбаде , пребывал тогда в довольно странном положении. Он явно не вписывался в петербургскую жизнь, судя по всему, неизменно вызывал раздражение отца, от этого еще больше замыкался в себе и делал все невпопад. Немногочисленные поручения Петра старался выполнять буквально, но не проявлял при этом никакого воодушевления. В итоге царь, казалось, махнул на него рукой. Будущее рисовалось царевичу в мрачном свете.
Двое наследников для Екатерины были явно лишние. Среди историков распространена версия, что именно Екатерина оказала давление на Петра, вынудив его перейти к решительным мерам. Царь выдвинул Алексею условия: либо постричься в монахи, либо отправиться в военный поход. Понимая, что выбора нет, царевич тайком сбежал за границу. Два года он скрывался в Неаполе, мечтая, что смерть отца освободит ему место на троне. Но агенты Петра добрались до царевича и под страхом отцовского гнева вернули его домой. В России Алексея ждали царский гнев, допросы и пытки.
Смерть Алексея Петровича вызвала негодование генерал-аудитора, который считал, что старший сын Петра I не заслуживает гибели. За проявленное сочувствие по отношению к «непотребному сыну» монарха, а также за свои взгляды, осуждающие его кончину, Крейц был лишен своего воинского чина и содержался под арестом в Петербурге на протяжении четырёх лет 1718-1722 гг. Согласно указу государственной военной коллегии от 1722 г. По указу от 18 сентября 1727 г. Крейц был отправлен в ссылку в Тобольск. По решению сибирского губернатора в июне 1728 г. В октябре 1732 г. В мае 1734 г. Крейц написал письмо императрице Анне Иоанновне с просьбой о ходатайстве об освобождении и возвращении на Родину. Бывший генерал-аудитор указал в письме, в чём состояла причина его многолетней ссылки: «Вина моя в том состоит, что я некоторые слова говорил в ползу бывшаго крон принца царевича Алексея Петровича и Ево сына императора Петра Втораго…». В результате, благодаря ходатайству у императрицы бывший генерал-аудитор «прощён был». Реакцию на смерть царевича Алексея выражали и представители простонародья. Так, 17 сентября 1723 г. По их прибытии последовал расспрос каждого отдельно взятого колодника. Первоначально была расспрошена Марья Кузнецова, жена капрала. Согласно её показаниям, 8 сентября 1723 г. На вопрос Кузнецовой, что они говорили о царевиче, Слепцов утверждал, что разговаривали «о царевичевой смерти, как ево царь запытал и не своею ж смертию он упокойной царевич умер, галздуком де ево задавили, а как ево погребали на шее у него и галздук да и в камзоле лежит». Арина Матвеева, в свою очередь, молвила: «говорят же, что Ево, царевича, сам государь задавил». Слепцов также сообщал, что он поутру слышал разговор Марьи и Арины о кончине царевича, «как его тело лежало в Троицкой церкви» в золотом камзоле с перевитым вокруг шеи чёрным галстуком. В связи с противоречивыми и «непристойными» показаниями вышеупомянутых колодников по указу Тайной Канцелярии был организован следственный процесс, который сопровождался очными ставками, многочисленными расспросами и пытками. Согласно указу императора от 7 февраля 1724 г. Марье Кузнецовой «за ее… доказаныя… важных непристойных словах» полагалось выдать пятьдесят рублей и отправить обратно в полицмейстерскую канцелярию, в которой она пребывала по обвинению в воровстве. Тайная Канцелярия приняла решение, касающееся Марьи Кузнецовой, о том, чтобы «учинить ей, Марье, свободу», предварительно отправив промеморию об её освобождении в полицмейстерскую канцелярию. Таким образом, в простонародье вину в смерти Алексея приписывали монарху, что сопровождалось нелепыми слухами, носившими явно абсурдный характер. Так, столяр А. Меншикова Василий Королёк с уверенностью утверждал, что «государь царевича своими руками задавил кнутом до смерти…от того он, царевич, и умер…». Реакцию простого народа наглядно передает эпизод 1718-1719 гг. В июле 1718 г. Оставшись обедать в «Мартышке», он стал свидетелем одного примечательного разговора: владелец кабака Андрей Порошилов, бывший денщик графа Мусина-Пушкина, совместно с Ириной Ивановой, женой петербургского посадского человека, которая к тому же являлась товарищем Порошилова по откупу, и петербургским посадским человеком Егором Леонтьевым, братом Ивановой, обсуждали кончину «августейшего колодника». Каждый из собеседников по-своему осуждал поступок Петра по отношению к старшему сыну и проявлял сострадание к последнему. Так, владелец кабака утверждал: «…Ныне судьи неправедные, не право судят, а государь и сына своего не щадил. Какой он царь… сына своего, пытал из своих рук. Сам видел». Ирина Иванова воскликнула: «Он Антихрист! Посадский человек Егор Леонтьев подверг осуждению самодержца более обстоятельно: «Променял он, государь, большаго сына своего на меньшаго, на шведский дух… Да ныне господа хотят ухлопать его за неправду, потому что многую неправду в корне показал, весь народ его бранит». Поскольку укрывательство оскорбления царского имени так называемое «слово и дело» каралось смертью наряду с самим осквернением чести самодержца, Солтанов, будучи крестьянином светлейшего князя Меншикова, в 1719 г. В результате «извета» донесения — прим. Главное обвинение, предъявляемое к подследственным, зафиксировано в материалах дела следующим образом: осуждение государя и осведомление о пытке Алексея, вызвавшей сострадание к нему. По словам, Ирины Ивановой, владелец «Мартышки» Порошилов до такой степени проявил сострадание к Алексею, что плакал, когда узнал об его очередной пытке. Более масштабную реакцию народных масс, толковавших о кончине Алексея Петровича в общественных местах, наглядно передает Егор Леонтьев: «… а слышал на обжорном рынке: стояли в куче…всякие люди и меж собой переговаривали про кончину царевича и в том разговоре его государя бранили… и весь народ его государя за царевича бранит…». В результате 16 сентября 1719 г. В тот же день крестьянин Солтанов, выдавший осужденных, в качестве вознаграждения получил пятьдесят рублей из канцелярии. Отношение представителей церкви на смерть царевича Алексея зависело от того, какой статус в церковной иерархии занимал тот или иной представитель духовенства. Так, взгляды высшего духовенства, приближенного к государю, отличались противоречием. Подтверждением тому является «Рассуждение духовного чина о царевиче Алексее» от 18 июня 1718 г. Духовенство, исполняя просьбу монарха о вынесении объективного приговора его старшему сыну, с одной стороны, осуждало поступок Алексея, ссылаясь на пример сына Ноя. С другой стороны, представители церкви проводили параллель с блудным сыном, заслужившего прощание отца. Однако некоторые деятели церкви, занимавшие высокое положение в церковной иерархии, являлись сторонниками царевича, поскольку особые надежды он возлагал на духовенство, ущемленное царем изъятием из монастырских и епархиальных вотчин части доходов в пользу государства и возложением на монастыри обязанности содержать школы и инвалидов войны. Примечательно, что в окружение царевича Алексея входило весомое число представителей низшего духовенства. Смерть старшего сына государя вызвала у них резко негативное отношение к монарху: последнему приписывалось не только убийство сына, но и то, что сам царь не является настоящим государем. Так, монах Хутынского монастыря Ефим, взятый для допроса в Тайную Канцелярию, утверждал, что Пётр «не прямой царь и царевича своими руками убил». Игумен Брянского монастыря Петра и Павла в ответ на обнародование манифеста о смерти Алексея выразил резкую критику по отношению к манифесту в присутствии монахов и мирян: «Писать могут что угодно, а я за царевичем вины не знаю». Таким образом, смерть царевича Алексея Петровича оказала сильное влияние на общественные настроения; сочувствующих монаршему сыну было достаточно много. Реакция государственной элиты, в первую очередь самого самодержца была неоднозначной. Как государь, Петр, не объявил траур по осужденному за измену сыну, как отец, искренне переживал утрату. Следует выделить несколько особенностей реакции простонародья: во-первых, по своему содержанию она в значительной степени выражала проявление сострадания и сочувствия к царевичу; во-вторых, реакция порой сопровождалась распространением слухов о кончине Алексея, носивших подчас абсурдный характер; в-третьих, сострадание скончавшемуся царевичу граничило с критикой Петра I, неприязненным отношением к его поступкам по отношению к старшему сыну. Государственный аппарат предпринимал различные репрессивные меры по отношению к тем, кто проявлял сочувствие к Алексею или распространял какие-либо слухи о причинах его смерти и причастности к этому самого монарха, попутно поощряя доносчиков. Заключение «Петербургский розыск», главным фигурантом которого был старший сын государя, являлся уникальным явлением. Судьбу представителя царской династии решал Верховный суд из представителей государственных деятелей, который вынес царевичу смертный приговор. Розыск в Петербурге являлся не только предпосылкой династического кризиса и отражением семейного конфликта, но и выражением столкновения государственных интересов и оппозиционных сил. Петербургский этап следствия стал одним из значимых факторов становления российского абсолютизма, поскольку являлся примером превалирования интересов самодержавия над личными. На ход розыска в Петербурге, на трагический эпилог противостояния отца и сына колоссальное влияние оказала непосредственно сама Тайная Канцелярия, руководителем которой был Пётр Андреевич Толстой, сыграв одну из ключевых ролей в политическом процессе по делу Алексея Петровича и приняв деятельное участие в следствии и суде над ним. Несмотря на то, что розыскным делом в Петербурге фактически руководил граф П. Толстой, не следует умалять при этом роль в следственном процессе самого государя, поскольку формальным руководителем розыска был именно он. Огромная роль Петра в розыске проявилась в следующем: дело в том, что приговор Верховного суда из представителей светских и церковных деятелей может иметь легитимность и юридическую силу только с санкции самого самодержца.
Тайное дело царевича Алексея
Приговор министров, сенаторов, военных и гражданских чинов, за собственноручною подписью, по делу Царевича Алексея, 24 июня 1718 года. В 1712 году мыза Редкино была пожалована братьям Петру и Ивану Кикиным, братьям главы Адмиралтейства Александра Васильевича Кикина. Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея. Дело царевича Алексея Петровича. – Объяснение отношений царевича к отцу из условий времени. Дело царевича Алексея при Петре 1 кратко. Суть дела царевича Алексея сводится к обвинению в нерегулярной бунте против отца, царя Ивана Грозного. В то время Россия переживала непростые времена: междоусобицы, крестьянские восстания и политические интриги. В некоторых случаях люди целыми семьями объявляли себя потомками царской семьи (царевич Алексей + 1-2 сестры).
Правила комментирования
- Тёмное дело царевича Алексея | Исторические сюжеты
- Дело царевича Алексея. Алексей Петрович Романов: отказ от престола
- Чудом выживший цесаревич Алексей жил под Воронежем? — МОЁ! Плюс
- Дело царевича Алексея Петрович Романова презентация
- Миф о «непотребном сыне» и реальная жизнь царевича Алексея Петровича
Последний царевич. Сын Николая II заплатил за чужие грехи
Сам Устрялов наложил тяжелую руку на некогда боготворимого преобразователя». Перед выходом своей книги Устрялов отправился к профессору К. Арсеньеву, прежде читавшему русскую историю наследнику, чтобы «узнать у него наверное, как умер царевич»: «Я рассказал ему, - вспоминал потом Устрялов, - все как у меня написано, т. Арсеньев мне возразил: «Нет, не так. Когда я читал историю цесаревичу, потребовали из государственного архива документы о смерти царевича Алексея. Управляющий архивом принес бумагу, из которой видно, что царевич 26 июня 1718 в 8 часов утра был пытан в Трубецком раскате, а в 8 часов вечера колокол возвестил о его кончине». Это была запись в гарнизонной книге Санкт-Петербургской крепости. Последовательность событий кажется достаточно ясной: царевича пытали утром его последнего дня, уже после приговора, и он оттого скончался...
Казалось бы, все выяснилось. Один из рецензентов Устрялова восклицал, что «отныне процесс царевича поступил уже в последнюю инстанцию - на суд потомства». Но именно в 1858 г. Письмо появилось в Вольной типографии Герцена. Весной 1858 г. Согласно этому письму, Петр плакал, сетовал на Алексея, но заявил: «Не хощу поругать царскую кровь всенародною казнию; но да совершится сей предел тихо и неслышно, якобы ему умерети от естества предназначенного смертию. Идите и исполните...
Толстой, утешая царевича, сказал: «Государь яко отец, простил тебе все прегрешения и будет молиться о душе твоей, но яко монарх, он измен твоих и клятвы нарушения простить не мог, прими удел свой, яко же подобает мужу царския крови и сотвори последнюю молитву об отпущении грехов своих». Но царевич того не слушал, а плакал и хулил его Царское Величество, нарекал детоубийцей. А как увидели, что царевич молиться не хочет, то, взяв его под руки, поставили на колени, и один из нас, кто же именно, от страха не помню, говорит за ним: «Господи! В руцы твои предаю дух мой! Он же, не говоря того, руками и ногами прямися и вырваться хотяще. Тогда той же, мню, яко Бутурлин рек: «Господи! Упокой душу раба твоего Алексия в селении праведных, презирая прегрешения его, яко человеколюбец!
Как и следовало ожидать, вокруг письма Румянцева вскоре закипели баталии. Первым высказался Устрялов. Он объявил документ подложным. Доводы историка были не лишены основания; он нашел в письме несколько неточностей и несообразностей. Кое-какие сподвижники Алексея, упомянутые в этом письме от 27 июля 1718 г. Наконец, одним из самых серьезных аргументов Устрялова было то, что письмо это распространилось совсем недавно, то есть в середине XIX в. Действительно, все известные его списки относятся примерно к концу 1840- началу 1850-х годов.
Где же пролежал этот документ почти полтора столетия, почему о нем никто прежде не слыхал? Новейшая подделка, заключил Устрялов, и это его заявление чрезвычайно не понравилось либеральной и революционной публицистике, враждебно относившейся к консервативному историку. В начале 1860 года ему отвечали два знаменитых русских журнала: «Русское слово», где уже начал печататься юный Писарев, и «Современник», который тогда вели Чернышевский, Добролюбов и Некрасов. В «Русском слове» выступил молодой историк Михаил Семевский. Семевский был в то время деятельным тайным корреспондентом герценовской печати. Скорее всего именно он передал Герцену румянцевское письмо. Полемика Семевского с Устряловым поэтому как бы защищала и честь заграничной публикации.
Впрочем, дальнейшие исследования подтвердили скорее правоту Устрялова. Как бы то ни было, «Дело о царевиче Алексее», несмотря на использование его материалов историками, продолжает вызывать у историков вопросы. Историографию проблемы и оставшиеся неразрешенными вопросы изложил Н. Интересна в этом смысле книга «Непотребный сын: Дело царевича Алексея Петровича». СПб, 1996. В сборнике представлены различные литературные версии, исторические документы, мнения историков, зачастую противоречащие друг другу, которые повествуют о трагической судьбе и загадочной смерти старшего сына Петра Великого. После изложенного краткого историографического обзора мы перейдем к изложению следующих аспектов этого дела, в оценке которых различные историки расходятся во мнениях: причин, по которым возникло само дело, то есть противостояние отца и сына; сам ход дела и обстоятельства смерти царевича; и, наконец, мнения историков относительно последствий этого дела, повлекшего за собой смену порядка престолонаследия и смерть легитимного наследника.
Причины противостояния Петра и Алексея Противостояние отца и сына, Петра и Алексея, правителя и наследника, родилось из различных взглядов на дальнейшее развитие страны. Во все Петр I вкладывал присущую ему кипучую энергию и размах, но преобразовательная и реформаторская деятельность Петра у многих слоев наслеения вызывала недовольство и сопротивление. Против него выступали реакционные ревнители старины - бояре, стрельцы, значительная часть духовенства. Среди его противников оказался и родной сын от первой жены, Евдокии Лопухиной, царевич Алексей. Бестужев-Рюмин в 1882 году. По мнению историка, «симпатия царевича к приверженцам старины, питаемая не только его психологической склонностью, но культивируемая и поддерживаемая враждебным Петру окружением, тоже служила источником напряженности между отцом и сыном. До тех пор, пока не стоял вопрос о наследстве - наследовании трудам и помыслам отца, еще возможен был компромисс и попытки найти общий язык и примирение.
В сыне он не видел - и не мог видеть - наследника, последователя, продолжателя своего дела. Противоположность целей, установок, ценностей, мотивов, стремлений - то, что составляет основу конфликта в информационном метаболизме, - многократно умножалась делением общества на два лагеря - противников преобразований и сторонников реформ, каждый из которых вносил свою лепту в развитие этого конфликта и приближал его трагическую развязку». Погодин, написавший книгу «Царевич Алексей Петрович. По свидетельствам вновь открытым», несколько иначе видел причины конфликта. Он считал, что сам царевич отнюдь не был бездарью и разгильдяем: «Царевич был любознателен: от путевой расходной его собственноручной книжки мы видим, что во всех городах, где он останавливался, покупал почти прежде всего книги и на значительные суммы Книги эти были не одного духовного содержания, но и исторические, литературные, карты, портреты, осматривал везде достопримечательности». По мнению М. Погодина, главная вина в конфликте - Петра, его непедагогичное и жестокое отношение к сыну.
Это неласковое отношение отца к сыну имело трагические последствия: «Осторожность, скрытность, боязнь видные в письмах Алексея, свидетельствуют не только о холодных, но даже враждебных отношениях у сына с отцом. В одном письме царевич называет благополучным временем то, когда отец уедет».
Того для изволите приказать того иеромонаха в Москве сыскать и об оном ему и другим учителем [297] сказать, чтоб они впред ни к кому меж себя о таких неприличных им делах не писали, за что могут истязаны быть жестоко. Слуга ваш Петр Толстой. Июль, 19 день, 1718. В Санкт-Петербурге".
В приложенной при письме копии написано было следующее: "При настоящем письме в цыдуле к архиерею Киевскому монах Гедеон Вишневский от 4 Апреля 1717 года из Москвы по-латине пишет: Ведомости. Его Величество Алексей Петрович, отпустив весь двор свой к Москве, поехал с государства. Сказывают, что был в Вене и в Риме. А куда заподлинно поворотил, или где обретается, по сие время неизвестно. Войска Российские отвсюду собираются к границам своим, для того, что зимовая их станция вельми досадна была в Померании и Мекленбургии. Пристань Ревельскую, великим коштом Царским сделанную, волнение морское мало не всю разбило, при которой шесть кораблей оторвало.
Преосвященный Рязанский по сие время обретается в Москве, который чрез два месяца уже зело болен есть. Пречестному отцу Прокоповичу назначено в Псковскую епископию, хотя в живых еще и первый старый архиерей, который из Пскова в село недалече, хотя и отъехал, однакож от епископии отлучиться весьма не хочет, хотя и повторный уже указ есть Царского Величества, что быть ему на митрополии Сибирской". На первый взгляд может показаться, что в приведенной "цыдуле" нет ничего особенного и ничего такого, что могло бы быть "неприличным" для лиц духовного звания. В "цыдуле" сообщаются достоверные сведения и приводятся слухи, действительно ходившие в [298] то время в обществе. Здесь нет ни лжи, ни сознательного обмана, ни обнаружения государственных тайн. Повидимому, не было никаких оснований считать эту "цыдулю" предосудительною.
Но если принять во внимание тогдашнее настроение Петровского правительства, если припомнить всю остроту неприязни между Петром и духовенством, которая особенно была заметна в это именно время, то для нас станет понятным подозрительное отношение следственной власти к "цыдуле" иеромонаха Гедеона Вишневского. Его дело в течении целого слишком столетия окружено было тайною. Оно хранилось в архиве 1-го баталиона Преображенского полка, и его открыл князь С. Воронцов, когда командовал этим баталионом.
В присутствии царя Алексей заявил, что не только хотел возбудить восстание во всей России, но что если царь захотел бы уничтожить всех соучастников его, то ему пришлось бы истребить все население страны. Верхновный суд, состоявший из министров, сенаторов, военных и гражданских чинов в количестве 127 человек, вынес свое решение. После вынесения приговора у Алексея могла оставаться еще последняя надежда.
Судьи заканчивали сентенцию обращением к царю подвергнуть приговор «милосердному рассмотрению». Под приговором имеются подписи всех участвующих в судебном процессе, кроме фельдмаршала Б. Шереметевы, который находился в Москве в связи с тяжелой болезнью. Приговор 24 июня не положил конец мучениям царевича Алексея.
Приняв на себя роль Петра в мифе, Алексей должен будет дистанцироваться от нового порядка и овладеть тем же родом разрушительной силы». Вывод, который делает американский историк, совершенно закономерен: «Алексею Петровичу не было места в царствующем мифе». Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе.
Картина Н. Ге, 1871 На мой взгляд, такое место все же было. Но сюжет мифа отводил ему роль не верного наследника и продолжателя, а… жертвы, приносимой во имя прочности всего здания. Получается, что в некоем символическом смысле царевич был заранее обречен. Удивительно, но это обстоятельство очень тонко уловило народное сознание. В свое время фольклорист К. Чистов обнаружил потрясающий факт: фольклорные тексты о казни Петром царевича Алексея появляются за десятилетие до реальной казни и задолго до первых серьезных конфликтов отца и сына!
Стоит заметить, что в традиционной мифологии самых разных народов наследник младший брат или сын бога-творца очень часто выступает в роли или неумелого подражателя, лишь извращающего смысл творения, или добровольно приносимой творцом жертвы. Библейские мотивы жертвоприношения сына можно считать проявлением этого архетипа. Эти соображения, разумеется, не означают, что жизнь царевича должна была закончиться именно так, как она закончилась. Любой миф — не жесткая схема, а, скорее, допускающая различные варианты развития «ролевая игра». Попробуем же проследить за ее перипетиями. Брак этот трудно было назвать счастливым. Принцесса и после переезда в Россию оставалась отчужденной и далекой иностранкой, не желавшей сближаться ни с мужем, ни с царским двором.
Если Петр и рассчитывал, что она поможет ему наладить какое-то взаимопонимание с сыном и пробудит того от апатии, он просчитался. С другой стороны, немецкая принцесса оказалась вполне способна на то, что ожидалось от нее в первую очередь. В 1714 году у четы рождается дочь Наталья, после чего принцесса пишет Петру, что хотя она на этот раз и манкировала родить наследника, в следующий раз надеется быть счастливее. Сын будущий император Петр II действительно появляется на свет уже в 1715 году. Принцесса довольна и принимает поздравления, но вслед за тем состояние ее резко ухудшается и спустя десять дней после родов 22 октября она умирает. Царевич Алексей Петрович и Шарлотта Кристина София Брауншвейг Между тем уже через несколько дней первый сын родился и у жены царя Екатерины он умер в четырехлетнем возрасте. Младенца также назвали Петром.
В результате единственный до того наследник — Алексей — перестал быть таковым. Надо сказать, что царевич, вернувшись незадолго до того в очередной раз из-за границы он лечился на водах в Карлсбаде , пребывал тогда в довольно странном положении. Он явно не вписывался в петербургскую жизнь, судя по всему, неизменно вызывал раздражение отца, от этого еще больше замыкался в себе и делал все невпопад. Немногочисленные поручения Петра старался выполнять буквально, но не проявлял при этом никакого воодушевления. В итоге царь, казалось, махнул на него рукой. Будущее рисовалось царевичу в мрачном свете. Он тяготился сложившимся положением и, как любой не очень сильный характером человек, уносился мыслями в другую реальность, где Петра не существовало.
Ждать смерти отца, даже желать ее — страшный грех! Но когда глубоко верующий Алексей признался в нем на исповеди, он вдруг услышал от духовника Якова Игнатьева: «Бог тебя простит, и мы все желаем ему смерти». Оказалось, что его личная, глубоко интимная проблема имела и иное измерение: грозный и нелюбимый отец был еще и непопулярным государем. Сам же Алексей автоматически превращался в объект надежд и упований недовольных. Казавшаяся никчемной жизнь вдруг обрела какой-то смысл! Разные европейцы Вопреки распространенным представлениям Петр и его политика вызывали недовольство не только реакционных «приверженцев старины». Тяжело приходилось не только народу, изнемогавшему от поборов и не понимавшему ни целей бесконечных войн, ни смысла многочисленных нововведений и переименований.
Духовенство с негодованием относилось к попранию традиционных ценностей и распространению на церковь жесткого государственного гнета. Представители элиты бесконечно устали от постоянных перемен и все новых обязанностей, возлагаемых на них царем, оттого, что нет и уголка, где можно было бы укрыться от беспокойного властителя и перевести дух. Однако всеобщий протест был как будто скрыт под спудом, проявляясь лишь в глухом ропоте, потаенных разговорах, темных намеках и неопределенных слухах. Ни на какие конкретные действия при жизни Петра недовольные были просто не способны. В эту атмосферу и погрузился царевич. Да, порой протест против того, что делал Петр, приобретал форму «борьбы за традиции». Но он не сводился к отрицанию европейских ценностей хотя бы потому, что Европа не была чем-то единообразным и внешним по отношению к России.
Интерес к европейской культуре в различных ее формах был свойствен отнюдь не только Петру, и проявился он не в конце XVII века, а раньше. Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Оба они являлись европейцами, но разными европейцами». Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало.
Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России. Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы.
Процесс. Суд над царевичем Алексеем Петровичем
В 1714 году у четы рождается дочь Наталья, после чего принцесса пишет Петру, что хотя она на этот раз и манкировала родить наследника, в следующий раз надеется быть счастливее. Сын будущий император Петр II действительно появляется на свет уже в 1715 году. Принцесса довольна и принимает поздравления, но вслед за тем состояние ее резко ухудшается и спустя десять дней после родов 22 октября она умирает. Царевич Алексей Петрович и Шарлотта Кристина София Брауншвейг Между тем уже через несколько дней первый сын родился и у жены царя Екатерины он умер в четырехлетнем возрасте. Младенца также назвали Петром.
В результате единственный до того наследник — Алексей — перестал быть таковым. Надо сказать, что царевич, вернувшись незадолго до того в очередной раз из-за границы он лечился на водах в Карлсбаде , пребывал тогда в довольно странном положении. Он явно не вписывался в петербургскую жизнь, судя по всему, неизменно вызывал раздражение отца, от этого еще больше замыкался в себе и делал все невпопад. Немногочисленные поручения Петра старался выполнять буквально, но не проявлял при этом никакого воодушевления.
В итоге царь, казалось, махнул на него рукой. Будущее рисовалось царевичу в мрачном свете. Он тяготился сложившимся положением и, как любой не очень сильный характером человек, уносился мыслями в другую реальность, где Петра не существовало. Ждать смерти отца, даже желать ее — страшный грех!
Но когда глубоко верующий Алексей признался в нем на исповеди, он вдруг услышал от духовника Якова Игнатьева: «Бог тебя простит, и мы все желаем ему смерти». Оказалось, что его личная, глубоко интимная проблема имела и иное измерение: грозный и нелюбимый отец был еще и непопулярным государем. Сам же Алексей автоматически превращался в объект надежд и упований недовольных. Казавшаяся никчемной жизнь вдруг обрела какой-то смысл!
Разные европейцы Вопреки распространенным представлениям Петр и его политика вызывали недовольство не только реакционных «приверженцев старины». Тяжело приходилось не только народу, изнемогавшему от поборов и не понимавшему ни целей бесконечных войн, ни смысла многочисленных нововведений и переименований. Духовенство с негодованием относилось к попранию традиционных ценностей и распространению на церковь жесткого государственного гнета. Представители элиты бесконечно устали от постоянных перемен и все новых обязанностей, возлагаемых на них царем, оттого, что нет и уголка, где можно было бы укрыться от беспокойного властителя и перевести дух.
Однако всеобщий протест был как будто скрыт под спудом, проявляясь лишь в глухом ропоте, потаенных разговорах, темных намеках и неопределенных слухах. Ни на какие конкретные действия при жизни Петра недовольные были просто не способны. В эту атмосферу и погрузился царевич. Да, порой протест против того, что делал Петр, приобретал форму «борьбы за традиции».
Но он не сводился к отрицанию европейских ценностей хотя бы потому, что Европа не была чем-то единообразным и внешним по отношению к России. Интерес к европейской культуре в различных ее формах был свойствен отнюдь не только Петру, и проявился он не в конце XVII века, а раньше. Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Оба они являлись европейцами, но разными европейцами».
Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало.
Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России. Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы. Таким образом, наибольшее неприятие вызывало у него все то, что касалось образа Петра как завоевателя, покорителя и созидателя «нового мира», куда вход царевичу оказался заказан. Новая столица закономерно воспринималась как средоточие этого мира, и все с ним связанное флот, Северная война, налоги, шедшие в основном именно на строительство Петербурга и войну вызывало его неприятие.
Тем самым царевич действительно готовился сыграть роль «созидателя наоборот», обратную символической роли отца. Во что именно могло вылиться очередное «переименование всего», если бы он оказался на троне, сказать сложно, но, как показал опыт последующих царствований, едва ли речь могла всерьез идти о реальном, а не символическом отказе от достигнутого и возврате к мифической «московской старине». Примечательно, что большинство крупных деятелей, которые выражали сочувствие Алексею, не были и не могли быть сторонниками какой-либо традиционалистской «реакции». Как и у самого царевича, в их жизни и мировоззрении было слишком много «неотменимо нового».
Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить некоторых из них: блестяще образованный рязанский митрополит Стефан Яворский , выходец с Украины, считавшийся на Руси «иноземцем», крупный военачальник, фельдмаршал граф Б. Шереметев, сенатор князь Д. Голицын, позже прославившийся стремлением ограничить самодержавие, его брат, блестящий полководец и будущий фельдмаршал князь М. Голицын, сенатор и глава Военного комиссариата князь Я.
Долгорукий, известный своей смелостью и неподкупностью, его родственник, военачальник и государственный деятель князь В. Долгорукий, сенатор и родственник самого царя граф П. Апраксин, сенатор М. Самарин, московский губернатор Т.
Стрешнев, сенатор граф И. Это был цвет петровской элиты! Перечисляя некоторые из этих имен, С. Соловьев приводит только две возможные причины их недовольства: засилье «выскочек» типа Меншикова и женитьба царя на безродной «чухонке» Екатерине.
Но Меншиков в описываемое время уже во многом утратил свое влияние, а относительно Екатерины тот же В.
Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. Картина Н. Ге, 1871 На мой взгляд, такое место все же было.
Но сюжет мифа отводил ему роль не верного наследника и продолжателя, а… жертвы, приносимой во имя прочности всего здания. Получается, что в некоем символическом смысле царевич был заранее обречен. Удивительно, но это обстоятельство очень тонко уловило народное сознание. В свое время фольклорист К.
Чистов обнаружил потрясающий факт: фольклорные тексты о казни Петром царевича Алексея появляются за десятилетие до реальной казни и задолго до первых серьезных конфликтов отца и сына! Стоит заметить, что в традиционной мифологии самых разных народов наследник младший брат или сын бога-творца очень часто выступает в роли или неумелого подражателя, лишь извращающего смысл творения, или добровольно приносимой творцом жертвы. Библейские мотивы жертвоприношения сына можно считать проявлением этого архетипа. Эти соображения, разумеется, не означают, что жизнь царевича должна была закончиться именно так, как она закончилась.
Любой миф — не жесткая схема, а, скорее, допускающая различные варианты развития «ролевая игра». Попробуем же проследить за ее перипетиями. Брак этот трудно было назвать счастливым. Принцесса и после переезда в Россию оставалась отчужденной и далекой иностранкой, не желавшей сближаться ни с мужем, ни с царским двором.
Если Петр и рассчитывал, что она поможет ему наладить какое-то взаимопонимание с сыном и пробудит того от апатии, он просчитался. С другой стороны, немецкая принцесса оказалась вполне способна на то, что ожидалось от нее в первую очередь. В 1714 году у четы рождается дочь Наталья, после чего принцесса пишет Петру, что хотя она на этот раз и манкировала родить наследника, в следующий раз надеется быть счастливее. Сын будущий император Петр II действительно появляется на свет уже в 1715 году.
Принцесса довольна и принимает поздравления, но вслед за тем состояние ее резко ухудшается и спустя десять дней после родов 22 октября она умирает. Царевич Алексей Петрович и Шарлотта Кристина София Брауншвейг Между тем уже через несколько дней первый сын родился и у жены царя Екатерины он умер в четырехлетнем возрасте. Младенца также назвали Петром. В результате единственный до того наследник — Алексей — перестал быть таковым.
Надо сказать, что царевич, вернувшись незадолго до того в очередной раз из-за границы он лечился на водах в Карлсбаде , пребывал тогда в довольно странном положении. Он явно не вписывался в петербургскую жизнь, судя по всему, неизменно вызывал раздражение отца, от этого еще больше замыкался в себе и делал все невпопад. Немногочисленные поручения Петра старался выполнять буквально, но не проявлял при этом никакого воодушевления. В итоге царь, казалось, махнул на него рукой.
Будущее рисовалось царевичу в мрачном свете. Он тяготился сложившимся положением и, как любой не очень сильный характером человек, уносился мыслями в другую реальность, где Петра не существовало. Ждать смерти отца, даже желать ее — страшный грех! Но когда глубоко верующий Алексей признался в нем на исповеди, он вдруг услышал от духовника Якова Игнатьева: «Бог тебя простит, и мы все желаем ему смерти».
Оказалось, что его личная, глубоко интимная проблема имела и иное измерение: грозный и нелюбимый отец был еще и непопулярным государем. Сам же Алексей автоматически превращался в объект надежд и упований недовольных. Казавшаяся никчемной жизнь вдруг обрела какой-то смысл! Разные европейцы Вопреки распространенным представлениям Петр и его политика вызывали недовольство не только реакционных «приверженцев старины».
Тяжело приходилось не только народу, изнемогавшему от поборов и не понимавшему ни целей бесконечных войн, ни смысла многочисленных нововведений и переименований. Духовенство с негодованием относилось к попранию традиционных ценностей и распространению на церковь жесткого государственного гнета. Представители элиты бесконечно устали от постоянных перемен и все новых обязанностей, возлагаемых на них царем, оттого, что нет и уголка, где можно было бы укрыться от беспокойного властителя и перевести дух. Однако всеобщий протест был как будто скрыт под спудом, проявляясь лишь в глухом ропоте, потаенных разговорах, темных намеках и неопределенных слухах.
Ни на какие конкретные действия при жизни Петра недовольные были просто не способны. В эту атмосферу и погрузился царевич. Да, порой протест против того, что делал Петр, приобретал форму «борьбы за традиции». Но он не сводился к отрицанию европейских ценностей хотя бы потому, что Европа не была чем-то единообразным и внешним по отношению к России.
Интерес к европейской культуре в различных ее формах был свойствен отнюдь не только Петру, и проявился он не в конце XVII века, а раньше. Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Оба они являлись европейцами, но разными европейцами». Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом.
Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало. Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России.
Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы. Таким образом, наибольшее неприятие вызывало у него все то, что касалось образа Петра как завоевателя, покорителя и созидателя «нового мира», куда вход царевичу оказался заказан. Новая столица закономерно воспринималась как средоточие этого мира, и все с ним связанное флот, Северная война, налоги, шедшие в основном именно на строительство Петербурга и войну вызывало его неприятие.
Петр остался недоволен тоном царевича, который ссылается на свою неспособность и ничего не говорит о неохоте что-либо делать, и не поверил его отказу от наследства, велел возвращаться, чтоб был перед глазами: «… ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии». Петр всерьез опасался, что монашество сына может оказаться уловкой, и существуют свидетельства, что друг царевича Кикин как-то раз образно выразился, что клобук «не гвоздем на голове прибит». В конце сентября 1716 г. Алексей Петрович получил письмо, в котором Петр требовал ответа, намерен ли он приняться за дело или хочет поступить в монастырь.
Тогда царевич привел в исполнение свое давнишнее намерение и бежал за границу; по совету Меншикова он взял с собой Афросинью, чем, конечно, еще более прогневил отца. В ноябре Алексей Петрович явился в Вене к вице-канцлеру Шенборну и просил у цесаря защиты от несправедливости отца. Император собрал совет, и было решено дать царевичу убежище; с 12 ноября до 7 декабря он пробыл в местечке Вейербург, а затем был переведен в тирольский замок Эренберг, где скрывался под видом государственного преступника. Несколько недель спустя после бегства Алексея Петровича из России начались розыски; русский резидент в Вене Веселовский получил от Петра приказание принять меры к открытию местожительства царевича. В начале апреля 1717 г. Веселовский передал императору Карлу VI письмо Петра с просьбой, если его сын находится в пределах империи, прислать его к нему «для отеческого исправления». Перед нескольким временем, получа от нас повеление, дабы ехал к нам, дабы тем отвлечь его от непотребного жития и обхождения с непотребными людьми, прибрав несколько молодых людей, с пути того съехав, незнамо куда скрылся, что мы по сё время не могли уведать, где обретается.
Того ради просим вашего величества, что ежели он в ваших областях обретается тайно или явно, повелеть его к нам прислать, дабы мы его отечески исправить для его благосостояния могли... Вашего цесарского величества верный брат. Из Амстердама в 20-й день декабря 1716». Граф П. Толстой, приехавший за ним с А. Румянцевым, обещал выхлопотать разрешение жениться на Афросинье и жить в деревне. Это обещание ободрило царевича, а письмо Петра от 17 ноября, в котором он обещал простить его, совершенно успокоило и обнадежило в счастливом исходе дела: «… того б ради послушал нашего родительского увещания, возвратился к нам, а мы ему тот поступок простим и примем его, паки в милость нашу, и обещаем его содержать отечески во всякой свободе и довольстве, без всякого гнева и принуждения.
Буде же к тому весьма он не склонится, объявить ему именем нашим, что мы за такое преслушание предадим его клятве отеческой и церковной... Они встретились с царевичем, обещали отцово прощение, подкупили всех вокруг, вплоть до вице-короля Неаполя, запугали Алексея, что непременно будет убит, если не вернется, запугали и уговорили повлиять на царевича его любовницу Евфросинью. Наконец, все австрийские власти были запуганы угрозою военного вторжения войск Петра — и в результате 4 октября 1717 г. Алексей пишет отцу: «Всемилостивейший государь батюшка!.. Надеяся на милостивое обещание ваше, полагаю себя в волю вашу, и с присланными от тебя, государь, поеду из Неаполя на сих днях к тебе, государю, в Санктпитербурх. Всенижайший и непотребный раб и недостойный называться сыном Алексей». На последней австрийской станции их все же догнал посланец Карла VI, чтобы в последний раз уяснить, добровольно ли возвращается царевич.
Толстой был недоволен этим допросом, отвечал холодно. Алексей подтвердил, что возвращается добровольно... Ему было обещано прощение и дано разрешение после отречения вести частный образ жизни в своих имениях. Однако сразу же после отречения от престола царь потребовал от сына назвать имена людей, которые ему помогали и сочувствовали. В обнародованном манифесте об отречении прощение царевича ставилось в зависимость от того, назовет ли Алексей имена своих сторонников. После тайной беседы отца с сыном начались аресты. В застенках Тайной канцелярии оказалось более 130 человек, многие из которых входили в знаменитую плеяду «птенцов гнезда Петрова».
В начале февраля 1718 г. Кикина, некогда одного из любимцев Петра I, адмиралтейц-советника Санкт-Петербургского адмиралтейства. В 1713—1716 гг. Кикин фактически возглавлял группировку, сложившуюся вокруг Алексея в петербургский период его жизни. Одновременно с кикинским розыском в Москве проводился розыск, связанный с именем матери царевича Алексея — Евдокии Федоровны Лопухиной, в иночестве Еленой. В 1698 г. Царь сразу же заподозрил свою бывшую супругу в крамольных связях с сыном.
В исторической литературе принято считать, что суздальский розыск является составной частью кикинского то есть розыска по делу царевича Алексея в период его пребывания в Москве. Сохранившийся комплекс документов, относящихся к суздальскому розыску, по мнению С. Ефимова, не позволяет сделать такого вывода. Лопухина, но безуспешно. Царевич был слишком напуган своим быстрым на расправу отцом. В письмах своему духовнику Якову Игнатьеву Алексей не только запрещает любые контакты с Е. Лопухиной, но даже запрещает ему ездить в Суздаль и его окрестности к родственникам и друзьям.
Перед вынесением приговора Петр запрашивал мнение советников: «Прошу вас, дабы истинно суд вершили, чему достойно, не флатируя мне от французского flatter - льстить, угождать. Судьи опросили представителей разных групп и сословий. Царю предлагалось избрать ту часть, «куда рука божья тебя клонит». Гражданские же чины порознь объявили единогласно и беспрекословно, что царевич достоин смертной казни. Приговор подписали 127 человек — первым Александр Меншиков, затем генераладмирал граф Апраксин, канцлер-граф Гаврило Головкин, тайный советник князь Яков Долгорукий. Из крупных приближенных Петра не подписал приговор только фельдмаршал Шереметев.
А раз так, пусть приговор вынесут другие люди, которые могут осудить царевича как изменника. Но духовные власти неохотно приступили к этому делу: сколько лет самодержец не спрашивал их мнения, а тут вдруг потребовал совета, чтобы их устами осудить собственного сына.
Потому архиереи ответили уклончиво: привели цитаты из Ветхого Завета о наказании непокорного сына, а также слова Иисуса Христа, советовавшего простить блудного сына. Однако гражданские судьи объявили, что обязаны выполнить свой долг: невзирая на то, что царевич — сын их всемилостивейшего правителя, допросить его «по принятой форме и с необходимым розыском». Смерть Первая пытка продолжались больше 12-ти часов, но новых показаний от него добиться не удавалось. В другой раз царевичу дали 15 ударов кнутом, на другой день — еще 9. Не стерпев мучений, он даже оговорил себя, будто просил у цесаря войско, чтобы отнять у отца престол. Но в этих показаниях следствие уже не нуждалось, и гражданские чины единогласно объявили, что царевич достоин смертной казни. Приговор подписали 127 человек, и первой стояла подпись А. Узнав о приговоре, царевич впал в беспамятство, но придя в себя, начал вновь просить у отца прощение.
Получив на рассмотрение приговор Верховного суда, царь не торопился ни утвердить его, ни отвергнуть. Он сам продолжил допросы и еще два дня ходил в Трубецкой бастион. Согласно официальной версии, «рассуждение такой печальной смерти столь сильно в сердце его царевича Алексея — ред. Тело царевича Алексея выставили у церкви Святой Троицы, и народ допустили к целованию руки покойного. Погребение проходило согласно высокому сану покойного. Тело было положено в богато украшенный гроб, который накрыли черным бархатом и парчовым покрывалом. Правда, на панихиду 30 июня никто из присутствующих по царскому велению не надел траур. Погребли царевича в соборной церкви Святых Петра и Павла.
Но сразу же после погребения начали распространяться слухи, что царевич скончался после пытки, в которой будто бы принимал участие сам царь; другие считали что он умер от волнения и т. Резидент австрийского императора Плейер вначале известил Вену, что царевич умер от апоплексического удара, но уже на следующий день сообщал, что узника тайно обезглавили — не то топором, не то мечом — и что в крепость привозили какую-то женщину пришивать убитому голову. Голландский резидент де Би сообщал, что царевичу сделали насильственное кровопускание до полной потери крови. Свидетельства очевидца В «Русской старине» август 1905 год было напечатано письмо А. Се час наступил, да великую мне и государству услугу сделать; оный зловредный Алексей, его же сыном и царевичем срамлюся называти, презрев клятву, перед Богом данную, скрыл от нас большую часть своих преступлений и общенников, которые в другом разе в скверном его умысле на престол наш пригодятся… Мы, праведно негодуя за такое нарушение клятвы, над ним суд нарядили и тамо открыли многие и премногие злодеяния, о коих нам и в помышление придти не могло. Суд тот, праведно творя… его царевича достойно к понесению смертной казни осудил. Не хочу поругать царскую кровь всенародною казнею, но да совершится сей предел тихо и неслышно, якобы его умрети от естества, предназначенного смертию. Обаче совесть на душу налегла, да не умрет без молитвы.