Новости тотальная война геббельс

Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. Главная» Новости» Выступление геббельса о тотальной войне. По мнению Людендорфа, тотальная война — это военный конфликт, в котором страна-участник использует все доступные ресурсы и методы, чтобы одолеть противника. Геббельс воспользовался выступлением в «Спортпалаце» 18 февраля 1943 г. для изложения программы «тотальной войны».

Геббельс (О тотальной войне. Часть 1)

Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха Ложь тем отличается от правды, что непременно становится явью. Правда с нами. И светит она как свет во тьму, и тьма не победит ее.
Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры.
Goebbels' 1943 Speech on Total War Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед.
Нацистская пропаганда в конце войны 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну.
Telegram: Contact @kbrvdvkr Йозеф Геббельс Враги Речь Вы хотите тотальной войны на немецком.

Тень Геббельса. Что такое «тотальная война»?

Оратор говорил точнее, в основном кричал 1 час 49 минут; за это время он похудел на 3 кг. В своем дневнике, не предназначенном для посторонних глаз, рейхсминистр назвал свою речь «часом идиотизма» и цинично признал, что если бы он предложил заведенному им залу выпрыгнуть из окон с третьего этажа, сидящие в зале не задумываясь сделали бы это. Речь Геббельса — это прежде всего реакция Третьего рейха на разгром Красной армией 330-тысячной группировки вермахта под Сталинградом. В советский плен были взяты 91 тыс. Это было крупнейшее военно-политическое поражение рейха за всю Вторую мировую войну. Флаги со свастикой по всей стране были приспущены.

Под траурный марш Рихарда Вагнера из оперы «Гибель богов» Третий рейх символически хоронил свою 6-ю армию, павшую на берегах далекой русской реки Волги. За несколько дней до завершения Сталинградской битвы, на январской 1943 года конференции союзников в марокканской Касабланке президентом США Франклином Рузвельтом был впервые провозглашен принцип безоговорочной капитуляции нацистской Германии и ее сателлитов. В начале 1943 года нацистская верхушка убедилась, что после разгрома армий Роммеля при Эль-Аламейне и Паулюса в Сталинграде искусственно поддерживать относительно сытную жизнь немцев в тылу за счет разграбления завоеванных стран и подконтрольных территорий , равно как и скрывать от немецкого народа растущие потери и поражения на фронтах, стало невозможно. Перед гитлеровским рейхом замаячила перспектива поражения во Второй мировой войне. Чтобы попытаться переломить ход войны в свою пользу, нацистское руководство вынуждено было резко ужесточить внутреннюю политику и перейти к мобилизационной экономике.

Следовало срочно подготовить страну к «новой реальности», в которой немцам придется гибнуть от сокрушительных ударов русских «сталинских органов» и налетов англо-американских «летающих крепостей», но продолжать усиленно работать в тылу и стойко сражаться на фронтах. При этом надо было отвести народное недовольство от гитлеровского режима. Так родилась пропагандистская идея использовать последний резерв — объявить под руководством нацистской партии тотальную войну. Доведя 18 февраля 1943 года публику до исступления, Геббельс стал выкрикивать риторические вопросы: — Хотите ли вы тотальной войны? Хайль Гитлер!!!

Закончил свое представление Геббельс истошным криком: — Воспрянь, народ, и пусть грянет буря! В Германии в понятие «тотальная война» вкладывали иной смысл. Этот термин принадлежал кайзеровскому генералу пехоты Эриху Людендорфу. В конце Первой мировой войны Людендорф совместно с генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом составлял дуумвират — военную диктатуру, которая де-факто правила Германией. В Веймарской республике Людендорф считался автором «легенды об ударе ножом в спину», объяснявшей поражение Германии в Первой мировой войне «предательством социал-демократов и евреев».

В 1935 году в Мюнхене вышла в свет книга Людендорфа «Тотальная война», в которой престарелый генерал пришел к выводу, что к началу XX века война из «сражения армий» перешла в «сражение наций» — тотальную войну. Для победы в ней необходимо, с одной стороны, мобилизовать все материальные и человеческие ресурсы собственной нации, а с другой — подорвать дух противника, заставив население противоборствующей страны требовать от своих властей прекращения военного конфликта. Однако реакционер и милитарист Людендорф относился к выскочке-ефрейтору Гитлеру, чудесным образом ставшим рейхсканцлером, без должного почтения. В 1935 году Людендорф отказался принять от Гитлера звание генерал-фельдмаршала и был исключен из властных кругов. В 1943 году Геббельс, воспользовавшись термином Людендорфа, наполнил понятие «тотальная война» дополнительным содержанием.

По его представлениям, НСДАП в тотальной войне должна была мобилизовать все ресурсы Германии и оккупированных территорий. Рейх превращался в военный лагерь. Каждый мужчина, которого можно было заменить на его рабочем месте в тылу, должен был быть отправлен на фронт. Экономика рейха полностью переориентировалась на военные нужды — производство вооружений, военной техники, амуниции. Совместным усилением пропаганды и террора следовало побороть пораженческие и антигитлеровские настроения на фронте и в тылу.

По Геббельсу, главная угроза рейху и в 1943 году по-прежнему исходила от евреев и большевиков: «Позади приближающихся советских дивизий мы видим еврейские отряды по уничтожению, а позади них — террор, призрак массового голода и полную анархию. Международное еврейство — это дьявольская разлагающая закваска, которая получает циничное удовлетворение от того, что она ввергает мир в глубочайший хаос и разрушает древние культуры, в создании которых она не принимала никакого участия. Мы также осознаем нашу историческую ответственность. Двухтысячелетняя западная цивилизация в опасности. Переоценить опасность просто невозможно… Цель большевизма — всемирная еврейская революция.

Они хотят ввергнуть рейх и Европу в хаос, используя последующие за этим безнадежность и отчаяние, чтобы установить свою международную, скрывающуюся за маской большевизма капиталистическую тиранию… В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах — под личиной плутократического капитализма. Евреи — специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-хозяева, парализуя их волю к сопротивлению. Крики из зала: «Мы испытали это на себе! Европе грозит смертельная опасность...

Еврейство в очередной раз предстает как воплощение зла, проворный демон разложения и носитель международного хаоса, разрушающего культуру. Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам.

У власти Коллаж.

Но вскоре ему сделали поистине королевский подарок. Для него было создано целое новое Министерство пропаганды, совмещавшее также обязанности народного просвещения. Не в последнюю очередь появление целого министерства для нужд пропаганды объяснялось убеждением многих нацистов, что поражение в Первой мировой было вызвано не только "предательством социал-демократов и евреев", но и неудачами военной пропаганды. Гитлер был убеждён, что союзники переиграли Германию на пропагандистском поле боя, и больше не был намерен повторять старых ошибок.

Геббельс не имел дивизий, не руководил влиятельными спецслужбами, но именно он стал одной из ключевых фигур нацистской Германии, потому что именно он создавал её облик. Практически все знаменитые пиар-акции, с которыми ассоциируется Германия того периода, были либо непосредственной инициативой Геббельса, либо были организованы при его участии. Сожжение книг "вредных авторов", бойкот еврейских магазинов, создание культа Хорста Весселя, выставка "дегенеративного искусства" — все эти пиар-акции были организованы при непосредственном участии рейхсминистра. Геббельс сплёл паутину, в которую вовлёк все сферы культурной деятельности.

Музыканты, скульпторы, живописцы, режиссёры, писатели, сценаристы, поэты, журналисты — все они теперь находились под строгим контролем Геббельса. Региональные радиостанции были сведены в единую имперскую сеть. По настоянию рейхсминистра было развёрнуто массовое производство дешёвых радиоприёмников, чтобы каждый немец имел возможность слышать выступления самого Геббельса и, конечно, фюрера. Он не уставал выступать с речами и постепенно превратился в главного оратора партии, поскольку Гитлер, занятый государственными делами, уже не мог часто выступать.

Геббельс очень тщательно готовился к выступлениям, оттачивал жесты и позы перед зеркалом, чтобы добиться максимального контакта с аудиторией. Речи он всегда писал сам. Главная хитрость Геббельса заключалась в дозированности пропаганды. Он прекрасно понимал, что, если "облучать" граждан пропагандой с утра до ночи, они очень скоро перестанут её воспринимать.

Поэтому значительная часть продукции — как в кинематографе, так и на радио — носила развлекательный характер. Задача Геббельса усложнилась после первых признаков грядущих неудач. В 1943 году союзники начали совершать налёты на территорию Германии и подвергать бомбардировкам города. А в Сталинграде погибла целая армия — неслыханное дело за три с половиной года войны.

Ответом на катастрофическое поражение под Сталинградом стала эффектная речь. Почти двухчасовое яростное выступление Геббельса, транслировавшееся в прямом эфире по радио, по сей день считается одним из самых известных выступлений ХХ века. Геббельс призывал немцев к тотальной войне. Сам рейхсминистр, будучи неглупым человеком, задолго до 1945 года понял, что война проиграна.

Но, чтобы сохранить боевой дух немцев, щедро кормил их сказками о чудо-оружии, которое вот-вот будет создано и обеспечит рейху победу в войне. После покушения на Гитлера в 1944 году Геббельс получил новые полномочия. Гитлер наконец принял концепцию тотальной войны и назначил его уполномоченным по тотальной мобилизации. Задачей Геббельса было дать фронту максимальное количество солдат, а военной промышленности — максимальное количество рук.

Во главе государства Коллаж. Война была проиграна, и это понимал даже Гитлер, отличавшийся особым упрямством. Старые верные соратники понемногу начали отрекаться от некогда любимого фюрера. Геринг попытался взять на себя руководство при живом Гитлере и был лишён всех постов.

Гиммлер попытался за спиной Гитлера заключить сделку с союзниками, а когда это не удалось, переоделся в солдатскую форму и бежал. Геббельс же остался верен вождю и никуда не бежал. Только сетовал на то, что в последние дни рейха фюрера окружали жалкие и ничтожные люди. За свою верность он был вознаграждён постом главы государства.

Сегодняшние пропаган доны дисты и в подметки не годятся этому гордому обладателю титула — глашатай дьявола. Однако прошу, поймите меня правильно, я не столько восхищаюсь талантами Геббельса, сколько сочувствую всем тем бедолагам, которые поверили величайшему пропагандисту всех времён и народов и по его воле отправились умирать на поля общемировой бойни. Давайте сегодня постараемся абстрагироваться от персоналий и поговорим именно о пропаганде в последние дни Третьего рейха как таковой. Ну а поскольку Геббельс является ключевой фигурой для понимания ситуации целиком, не упомянуть его я не могу, уж извините. Итак, если не можешь победить — попробуй напугать! Принцип, которым руководствуются все представители животного царства и пропаганда. Начиная с лета 43-го, немцам пытались привить «силу через страх», т. Учитывая изрядное количество ходивших по территории Германии фото, видео и устных свидетельств о происходивших на восточном фронте ужасах, поверить в неотвратимость возмездия от русских было не сложно. Страх подпитывался не только внутри, но и снаружи. В ноябре 1943 года западная печать сообщила о требовании Советского Союза предоставить в его распоряжение после войны 1 млн германских рабочих сроком на пять лет для восстановления разрушений.

Это заявление было настоящим подарком для Геббельса, он даже написал об этом в своем дневнике: «Подобные требования - наилучший материал для нашей пропаганды. Они очень глубоко впечатляют немцев. Любая мать и жена проклянет саму мысль о том, что ее сын или муж останется после войны в Советском Союзе на принудительных работах. Чтобы избежать такой участи, немцы будут сражаться до последнего вздоха! Несмотря на ежедневные бомбежки, немцы не считали англо-американские войска угрозой большей, чем большевики, в глазах населения они выглядели скорее как достойные противники, люди высокой морали и хорошего чая, такие точно не отправят тебя в Гулаг. Для Геббельса это было проблемой, приходилось объяснять населению, что они должны страшиться «западных оккупантов» не меньше, чем «восточных варваров» и что Черчилль и Рузвельт танцуют под дудку ну или под трубку, тут уж как хотите Сталина. Небольшой спойлер: сколько вермахт не корми, он все равно на запад смотрит «Для немцев нет более ужасной участи, чем попасть в лапы большевиков! А вообще это, пожалуй, тема для отдельной статьи - как, почему и куда именно бежали немцы и нацистские преступники.

Да это абсурд, но в ситуации когда все полимеры пролюблены, на него, родимого, только и остается уповать. Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи по типу Сталинграда, отыскивая даже в поражении какие-либо положительные стороны. Да мы отступили, но фронт-то сократился, а значит, нам будет легче. Серьезно, я даже не утрирую, вот пожалуйста вам цитата: «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену. Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время». Да, абсолютный! Но в ситуации когда ужасный враг у ворот, а у вас одна винтовка на троих только это и остается. Полное, тотальное и беспросветное отчаяние толкает людей на крайности. Находясь в подобных, безвыходных ситуациях, начинаешь хвататься за каждую соломинку, будь хоть трижды атеистом, но находясь в бункере рейхсканцелярии под огнем русских орудий — поверишь во что угодно, даже в мистику. И Геббельс поверил. В те «последние» дни, усиленно шла пропаганда через историческую параллель. Вот, дескать, Берлин в осаде, русские идут, и мы почти проиграли как в 1762-м, но ведь Гитлер он же как Фридрих великий, он обязательно победит, надо только чтобы кто-нибудь из руководителей вражеского лагеря умер и тогда вся игра перевернется. Ха, и вы знаете, таки да, умрет Рузвельт — американский президент. Правда сказка не продлится долго, 20 апреля день рождения Гитлера карета превратится в снаряды русских пушек, что уже чуть ли не прямой наводкой бьют по фюрербункеру, а соратники величайшего злодея в истории человечества начнут разбегаться кто куда, лишь бы подальше от тонущего корабля. Радостные представители фольксштурма Фантазиям о великой исторической миссии Третьего рейха не суждено было сбыться. Однако Геббельс отличился, он в отличии он многих других не покинул своего «бога» а остался с ним для того чтобы и дальше своими сладкими речами утешать, обреченных на смерть бойцов фолькштурма, которыми он руководил лично и жителей Берлина. Чем мрачнее и безнадежнее выглядела реальность, тем с большим красноречием рисовал он волшебные картины будущего, ожидающего и Германию, и всю Европу.

Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)

Заградительные отряды на месте чинили суд над каждым, кто не проявил необходимой стойкости в бою, веры в национал-социализм и победу Архив МО, ф. Устинов Д. А, Громыко А. Воениздат М. И это было действительно так. Чему свидетелем как Е.

Катукова, супруга «1-го танкиста» страны, так и вся 1-я гв. Ведь немцы не просто грозились физически уничтожить всех малодушных своих сограждан, но и вершили над ними многочисленные безжалостные расправы, воскресив в памяти деяния таинственной фем: «Сзади линейных войск стояли эсесовские части, и если кто-то отступал без приказа, их просто расстреливали или вешали на деревьях, чему мы были свидетелями. И вот какого возраста пушечное мясо было брошено тогда Гитлером на верную свою смерть: «Когда фронт приблизился к границам Германии, мобилизация коснулась и детских лагерей. С марта 1944 года многие из подростков были направлены в учебные лагеря Гитлеръюгенда, СС и вермахта, где их участь в качестве пушечного мяса была предрешена» [63] Кнопп Г. Причем, уже и из них мало кто остался в живых.

Что вполне естественно. Каждый второй воспитанник элитных школ погиб» [63] Там же, с. То есть даже среди тех, кто не достигнув солдатского возраста Германии, в то время уже 16 лет, и не закончив своего учебного учреждения, произвел попытку своими телами на какое-то время приостановить губительное русское наступление. Так что и в этой среде, то есть среди 12—15-летних, потери немцев, уже перед самым их концом, были просто катастрофические. Но не всем им «посчастливилось» получить в свою голову русскую пулю.

Уничтожались не только дезертиры. Спекулянты, распространители слухов, люди, запасавшиеся продовольствием, и даже те, кто, сменив адрес, не уведомил об этом гауляйтера, также находились под угрозой смертной казни» [13] Гарт Б.

Правду о Холокосте нацисты пытались скрывать и от собственного народа в тылу.

Наконец, третий тезис был самым важным. Так как Германия оказалась перед лицом смертельной опасности, то единственный выход — тотальная война. К этому призывал и развёрнутый над трибуной огромный транспарант: «Тотальная война — наикратчайшая война!

Она подразумевала сокращение отсрочек и «броней» для мужчин и внедрение трудовой повинности для женщин. В качестве популистской меры Геббельс заявил о закрытии баров, клубов, дорогих ресторанов и салонов красоты. Были произнесены проклятия в адрес «немногих бездельников и уклонистов».

Прозвучало сравнение ситуации начала 1943 г. Затем произошла кульминация.

Вследствие этого мы вынуждены в течение нескольких тяжелых дней скрывать от народа истинную картину». Они стоят насмерть… Приблизительное определение советской боеспособности было ошибочно и ввело нас в заблуждение». Видимо, ряд отечественных авторов и пропагандирующие их труды российские СМИ до сих пор верят официальной геббельсовской пропаганде и твердят о разгроме Красной Армии в первые месяцы войны и ее паническом отступлении. Автор же этих утверждений, Геббельс, не принимал всерьез сочиненную им чушь. Когда 9 октября 1941 г. Он кричал о «немыслимой безответственности» и о «грубейшей пропагандистской ошибке» за всю войну.

Он запретил печатать речь Дитриха в газетах и передавать ее по радио. На следующий день Геббельс высказал более осторожную оценку: «Сегодняшние сражения, которые ведутся на центральном и южном направлении в России, предопределили исход кампании. Однако это нельзя понимать как окончание войны». В октябре Геббельс провел совещание пропагандистов и журналистов. Рисс писал: «Он объяснил им, какие требования они обязаны неукоснительно выполнять: их репортажи должны быть максимально реалистичными, ничто не должно приукрашиваться, никакие трудности, с которыми сталкиваются войска, не должны затушевываться. Он ставил задачу заставить население в тылу понять, что значит идти вперед по крови и грязи, что значит вспыхнувший от вражеского снаряда танк, что значит голод и трескучие русские морозы. Он требовал от своих людей очистить свои репортажи от показного героизма, ему нужна более или менее правдивая картина тяжелой войны». Геббельс нервничал.

У него открылась язва желудка. Он страдал от бессонницы и вызывал среди ночи массажиста, чтобы массаж успокоил его. Вопреки запрету Гитлера он вылетел в его ставку, где предложил развернуть массированную пропагандистскую кампанию на оккупированных советских территориях. Гитлер отослал Геббельса к Розенбергу, но тот снисходительно заявил, что он знает, как обращаться с русскими. Узнав о начале советского контрнаступления под Москвой, Геббельс не скрывал тревоги. В циркуляре для пропагандистов он писал: «Потери на фронте невозможно восполнить». В одной из своих статей он утверждал: «Сегодня у немецкого народа есть шанс — самый большой, но в то же время последний… Победа принесет всем нам процветание, а поражение — гибель всему народу». Геббельс обратился к населению Германии сдавать теплые вещи.

В этом обращении он признавал, что тыловые службы не смогли обеспечить германские войска подходящей одеждой. Геббельс писал: «Но наш фронт в тылу поможет спасти своих отцов и сыновей от жестокой зимы.

Полная мобилизация общества обеспечила бы новое значение для НСДАП, которая с 1933 года на государственном уровне все сильнее теряла свое влияние на вермахт, органы государственного управления и СС. Она одна обладает «необходимой инициативой и даром импровизации» для того, чтобы полностью использовать последний резерв сил немецкого народа. Главный лозунг пропаганды, доминировавшей с этих пор в Третьем рейхе, висел в дворце спорта над трибуной Геббельса: «Тотальная война — самая короткая война». Но сработало ли послание пропаганды? Фетшер в этом сомневался, приводя хорошие аргументы: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии». На самом деле показатели, например, оборонной промышленности не указывают на то, что 18 февраля 1943 года был существенным поворотным моментом.

Кстати, это признавал и сам Геббельс: 17 месяцев спустя, 18 июля 1944 года, он послал Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации. Он понял, что одной только пропаганды недостаточно. Неделю спустя Гитлер назначил своего министра пропаганды еще и «имперским уполномоченным по тотальной военной мобилизации». Это назначение еще сильнее увеличило влияние Геббельса и превратило его в могущественнейшего человека во внутренней политике; он уже давно этого желал. Теперь он занялся тем, чтобы фактически взять на себя управление: «Я бы объединил в круг примерно десять человек, все из которых являются солидными фигурами, и с ними я бы стал править, то есть осуществлять внутриполитическое руководство», — диктовал он своему секретарю. Но в хаосе последних девяти месяцев войны он уже не смог реализовать свой план. Он остался на том же уровне, что и Шпеер, Гиммлер и начальник партийной канцелярии Мартин Борман.

Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)

В дневниках рассматривается первое применение «нового секретного оружия» — крылатых бомб Фау-1, а также подготовка к боевому использованию баллистических ракет Фау-2. Геббельс упоминает о предложениях Японии об установлении сепаратного мира между Германией и Советским Союзом при ее посредничестве. Обстоятельно рассмотрены бои на Восточном фронте с последующим крушением фронта группы армий «Центр».

Операторам было дано указание снимать в первую очередь восторженные лица. Гёббельса слушали 15 тысяч заранее тщательно отобранных партийных функционеров, чиновников, военных, передовиков "Трудового фронта", активистов нацистских молодежных, женских, творческих организаций. В зале сидели рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер, генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Фриц Заукель, жена Геббельса Магда и их старшие дочери Хельга и Хильде. Выступление главного пропагандиста рейха транслировалось по радио на всю Германию.

Оратор говорил — точнее, в основном кричал — 1 час 49 минут, за это время он похудел на 3 кг. В личном дневнике Гёббельс назвал свою речь "часом идиотизма" и цинично признал, что если бы он предложил заведённому им залу выпрыгнуть из окон с третьего этажа, сидящие в зале не задумываясь сделали бы это. Слово "Сталинград" прозвучало через несколько минут после начала речи. Он расчётливо вселял в слушателей страх. За наступающими советскими войсками явственно виделись "еврейские ликвидационные команды", вместе с которыми воцарятся террор, страшнейший голод и полнейшая европейская анархия. С особым упором он объявил, что нужно покончить с щепетильностью и жеманством".

Первый вопрос звучал следующим образом: "я могу по праву сказать: те, кто сегодня передо мной сидит, — это срез всего немецкого народа, представленного на фронте и во всем отечестве. Это так? Да или нет? Затем последовали десять вопросов, каждый из которых был провокационнее другого. Четвёртый вопрос Гёббельса, произнесенный им неистовым голосом, с тех пор стал неотделим от восприятия его личности: "хотите ли Вы тотальной войны? Хотите ли Вы её, если надо, тотальнее и радикальнее, чем мы её себе можем представить?

На самом ли деле четвёртый вопрос вызвал в зале самую бурную реакцию, доподлинно неизвестно. Но это уже неважно, поскольку самый действенный эффект был достигнут именно благодаря грамотному монтажу. Истощённый и вместе с тем счастливый Гёббельс после выступления отправился в свою резиденцию у Бранденбургских ворот. После этого Гёббельс постоянно убеждал Гитлера предоставить ему больше полномочий в управлении военной экономикой.

Нужно работать до тех пор, пока не будет выполнена вся работа. Таково требование войны.

Если фюрер может так работать, то государственные служащие тем более. Недопустимо, что некоторые мужчины и женщины неделями отдыхают на курортах и в санаториях, отнимая места у солдат в увольнении или у рабочих, имеющих право на отпуск после года тяжелого труда. Это недопустимо, и этому нужно положить конец. Война — не время для развлечений. Пока она не закончится, мы будем находить самое глубокое удовлетворение в работе и битве. Тех, кто этого не понимает сам, нужно научить это понимать, а если необходимо — заставить.

Для этого могут понадобиться самые жесткие меры… Задача состоит в том, чтобы освободить солдат для фронта, а рабочих — для военной промышленности. Это первоосновные цели, пусть даже они будут достигнуты за счет уровня нашей общественной жизни. Это не означает, что наш уровень жизни будет постоянно снижаться. Это всего лишь средство для достижения цели — тотальной войны… Наши враги заявляют, что немецкие женщины не в состоянии заменить мужчин в военной экономике. Это может быть справедливо для определенных областей, требующих тяжелого труда. Но я убежден, что немецкая женщина полна решимости занять место, оставленное мужчиной, ушедшим на фронт, причем сделать это как можно скорее.

Нам нет нужды указывать на пример большевизма. Годами миллионы лучших немецких женщин успешно работали на военном производстве, и они с нетерпением ждут, чтобы к ним присоединились и остальные женщины, чтобы им помочь. Все те, кто присоединяется к работе, тем самым всего лишь приносят соответствующую благодарность тем, кто сражается на фронте. Сотни тысяч женщин уже присоединились, и сотни тысяч присоединятся в будущем. Мы надеемся в скором времени освободить армии рабочих, которые, в свою очередь, освободят армии солдат, сражающихся на фронте… Настало также время спросить у женщин, имеющих прислугу, действительно ли она им необходима... Жить в комфорте мы сможем после того, как выиграем войну.

Сейчас же мы должны жертвовать нашим комфортом ради победы… Я с презрением отвергаю вражеское заявление, согласно которому мы подражаем большевизму. Мы не хотим подражать большевизму — мы хотим его победить, какие бы средства для этого ни понадобились... Я решительно отвергаю обвинение в том, что наши меры уничтожат средний класс или приведут к монопольной экономике. После войны средний класс вернет себе свои экономические и социальные позиции. Нынешние же меры необходимы для военной экономики. Их цель — не изменить структуру экономики, а всего лишь выиграть войну как можно быстрее… Я обращаюсь сейчас ко всему немецкому народу и, в частности, к партии как руководителю тотализации нашей внутренней военной экономики.

Это не первая серьезная задача, с которой вы столкнулись. И, чтобы с ней справиться, вы должны привнести сюда традиционный революционный натиск. Вам придется иметь дело с ленью и праздностью, которые время от времени могут проявляться. Правительство издало общие директивы и в предстоящие недели издаст дополнительные директивы. О мелких вопросах, не затрагиваемых в этих директивах, должен позаботиться народ под руководством партии. Для каждого из нас превыше всего стоит один нравственный закон: не делать ничего, что вредит военной экономике, и делать все, что приближает победу».

День спустя он записал в своем дневнике: «Вчерашняя речь Геббельса. Блестящая впечатляющая речь, вызвавшая народный восторг. Десять вопросов к немецкому народу в библейской торжественности, все это было похоже на большой, колоссальный спектакль, глубину, трагизм и значение которого, пожалуй, вряд ли кто-то из присутствующих мог осознать». Более полувека спустя доктор Фетшер, профессор политологии, подверг речь Геббельса научному анализу. Ученый пришел к выводу, что Геббельс преследовал четыре цели: во-первых, он хотел преодолеть пораженческие настроения, которые охватили немцев после катастрофы вермахта под Сталинградом. Во-вторых, сделать популярным лозунг тотальной войны, сплотить фронт и тыл в единый военный лагерь и мобилизовать все силы нации на войну.

В-третьих, обращение Геббельса было попыткой указать нейтральным государствам и противникам войны на Западе на угрозу большевизма. В-четвертых, но прежде всего, Геббельс хотел укрепить свое собственное положение среди нацистского руководства. Главный вывод Фетшера: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же, как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии». Геббельс хотел убедить Гитлера предоставить ему больше полномочий в управлении военной экономикой. Однако Гитлер, несмотря на возражения своих министров, еще не был готов перевести всю экономику на рельсы тотальной войны. Но уже было поздно.

День спустя он записал в своем дневнике: «Вчерашняя речь Геббельса. Блестящая впечатляющая речь, вызвавшая народный восторг. Десять вопросов к немецкому народу в библейской торжественности, все это было похоже на большой, колоссальный спектакль, глубину, трагизм и значение которого, пожалуй, вряд ли кто-то из присутствующих мог осознать». Более полувека спустя Фетшер, в то время уже вышедший на пенсию профессор политологии, посвятил той речи Геббельса отдельную книгу. Она вышла в 1998 году и, хотя уже давно ее можно найти только у букинистов, но и 20 лет спустя ее все еще стоит прочитать.

По результатам анализа Фетшера 1922-2014 , своей речью Геббельс преследовал четыре цели: во-первых, он хотел преодолеть смену настроения, которое охватило немецкое население после катастрофы под Сталинградом. Во-вторых, он хотел сделать популярным лозунг «тотальная война», который должен был мобилизовать народ на еще большие усилия в войне. В-третьих, длившееся 109 минут обращение было попыткой указать нейтральным государствам и противникам войны на Западе на угрозу большевизма. В-четвертых, и прежде всего, Геббельс хотел укрепить свое собственное положение среди нацистского руководства, потому что его оттеснили на второй план шеф СС Генрих Гиммлер Heinrich Himmler и особенно исполнявший в течение года обязанности рейхсминистра вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер Albert Speer. Среди них были такие знаменитости, как актер Генрих Георге Heinrich George , но также, очевидно, и заранее подготовленные клакеры и подстрекатели.

Например, они ликовали, когда Геббельс оглашал четвертый из десяти своих риторических вопросов: «Хотите ли вы тотальную войну? Если потребуется, хотите ли вы более тотальную и радикальную войну, чем мы ее можем сегодня представить? Впервые в Германии эту идею во время Первой мировой войны озвучил Эрих Людендорф Erich Ludendorff , который с 1916 по 1918 год в должности генерал-квартирмейстера верховного командования армией был действительно весьма влиятельным человеком в империи.

Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха

Газетные «утки» не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна». Геббельс рекомендовал распространять слухи: «Мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время». В ней говорилось: «События на Крите убедительно показывают, что в ограниченном морском пространстве эффективность действий люфтваффе ничуть не ниже, а то и выше, чем у морского флота, даже, если бой ведется в неблагоприятных условиях. Корабли теряют свое превосходство, и море становится кладбищем… Сегодня британцы взволнованно обсуждают падение Крита.

Поставьте на место Крита Англию, и вы поймете, в чем причины их беспокойства… Фюрер сам произнес замечательные слова о том, что отныне больше нет островов… Если бы два месяца тому назад мы сказали мистеру Черчиллю, что в начале июня завладеем Критом, он бы только посмеялся, не удостоив нас ответом. Однако сегодня Крит в наших руках. Если же сегодня мы скажем ему, что произойдет через два месяца, он опять рассмеется в ответ, но потом ему придется паковать чемоданы и бежать». Была разыграна постановка с целью создать впечатление, будто этой статьей Геббельс проговорился и выдал заветные планы.

Через два часа после того, как номер «Фёлькишер беобахтер» поступил в продажу, его стали конфисковывать в киосках агенты гестапо. Геббельс лично опровергал слухи о подготовке нападения на СССР. Он заявлял журналистам: «Я знаю, господа, что некоторые из вас думают, что мы готовимся к войне с Россией, но я должен заявить вам ответственно, что на самом деле мы намерены продолжить сражение с Англией. Вторжение необходимо и неминуемо.

Прошу вас, стройте свою работу сообразно с моими словами». Жертвами этой дезинформации становились и советские разведчики. Филиппов сообщал в Москву в июне: «Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться завтра… Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться… выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны».

Об этом же шла речь в донесении разведгруппы Харро Шульце — Бойзена из Берлина, в котором говорилось, что «началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к пакту трех». В ночь с 21 на 22 июня Геббельс собрал руководителей своих отделов и сообщил им о том, что должно было произойти через несколько часов. Им не разрешалось покидать здание и пользоваться телефоном. Через несколько часов после пресс-конференции Риббентропа, на котором было объявлено о начале войны против Советского Союза, Геббельс лично зачитал по радио обращение Гитлера в этой связи.

В инструкциях говорилось: «Вопрос о важности большевистского государства как источника продовольствия и промышленного сырья для Германии не обсуждать и даже не затрагивать… Война ведется не против народов страны большевиков, а против еврейского большевизма и тех, кто его представляет… Еврейско-большевистские главари нарушили договор… Необходимо обращать внимание на неоднократные усилия фюрера, направленные на поиски мира, и на его долготерпение по отношению к постоянным нарушениям договора большевиками». Однако как человек, знакомый с русской культурой и внимательно изучавший советскую систему, в своем дневнике он достаточно трезво оценивал перспективы войны с СССР. Он также понимал, что, благодаря его пропаганде, немцы не знали правды о войне в России.

Над президиумом висел огромный лозунг: "Тотальная война — самая короткая война". В разных местах зала были расположены кинокамеры. Операторам было дано указание снимать в первую очередь восторженные лица. Гёббельса слушали 15 тысяч заранее тщательно отобранных партийных функционеров, чиновников, военных, передовиков "Трудового фронта", активистов нацистских молодежных, женских, творческих организаций. В зале сидели рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер, генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Фриц Заукель, жена Геббельса Магда и их старшие дочери Хельга и Хильде. Выступление главного пропагандиста рейха транслировалось по радио на всю Германию. Оратор говорил — точнее, в основном кричал — 1 час 49 минут, за это время он похудел на 3 кг. В личном дневнике Гёббельс назвал свою речь "часом идиотизма" и цинично признал, что если бы он предложил заведённому им залу выпрыгнуть из окон с третьего этажа, сидящие в зале не задумываясь сделали бы это. Слово "Сталинград" прозвучало через несколько минут после начала речи. Он расчётливо вселял в слушателей страх. За наступающими советскими войсками явственно виделись "еврейские ликвидационные команды", вместе с которыми воцарятся террор, страшнейший голод и полнейшая европейская анархия. С особым упором он объявил, что нужно покончить с щепетильностью и жеманством". Первый вопрос звучал следующим образом: "я могу по праву сказать: те, кто сегодня передо мной сидит, — это срез всего немецкого народа, представленного на фронте и во всем отечестве. Это так? Да или нет? Затем последовали десять вопросов, каждый из которых был провокационнее другого. Четвёртый вопрос Гёббельса, произнесенный им неистовым голосом, с тех пор стал неотделим от восприятия его личности: "хотите ли Вы тотальной войны? Хотите ли Вы её, если надо, тотальнее и радикальнее, чем мы её себе можем представить? На самом ли деле четвёртый вопрос вызвал в зале самую бурную реакцию, доподлинно неизвестно. Но это уже неважно, поскольку самый действенный эффект был достигнут именно благодаря грамотному монтажу.

В одной из своих статей он утверждал: «Сегодня у немецкого народа есть шанс — самый большой, но в то же время последний… Победа принесет всем нам процветание, а поражение — гибель всему народу». Геббельс обратился к населению Германии сдавать теплые вещи. В этом обращении он признавал, что тыловые службы не смогли обеспечить германские войска подходящей одеждой. Геббельс писал: «Но наш фронт в тылу поможет спасти своих отцов и сыновей от жестокой зимы. Если у вас дома есть какие-то теплые вещи, отправьте их на фронт». Это обращение вызвало недовольство военачальников. Они считали, что сбор теплых вещей будет шоком для страны. Однако Геббельс добивался именно такого эффекта. Своим сотрудникам он говорил: «Я привел людей в шок, когда сказал им, катастрофа неминуема, если они не начнут тотчас же действовать… Я привел весь народ в состояние шока, и люди, осознав опасность, застыли, как парализованные. Затем загремел наш призыв: «Сдавайте теплую одежду! Но испуг уже прошел! Геббельс попытался повторить операцию по дезинформации советского руководства. После того, как Гитлер сообщил ему о планах наступления к Волге и Кавказу, Геббельс сообщил своим помощникам: «Начинаем бить в барабаны. Пусть все поверят, что группа армий «Центр» скоро будет задействована в решающем прорыве на Москву. А потом, когда мы убедим противника, что так оно и будет, мы внезапно нападем с юга. Днем я пошлю в издательства за доктором Кригом, расскажу о наших планах и отправлю на Балканы. Криг человек общительный и болтливый, его стараниями все узнают, что мы готовим наступление на Москву». Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом подействовал на Геббельса отрезвляюще. В своей статье «Горький урок», опубликованной 7 февраля 1943 г. Геббельс воспользовался выступлением в «Спортпалаце» 18 февраля 1943 г. Свое выступление Геббельс начал словами: «Сталинград был и остается великим тревожным знаком Судьбы германского народа! Геббельс обращался не только к присутствующим. По словам Шпеера, Геббельс фактически «умолял Запад помнить об опасности, которая угрожала всей Европе с Востока». Шпеер считал, что эта тема позволяла Геббельсу «дополнить чисто военную политику Гитлера внешнеполитическими усилиями… В это время Геббельс стремился занять пост министра иностранных дел.

После катастрофы под Сталинградом нацистский министр пропаганды Геббельс произнес печально известную речь, в которой он объявил «тотальную войну». За этим скрывался расчет, в первую очередь касавшийся его персоны. Публика отвечала неистовым ликованием. Но чего на самом деле добивался Геббельс этой речью? Свен Келлерхофф Эту картину видели бесчисленное количество раз: широкий круг берлинского дворца спорта, плотно заставленный сиденьями, ряд за рядом заполненный мужчинами и женщинами, в основном одетыми в униформу. Широкий подиум с тремя свастиками, позади могущественный орел партии, повернувший голову вправо, который в своих когтях держит еще одну свастику в лавровом венке. Над подиумом огромная надпись: «Тотальная война — самая короткая война». Так выглядели кулисы, возможно, важнейшей речи, которую когда-либо произносил гитлеровский рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс; по крайней мере, эта его речь является самой известной. Эти неоднократно показанные в «Дойче Вохеншау» Deutsche Wochenschau кадры решающим образом повлияли на представление о нацистской пропаганде. Но чего же на самом деле добивался Геббельс своей речью? Зачем он приложил такие усилия для создания картины абсолютного восторга публики? В тот четверг среди слушателей сидел 21-летний солдат по имени Иринг Фетшер Iring Fetscher. День спустя он записал в своем дневнике: «Вчерашняя речь Геббельса.

Как Геббельс заново изобрёл искусство пропаганды и заставил немцев хотеть войны

Скачать бесплатно Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год в качестве 4к (2к / 1080p). Добавить в мою библиотеку. Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944). Призыв Геббельса всем подняться на «тотальную» войну, может, и прозвучал не вполне убедительно, но потому лишь, что в 1943 г., как и в 1942 г., немцы и без него наизусть знали испробованный и проверенный лозунг «держаться во что бы то ни стало». Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед. Геббельс воспользовался выступлением в «Спортпалаце» 18 февраля 1943 г. для изложения программы «тотальной войны».

Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г

Самым известным выступлением Геббельса стала Речь о тотальной войне, произнесенная в Берлинском дворце спорта 18 февраля 1943 года. #КамрадLifeРечь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 годРечь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта, нем. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г ИТК Дашков и К. Вид 1.

Нацистская пропаганда в конце войны

По Геббельсу, это служило доказательством тому, что буржуазное государство, бессильное перед «красными», было ничто по сравнению с нацистским движением, которое представляло своей целью уничтожить «Ротфронт». Геббельс быстренько сотворил легенду из этой заурядной митинговой драчки; умение тщательно подобрать героизированную лексику и нужную музыку были результатом его необыкновенной проницательности как пропагандиста. Эта идея была в 1928 году воплощена в предвыборном плакате с силуэтом солдата, павшего в первой мировой войне. Геббельс понимал, что «не хлебом единым жив человек», что немцы неравнодушны к пафосу и героизму, причем именно они способны тронуть их сердца и гораздо сильнее, чем новые экономические условия. На заре движения в Мюнхене Гитлер намеревался нагнать страху на трусливую, «респектабельную» буржуазию. Буржуа последуют за ними позже, когда военизированная партия покажет, что ей одной под силу сразиться с красными в пивных залах и на улицах. Геббельс теперь использовал те же самые методы. Митинг без потасовки считался неудавшимся, потому что к вербальному насилию требовалось небольшое дополнение в виде насилия физического, необходимого для поддержки роста движения. Те, кто задавал слишком много каверзных вопросов, избивались, красные - тоже, разоблачалась «еврейская пресса», да и самому государству бросали вызов.

И если небольшая берлинская партия будет запрещена, так пусть будет так. Она проигнорирует этот «фербот», реорганизуется, проведет соответствующую агитационную работу и легализуется снова. Рупором Геббельса был «Дер Ангриф» 49 , небольшая газетенка, скорее представлявшая собой некий агитпамфлет, чем журнал. Геббельс прекрасно понимал, какую ценность могут представить призывы и кусачие карикатуры, и чем более они будут вызывающими, тем лучше. Его сотрудничество с художником-карикатуристом Хансом Швейцером «Мьельнир» - его псевдоним оказалось плодотворным и длительным. Восемнадцати лет от роду, Швейцер уже имел опыт публикаций своих антисемитских карикатур, он был блудным сыном в своем избранном им самим поле деятельности. Геббельс писал Швейцеру: «Лишь вы можете рисовать так». Сотрудничество Геббельса и Швейцера шло ни шатко, ни валко, но, в конце концов, наметился прорыв, который к 1930 году вышел далеко за пределы Большого Берлина.

Удачным примером их сотрудничества стала «Книга Исидора», или «Современный портрет со смехом и ненавистью», написанный в 1931 году. Йозеф Геббельс считал себя одним из величайших пропагандистов всех времен. Во время второй мировой войны он выкраивал время для того, чтобы вспомнить о своих достижениях ранних лет. Геббельс приписывал себе четыре заслуги: 1 создание основы национал-социализма в рабочих областях Рейнланда Рейнской области , предположительно, в качестве соратника отправленного в отставку Штрассера, которого он предал и о котором он в этой связи не упоминает; 2 завоевание Берлина. После того, как в 1933 году он стал министром пропаганды, Геббельс так резюмировал свое отношение к этому: «Пропаганда сама по себе не обладает каким-то набором фундаментальных методов. Она имеет одно-единственное предназначение: завоевание масс. И всякий метод, не способствующий его осуществлению, плох... Методы пропаганды проистекают из ежедневной борьбы.

Среди нас нет пропагандистов от природы». Этой фразой он намекал на себя и своих соратников агитаторов в Рейнланде и Берлине. Насколько же далеко ушел Геббельс от времени создания «Михаэля»! Юный романтик превратился в циничного манипулятора людскими умами. Геббельс открыл агитационную злобу черного юмора, и вместе с Швейцером они на полную катушку использовали его особенности среди берлинцев, каковые снискали у немцев репутацию остроумных людей. Пусть пока они не станут голосовать за нацистов, но заметят их обязательно. Как впоследствии писал еще один нацистский журналист Ханс Шварц ван Берк: ««Дер Ангриф» напомнил Берлину, как смеяться». Когда партия была запрещена в Берлине, ее члены стали расхаживать в экстравагантных, но в то же время смешных одеждах, как на день всех святых.

Один журналист из «Ангрифа», Даргоберт Дюрр, вспоминал, что ««Ангриф» «эры борьбы», вероятно, обладал особой притягательной силой для каждого больного, которого выпускали на волю из сумасшедшего дома в Виттенау». Швейцер был склонен идеализировать членов СА, рассматривая их как бездумных фанатиков, чья жестокость была проявлением святого дела защиты немецкой свободы. Это были «борцы за свободу», и коль скоро партия была запрещена с 1927 года по 1928 , то «Дер Ангриф» стал «голосом преследуемых». Геббельс бросил вызов Веймарской республике, призывая на помощь и желание поплакаться, и осмеяние, насилие и ненависть, броские плакаты, бесконечную агитацию и литавры. Никакой другой гау не бурлил так, как столица рейха. Но если Веймар не был в состоянии поддерживать порядок в Берлине, то где же он в таком случае мог? И в бесчисленном множестве немецких городков и городишек, деревень и мелких ферм, в крупных городах представители среднего класса и крестьяне стали удивляться, но не поведению нацистов, а слабости государства. Геббельс не победил Берлин, зато Гитлер победил Германию.

И это была первая победа, которую Геббельс подарил Гитлеру, и которая являлась лишь прелюдией к победе гораздо более крупной, и не просто к победе, а разгрому. Где-то в конце 1929 года или начале 1930 года точная дата не установлена доктор Геббельс, столь известный в Берлине, стал начальником пропагандистского аппарата НСДАП. Он участвовал в жесточайшей по накалу избирательной кампании по выборам в рейхстаг, назначенным на 14 сентября. К тому времени Геббельс уже стал спорной фигурой как внутри партии, так и вне ее. Он находился в постоянной борьбе со своими же собственными институтами СА, в борьбе за политическую власть. Ему все еще требовалось заглаживать вину за предательство своих патронов - братьев Штрассеров. Геббельс, при всей его героической лексике и культуре силы, был, тем не менее, интеллектуалом среди убийц, таинственной мефистофельской фигурой. Один бывший гауляйтер помнит его как «наполовину офранцузившегося ученика иезуитской школы» и вспоминает его «поверхностную диалектику, латынь и дикцию, остроумие и леденящую иронию».

Молодой штурмовик, идеалист, говоря о развратном Рипербане квартал развлечений в Гамбурге , спросил Геббельса, что будет с этим местом после революции. Геббельс решительно заявил ему, что нацисты выметут его как мусор. Когда он уходил, молодой человек смотрел на «малютку-доктора» восторженными, полными слез глазами. Его многочисленные враги так никогда и не смогли оценить по достоинству это воззвание, эту власть над эмоциями подчиненных, которую Геббельс сохранил до конца своей жизни. Эрнст Никиш, независимый левый, видел в Геббельсе лишь способность «выскальзывать из пальцев подобно угрю», его «ничтожность», «театральность». Его стиль был его сущностью, внутренним содержанием. Объективность ведь не имеет ничего общего с пропагандой, как и пропаганда не имеет ничего общего с истиной. Не основанный на истине выбор, а апелляция к массам являлась ключом к успеху партийной журналистики.

Гитлер, вспоминая в 1942 году о начинавшей выходить в Мюнхене «Фелькишер Беобахтер», говорил о том, что «интеллектуал» Альфред Розенберг в годы «эры борьбы» как редактор был никуда не годным. Из-за высокомерно-снисходительного представления о сущности выполняемых функций: «... Это докторишка, ростом с пивную бутылку, карьерист-демократ, стряпчий-выскочка для грязных дел, одичавший горожанин». Описывая территории, где в основном преобладали представители еврейской буржуазии и, как правило, никогда евреи-пришельцы из Польши и России их называли «остюден» , Геббельс намеренно противопоставлял их, этих «спекулянтов и паразитов», страданиям бывших солдат рейхсвера. Поэтому мы и требуем уничтожения этой эксплуататорской системы! Мы не сложим оружие! Эта фраза постоянно муссировались Гитлером и Геббельсом до самого 1945 года, и ни тот, ни другой так и не капитулировали. А как мастерски Геббельс умел комбинировать черный юмор с идеалистическими воззваниями!

Он проклинал «спекулянтов-евреев» и разносчиков сплетен - Бармата, Гольдшмидта, Склярека, соединяя их с теми, кто поддерживал в Германии республику и кого Геббельс называл «шадрес». Это термин происходит от смешно звучащего на иврите сокращения слов из призыва «Все на защиту республики! Злорадствуя по поводу экономического кризиса, в начале 1930 года, Геббельс называл 1929 год годом «подъема нации» и предрекал в этом году начало революции, называя его «годом бури». Фюрер должен был повести страну потому, что он воплощал «характер, волю, способность и удачу... Лидер обязан уметь все». И действительно, этот «малютка-доктор» умел все: говорить, агитировать, писать, организовывать гау, сломить сопротивление оппортунистов из штурмовых отрядов и направить пропагандистов в национальном масштабе. И среди этой кучи отбросов, в атмосфере морального упадка и социальной деградации Геббельс казался человеком, шагнувшим прямиком из Ренессанса, и его тщеславие наконец-то было если уж не до конца удовлетворительно, то, по крайней мере, хоть частично утихомирено. А как здорово он создавал миф о Гитлере!

Здесь можно быть или его другом, или его врагом. В этом секрет его могущества: его фанатическая вера в Движение и Германию». Мистические подъемы силы, поддерживаемые верой, облеченные в сказанное слово и эпические подвиги, - этот идеализм Геббельс вполне мог волочить за собой в национал-социализм. Нацистский культ смерти и преображения извлекался из многочисленных традиций; некоторые из них относились к эпохе наполеоновских войн, но Йозеф Геббельс сделал самый большой вклад в эту «религию» именно в «эру борьбы». В 1927 году, в канун поминовения павших в первой мировой войне, слова Геббельса прозвучали как зов фанфар во славу ненависти и памяти: «Мы обращаемся в своих помыслах к двум миллионам тех, кто изнемогал в окопах Фландрии и Польши... Наши думы о солдатах германской революции, бросивших свои жизни на алтарь будущего ради того, чтобы Германия воспряла снова... День его грядет... Мы склоняем наши головы перед вами, мертвыми.

Германия начинает пробуждаться в отблесках вашей пролитой крови... Пусть раздастся маршевая поступь коричневых батальонов: за свободу! Солдаты бури! Армия мертвых марширует с вами в будущее! Геббельс был в авангарде тех нацистов, которые превращали эти символы в своего рода эмоциональный оплодотворитель движения. Когда в 1927 году семь сотен членов маленькой берлинской партии организовали поход на Нюрнберг на свой съезд, гауляйтер писал о священном знамени, которое развевалось перед ними во время их марша, когда они шествовали перед фюрером. Берлинский контингент маршировал первым потому, что уже снискал славу героев в побоищах в пивных залах, где происходили митинги. Проза Геббельса в этот период по-прежнему носила налет подросткового пафоса и энтузиазма.

К 1928-30 годам стиль повзрослевшей прозы Геббельса стал более сдержанным и дисциплинированным. Никто не мог создавать мучеников при помощи слов так, как это умел делать Геббельс. В 1928 году отмечалась дата, посвященная «павшему мученической смертью» нацисту Кютемайеру, убитому красными во время очередной стычки так это представлял Геббельс. Когда Геббельс чуял запах крови потенциального мученика, объективность становилась для него пустым звуком, а покойный - боевым кличем, призывом к героизму и отмщению. Принцип товарищества в рядах штурмовых отрядов СА был «живительной силой движения», живым присутствием Идеи. Кровь жертвы-мученика питала живое тело партии. Когда в начале 1930 года Хорст Вессель, вечный студент и человек без определенных занятий, написавший слова к нацистскому гимну «Выше знамена! Он заставил Весселя погибнуть с умиротворенной улыбкой на устах, человеком, верившим в победу национал-социализма до последнего вздоха, «...

Его песня обессмертила его! Ради этого он жил, ради этого он отдал свою жизнь. Странник меж двух миров, днем вчерашним и днем завтрашним, так было и так будет. Солдат немецкой нации! Очень возможно, что в последние недели жизни Вессель и вовсе собирался отдалиться от партии. Но все это не играло никакой роли: Геббельс знал, что от него требовалось, и действовал, как полагалось. Многое из агитационной деятельности Геббельса было продиктовано желанием примириться со своим собственным прошлым, с одной стороны, и политическим контекстом периода его деятельности, с другой. А прошлое Геббельса было «радикальным», начиная с дней содружества с Ричардом Флисгесом и вплоть до сотрудничества с Грегором и Отто Штрассерами в период с 1919 по 1925 годы.

Его левацкие замашки были не более чем проявлением отвращения к мелкой буржуазии и абстрактной идеализацией «рабочего», нежели конкретным марксистским подходом к окружающему миру. Геббельс не выносил «реакционеров» и консерваторов, стабильную буржуазию. Дома он ощущал нападки прусских реакционеров и от души приветствовал строку из «Хорста Весселя», воспевавшую мученичество «товарища, павшего от рук Ротфронта и реакции». Геббельс в 1929 году верил в то, что «идолы и иллюзии» буржуазно-республиканской Германии уничтожены. Этот распад он наблюдал с ликованием, ибо именно из этого распада должен возникнуть «Третий рейх». Геббельс обвинял националистические настроенную буржуазию в том, что она повинна в поражении Германии, ибо этот класс демонстрировал свой патриотизм лишь для того, чтобы скрыть свою основную и главную страсть - наживу. Он писал: «Мы - барабанщики, а они - политики. Мы составляем авангард, а они плетутся в обозе...

Революционная идея... Так, у него не было стройной идеологической модели, он, тем не менее, мог какое-то время просуществовать и с этим оппортунизмом, лишь меняя его окраску. Теперь же он заводит речь об объединенной «Национальной оппозиции», будто он никогда не бросался в атаку на реакционеров, превознося Гитлера после 1926 года, будто он никогда не атаковал и его как «мелкобуржуазного предателя социализма». Геббельс сохранял душок старого, прежнего «радикализма» потому, что это гармонировало с чувством обиды и его ролью крепкого парня на улицах Берлина периода Веймарской республики. Но он не был идеологом, как Альфред Розенберг, который пережил настоящий душевный кризис после того, как в 1939 году был подписан пакт между Гитлером и Сталиным. Геббельса нельзя было назвать человеком думающим, думающим постоянно, его мировоззрение зависело от настроений и разочарований и, следовательно, было фрагментарным. Он никогда не пытался выйти за пределы самого себя и использовать свой собственный разум для создания нового мировоззрения или идеологии, которая могла бы трансформировать это мировоззрение в силу, способную изменить мир в историческом смысле. В течение последних лет, предшествующих «приходу к власти», Геббельс тесно сотрудничал с Адольфом Гитлером, занимаясь вопросами национальной пропаганды.

Теперь партия уже могла быть названа национальной. Вслед за экономикой Веймарской республики рухнула и республиканская политическая система. Но рост нацистского движения не оттеснил Гитлера в тень, вопреки надеждам некоторых консерваторов. Геббельс занимался теперь тем, что впоследствии он назовет мифом о Гитлере. Пропаганда Геббельса являлась связующим звеном между общественным имиджем Гитлера и широкими массами. Альберт Шпеер позднее вспоминал о реакции на Гитлера до и после нацистского триумфа: «Три часа спустя я вышел из этого пивного зала на открытый воздух совершенно другим человеком. Я видел те же грязные плакаты на рекламных тумбах, но смотрел на них уже другими глазами. Гипертрофированная фигура Гитлера и его воинственная поза, которую я еще по пути сюда воспринимал с оттенком комизма, вдруг враз утратила всю свою прежнюю комичность».

Во время войны он с видимым удовольствием цитировал слова адъютанта Гитлера, Шмундта: «... Если кратко резюмировать их, они близки к тому, чтобы произвести впечатление на читающего их, сравнимое с апофеозом фюрера». Гитлер был и оставался ключевой фигурой во всей деятельности Геббельса, потому что он собирал воедино нелепую машину из чувств, импульсов и отвращений, которую представляла собой нацистская пропаганда. В течение всего лишь дня Гитлер посещает несколько городов, повсюду десятки и сотни тысяч одних и тех же плакатов. И если авторитет Геббельса рос, то это происходило лишь благодаря Гитлеру. В апреле 1932 года он так выразился о фюрере: «Для настоящего политика нация - это то же самое, что для скульптора кусок мрамора». Имидж Гитлера, создаваемый Геббельсом, не ограничивался одним лишь героическим аспектом его личности. Портрет фюрера его работы представлял собой попурри из всего на свете.

Студентам и интеллектуалам он представлял Гитлера в качестве художника и архитектора, оторванного от своей учебы в 1914 году необходимостью служить нации. Для особ сентиментальных у Геббельса имелся Гитлер, который питал любовь к детям. Рабочим он подавал Гитлера-рабочего. Перед ветеранами Гитлер представлялся в образе Неизвестного солдата первой мировой войны. Возникает вопрос, а откуда же в 1932-33 годах брались деньги на всю эту пропаганду? И Геббельс, и Гитлер были людьми чрезвычайно уязвимыми в случае всякого рода возможных расследований в этом направлении, но и с этой проблемой Геббельс расправлялся, как всегда, мастерски. Он лгал. Как партия рабочих, мы вынуждены финансировать себя сами».

К 1932 году Геббельс возомнил себя великим оратором. Он обратился уже не к сотне или двум клакеров в пивных залах, теперь в берлинском парке «Люстгартен» ему внимали десятки тысяч. Медоточивый голос, аргументированные осуждения некомпетентного правительства, иронические или «диалектические» повороты фраз, воззвания к идеализму и героизму - все эти характеристики сделали Йозефа Геббельса вторым оратором в нацистской иерархии. Его голос не дрожал, как у Гитлера, он не оставлял аудиторию в состоянии экстатического изнурения, но всегда достигал своей цели. За годы, предшествовавшие «приходу к власти», Геббельс приобрел еще один навык. Он так искусно манипулировал германской историей, что ему удавалось вызывать глубокий отклик в сердцах немцев, жаждущих общности со своим национальным наследием. И дело было не в том, что Геббельс знал немецкую историю очень уж глубоко, он ее вообще не знал. Скорее всего, он просто интуитивно чувствовал значение символики прошлого, символики, пробуждающей героические мифы.

Играть на этой символике он начал в 1930 году, и к 1944 году оркестровка исторического мифа достигла крещендо. К 1932 году Геббельс говорил своей аудитории, что нацисты апеллировали к народу с призывом к новой войне за освобождение, к народному восстанию. Он цитировал Теодора Кернера, великого германского поэта периода войн против Наполеона: «Нация поднимается, буря грядет! Геббельс очень умно ставил эти символы рядом с ничтожностью и нуждой дня сегодняшнего: «четырнадцать лет обмана, голода, иностранного гнета, годы обмана мерзкой буржуазией, реакционными политиками, ненасытными марксистами и евреями». Он запоем читал литературные произведения времен «освобождения». Йозеф Геббельс примирился с альянсом Гитлера и кругов реакционных националистов, но такое положение ему было не по душе. Когда перед выборами в ноябре 1932 года коалиция нацистов и националистов на время распалась, Геббельс вернулся к традиционно-благожелательному отношению к Альфреду Гугенбергу и Германской национальной народной партии ДНВП. Разрыв этот стоил нацистам голосов и помог националистам и коммунистам.

Он доказывал, что ДНВП является частью веймарской системы и что она находилась у власти в период с 1925 по 1927 годы. Геббельс защищал национал-социализм от элитарных националистов, обвинявших его в том, что нацисты апеллировали к большинству при помощи плакатов и «оглушительной, как на базаре» пропагандистской шумихи. Шмидт Ганновер желал знать, откуда к нацистам приходили деньги; Геббельс отвечал ему, что они поступали от простых, небогатых членов СА и СС. Геббельс язвительно атаковал германских националистов за то, что в 1924 году они позволили их министру юстиции посадить Адольфа Гитлера в тюрьму. Затем Геббельс перешел к другому обвинению, исходящему от националистов - теперь они стали обычной легальной партией. Теперь положение вещей изменилось, и нас критикуют за то, что мы легальны. В прошлом они желали нашей легальности, потому что думали, что в таком положении мы никогда не придем к власти, а сегодня хотят, чтобы мы были нелегалами, потому что думают, что если мы таковыми будем, то нас можно будет просто исключить из игры». Когда «Гарцбургский фронт», или коалиция нацистов и националистов распалась, Геббельс вплотную подошел к тому, чтобы броситься в атаку на тактический альянс Гитлера с националистами.

Он доказывал, что нацисты боролись за право бедняков и что «любая асоциальная, реакционная политика всегда предполагает сохранение большевизма». Он сравнивал объединение германского национализма Гитлером с объединением германских удельных княжеств Бисмарком. Использование Бисмарка, в этой связи, было рассчитанным ударом, потому что именно националисты считали его своей собственностью. Геббельс настойчиво повторял слова Гитлера о том, что крах 1918 года был в большой степени результатом как провала правых, так и левых, ибо антисоциальная политика консерваторов привела к классовой борьбе и социальному распаду. Изворотливость Геббельса сработала и тогда, когда он отрицал возражения националистов, приводивших в качестве аргумента, что у нацистов нет «голов», нет настоящих, закаленных в борьбе умов, и посему они не смогут управлять страной. Геббельс же утверждал, что они и без этих «умов» и «голов» все же создали действительно массовое движение, в то время как националисты, которые, по всей вероятности, обладали такими талантами, выродились в малочисленную партию! Геббельс пользовался одной из фраз из своего романа «Михаэль» с целью разъяснения призыва национал-социализма: это была группа лиц, объединенная верой, и история о том, как они смогли выжить на первой стадии, будучи тогда «маленькой, странненькой, подвергающейся постоянным нападкам, преследуемой сектой». Такая партия не могла поддержать канцлера-консерватора, Франца фон Папена, из-за фразы: «Мы видим в нем канцлера без нации».

Геббельс сумел ввернуть своих излюбленных жертв в эффектный ответ. Мы похоронили двадцать шесть членов СА в Берлине. А где те мертвые, которые могли бы свидетельствовать в вашу пользу?.. Где кровавое свидетельство в пользу вашей партии? И затем последовало завершающее оскорбление в адрес ориентированных на монархизм националистов: «У вас имелась возможность вступиться за императорскую корону... Он обвинял своих врагов в нежелании жить ради идеалов, в которые они якобы верили, идеалов, которые были для Геббельса костью в горле. Социал-демократов он укорял за то, что они в недостаточной степени марксисты, а немецкую католическую церковь - за то, что она на самом деле не христианская. При этом он сам не был ни марксистом, ни христианином.

Главными источниками пропагандистских уловок Геббельса во время веймарского периода были Адольф Гитлер и повседневная ситуация в Большом Берлине и рейхе. Но все же в период между 1928 и 1933 годами Геббельс приобрел кое-какие знания по истории и теории пропаганды и сумел, как подобало, воспользоваться этой информацией. Основой его теории стала работа «Толпа» французского социолога конца XIX столетия, Густава ле Бона, которая произвела на Геббельса неизгладимое впечатление. Он обожал ле Бона до конца своей жизни. Одним из адъютантов министра пропаганды было отражено в его дневниках периода второй мировой войны следующее: «Геббельс считает, что никто другой, кроме как француз ле Бон, не понимал так хорошо психологию масс». Он писал: «Субститут бессознательного действия толпы сознательной активностью отдельного индивидуума - одна из принципиальных характеристик нашего столетия... Люди движимы идеями, сантиментами и обычаями... Та часть, которую занимает в наших действиях бессознательное, неизмеримо велика, а сознательное - весьма мало».

Геббельс сочетал в себе отвращение к массам, типичное для ле Бона, со своим собственным восхищением возможностью манипулировать людьми.

Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне. Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ». И, конечно же, это подпитывало гнев в толпе.

А когда пришли вопросы и раздались крики, контроль был потерян ». Все это кричали.

Цель большевизма - всемирная еврейская революция. Они хотят ввергнуть Рейх и Европу в хаос, используя последующие за этим безнадёжность и отчаяние, чтобы установить свою международную, скрывающуюся за маской большевизма капиталистическую тиранию. Как бы то ни было, немецкий народ не желает склоняться перед лицом этой опасности. Позади приближающихся советских дивизий мы видим еврейские отряды по уничтожению, а позади них - террор, призрак массового голода и полную нивелирацию человеческой личности. Мой второй тезис: только Германский Рейх и его союзники в состоянии справиться с этой опасностью.

У нейтральных европейских государств нет ни потенциала, ни военных средств, ни духовной крепости для того, чтобы оказать большевизму хоть какое-то сопротивление. Роботоподобные дивизии большевизма сметут их за несколько дней. Как поступят Англия и Америка, если Европа, не дай бог, падёт перед большевизмом? Станет ли Лондон убеждать большевизм остановиться у Ла-Манша? Я уже говорил, что у большевизма имеются иностранные легионы в виде компартий во всех демократических государствах. Это доказывает, что в Англии также присутствует большевистская опасность, и она не исчезнет только потому, что её будут игнорировать. Мы не верим никаким территориальным обещаниям, который может дать Советский Союз.

Большевизм установил идеологические, так же как и военные границы, которые представляют угрозу для всех государств. Я твёрдо убеждён, что у хныкающих лондонских лордов и архиепископов нет ни малейшего намерения сопротивляться большевистской угрозе, которая возникнет в том случае, если советская армия вступит в Европу. Еврейство столь глубоко заразило англосаксонские государства - и духовно, и политически, - что у них исчезла способность видеть опасность. В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах - под личиной плутократического капитализма. Евреи - специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-"хозяева", парализуя их волю к сопротивлению. Проведённый нами анализ данного вопроса привёл к выводу о том, что сотрудничество между международной плутократией и международным большевизмом - это вовсе не противоречие, а признак глубокого сходства.

Рука псевдоцивилизованного еврейства Западной Европы пожимает руку еврейства восточных гетто через голову Германии. Мой третий тезис - это то, что опасность угрожает именно сейчас. Паралич западноевропейских демократий перед угрожающей им смертельной опасностью просто ужасающ. Международное еврейство делает всё, что может, чтобы усилить этот паралич. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Еврейство - это заразная инфекция. И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слёзы - мы не перестанем делать то, что считаем необходимым.

В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость. Трагическая Сталинградская битва является символом героического, мужественного сопротивления бунту степей. Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны. Фюрер был прав, когда сказал, что по её окончанию не будет победителей и побеждённых, а будут живые и мёртвые. Немецкий народ борется за всё, что у него есть. Мы знаем, что немцы отстаивают всё самое святое, что у них имеется: свои семьи, своих женщин и детей, свою прекрасную и нетронутую природу, свои города и сёла, свою двухтысячелетнюю культуру - всё, ради чего действительно стоит жить.

Геббельс иронически замечает в 1944 году, что его отец желал подготовить его к карьере в гражданской службе, что он, собственно, и сделал, в некотором смысле, разумеется. Йозеф Геббельс появился в Гейдельберге, имея в своем распоряжении скромную сумму денег, одержимый слишком большой гордыней, чтобы довольствоваться кулинарными подношениями квартирной хозяйки, проникнувшейся искренней жалостью к этому маленькому хромоножке, который имел обыкновение отказываться следующим образом: «Благодарю, но я уже поел», «Благодарю, но мне сейчас не хочется». Даже в 1944 году Геббельс не мог отделаться от мелкобуржуазной неприязни к более удачливым студентам. Он их ненавидел, испытывал к ним отвращение. Геббельс был парией, хотя позже отрицал, что не жаловал богатство, галантных молодых людей, которые шныряли повсюду в своих кепочках того или иного студенческого братства и дрались на аристократических дуэлях. Геббельс клялся и божился, что познакомился с «идеей национал-социализма» где-то около 1920 года. Он подфлиртовывал и с другими модными идейками, такими, как например, национальный большевизм. Геббельс бил себя в грудь, утверждая, что он пламенный патриот, душу которого переполняли бурлящие национальные чувства.

По этой причине он отказался от марксизма, хотя социализм привлекал его. Геббельс искал «национальный социализм», хотя, весьма сомнительно, чтобы он действительно понимал именно национальный аспект «национал-социализма». Все приведенные им даты внушают сомнение, но, вероятно, уже к 1924 году Геббельс стал активным членом национал-социалистического движения в своем родном Рейдте. Ему не удалось получить сносное место работы, и, вероятно, его друзья сыграли определенную роль в выборе им вида политической деятельности. В своих воспоминаниях, в 1944 году, министр рисует впечатляющую сцену дружбы отца с сыном вплоть до самой смерти Фрица Геббельса в 1929 году. Даже по прошествии двадцати лет Геббельс очень желал убедить свою аудиторию, что отец принимал и одобрял его выбор. Фриц Геббельс был истовым католиком и последователем центристской партии: нацисты для него не существовали. Будучи кандидатом от нацистской партии на муниципальных выборах, Геббельс был также представителем на выборах, осуществлявшим контроль за их ходом.

Он рассказывал, как ходил с одного избирательного участка на другой и, наконец, увидел своего отца, который заполнял избирательный бюллетень. Он незаметно подкрался к нему сзади и, по его словам, «... На своей первой политической речи в Рейдте он попросил присутствовать своего отца. Фриц Геббельс возразил, что никто на свете, даже его родной сын не сумеет затащить его на митинг нацистов. Геббельс заканчивает свои воспоминания на традиционной для него нотке самообмана и передергивания фактов, способности лгать у этого «проницательного интеллектуала» могло с избытком хватить на двоих. Он утверждает, что очень плохо, что его отец умер в 1929 году, так и не увидев, до каких высот добрался его сын. Это было сказано 24 апреля 1945 года, когда Великий Германский рейх был уже обречен. Еще более поражает попытка Геббельса убедить себя самого в том, что уже в 1929 году он был одним из самых известных политиков Германии.

Эта фантазия позволила ему поверить в то, что отец почил в бозе с полным сознанием, что жизнь прошла не впустую, поскольку его сын «добился». Геббельс всегда умиляло, что и он, и Адольф Гитлер до сих пор платили подать католической церкви. Когда он женился на Магде Квандт 19 декабря 1931 года , Гитлер был на свадьбе шафером. Магда принадлежала к «еретикам», как выражается Геббельс, она была протестанткой. Согласившись быть шафером на этой свадьбе, Гитлер тоже выглядел в глазах церкви виновным: обоих исключили из церковной общины. Но сами они не считали себя отлученными от церкви и продолжали платить церковную подать до самой смерти. Хотя он и был в 1924-25 годах убежденным национал-социалистом, формально он не оставил церковь вплоть до конца 1931 года. Вероятно, по этой же причине он и не желал признаться своим слушателям: память о безвременно ушедшем в мир иной отце, который был способен принять и понять почти все, что угодно, но не такое.

В своем знаменитом эссе «Обман интеллектуалов» французский философ Жюльен Бенда анализирует проблему современного интеллектуала-националиста, по сути - интригана, торгаша с рынка. Бенда пишет: «Наш век воистину является веком интеллектуальной организации политической ненависти. И это явится одной из его главных притязаний в истории человеческой морали». Молодой Геббельс совершил переход из академических стен в политику в период между 1921 и 1924 годами. Но его одиссею нельзя назвать феноменом, характерным для современности Бенда развил свою мысль в конце двадцатых годов : «В конце XIV столетия произошло фундаментальное изменение: «клерки» отдались игре в политические страсти. Люди, служившие помехой людскому реализму, стали вдруг действовать в качестве его стимуляторов. Этот сдвиг в моральном состоянии человечества осуществлялся несколькими способами». Степень политического энтузиазма являлась признаком реализма, отказа от веры.

Пауль Йозеф Геббельс пошел по пути от литературного романтизма к манипулированию массами посредством современной пропаганды, изобретателем которой он и был. Бенда продолжает: «Раньше человек считался святым, потому что был в состоянии принять концепцию справедливости, идею закона, чувство Бога. Сегодня он свят потому, что оказался в состоянии создать инструмент, позволяющий ему быть мастером своего дела». Геббельс никогда не был ничем, кроме как квазиинтеллектуалом, ибо его чисто немецкая восприимчивость к культуре приобреталась в пору незрелости, а интеллектуальный анализ прекратился еще в раннем возрасте, хотя он продолжал читать, и очень много. Читать-то он продолжал, а вот образование его закончилось. В своем умственном развитии он стал утилитаристом. Геббельс мог привести в пример самого себя но он этого не сделал в речи в Веймаре, в 1942 году, когда пренебрежительно заявил: «Под интеллектуализмом мы понимаем такой тип полукультуры, которая знает слишком много, чтобы поверить во что-то лишь из-за инстинкта, и знает слишком мало, чтобы поверить во что-то из-за знаний!!! Молодой Геббельс был неудачником, причем неудачником в своих собственных глазах, до тех пор, пока не обрел национал-социализм.

Неудачи были связаны с его романтизмом, его иллюзорным идеализмом, которым не было места в отвратительном мире борьбы и глупости. Самым значительным актом самовыражения Геббельса был его роман «Михаэль», написанный между 1921 и 1924 годами, не опубликованный до 1929 года, да и публикация произошла лишь благодаря покровительству нацистов. Геббельс смог несколько переработать материал, кое-что добавить и превратить своего героя из страдавшего романтика-подростка в многообещающего нациста, который обрел спасение в борьбе за народ. Книга эта способна объяснить очень многое. Михаэль, герой романа-дневника дневник всегда остается излюбленной формой Геббельса , отражал поиски автором смысла жизни. Идея трагичности германской судьбы захватывала Геббельса, и эта же точка зрения присутствует в трактовке им «мученика за веру» в нацизм - Хорста Весселя, убитого в 1930 году. Посвящение романа Геббельса кроме упоминания о тех, кто был его вдохновителями, Рихарде Флисгесе, например, свидетельствует о том, что даже с 1921 по 1929 годы Геббельс оставался тем же охваченным романтизмом переростком, блуждавшим в фантазиях и поисках веры: «1918 год: нашим ответом была революция!.. Эта книга посвящается памяти моего друга Рихарда Флисгеса, погибшего смертью героя-солдата в шахте у Шлирзее 19 июля 1923 года».

Имеется указание на то, что Флисгес погиб во время забастовки, направленной против французов, но никаких подробностей Геббельс больше не сообщает. В предисловии он пишет: «Распад и расчленение не означают упадка, а, скорее, восстание из пепла и возрождение... Сейчас молодежь полна жизни более, чем когда либо. Она верует. Во что - вот в чем состоит предмет спора... Вера, борьба за труд - вот ценности, объединяющие сегодня германскую молодежь в ее фаустовском созидательном порыве». Геббельс продолжает утверждать, что дух возрождения, обновления собственного «я», стремление к ближнему, к брату, к «народу» - вот мосты из настоящего в будущее: «Мы в нужный момент будем обладать храбростью, волей отважиться на борьбу по зову отечества. Мы хотим жить: значит, мы дождемся жизни».

Молодежь, вера, родина, возрождение, товарищество - все ценности старого немецкого молодежного движения, вот что вдохновляло этот роман, и для Йозефа Геббельса он олицетворял веру в национал-социализм. И в этом смысле он действительно был «одним из многих, с немецкой судьбою», если пользоваться его же любимой фразой. Но фразы эти взяты из его предисловия, написанного тогда, когда он уже был убежденным нацистом, а ведь большая часть самого романа написана в 1921 году или, может быть, даже раньше. Язык нацистской пропаганды времен войны чем-то обязан и этому мрачному роману. Ведь не Геббельс же изобретал тот язык, которым он пользовался в «Михаэле» и его отражением в своем разуме, но его отдельные вкрапления, цветистость его фразеологии очень уж походили на доминирующие в германской пропаганде во время войны штампы. Видимо, есть определенный смысл в том, чтобы рассмотреть некоторые языковые примеры из «Михаэля». По поводу поражения Германии в первой мировой войне: «Бессмысленно? О, нет!

Так лишь кажется. Война явилась могучей демонстрацией нашей воли к жизни». О будущем лидере: «Мне кажется, что, если кто-то, кто-то великий, он уже здесь, среди нас, однажды он поднимется из нас и станет проповедовать во имя веры в отечество... Он придет! Если я утрачу эту веру, для меня будет утрачен и смысл жизни. Гениям свойственно уничтожать человеческие существа. О юношестве и жертвенности: «Молодежь, которая не готова тихо и с чувством готовности принести себя в жертву ради будущего - это уже не молодежь». О немецкой женщине: «У женщины лишь одна задача - быть красивой и производить на свет детей...

Ах, какая реакционность!.. Что значит реакционность? Это лишь лозунг. Я терпеть не могу шумливых баб, вмешивающихся во вся и все, в такие вещи, о которых они понятия не имеют... И если это современно - сиречь неестественно, аморально, если это означает моральное разрушение, то, в таком случае, верно, тогда я убежденный реакционер». О человеке, Боге, вере: «Мы утратили истинное отношение к Богу. Мы ни горячи, ни холодны. Полухристиане, полуязычники.

Но, что поделаешь, даже лучшим суждено плутать во тьме... Нация без религии подобна человеку без дыхания. Организованные религии потерпели провал. Совершеннейший провал... Их злоба подавляет проявление любой новой религиозной воли. А его жаждут миллионы, и жажда их так и остается неудовлетворенной... Но широким массам необходимо демонстрировать их идолов до тех пор, пока они не получат нового бога... Я беру в руки Библию и целый вечер посвящаю чтению самой простой и самой великой из проповедей, когда-либо обращенных к человечеству: Нагорной проповеди!

Хранит Бог того, кто страдает за правое дело, потому что ему принадлежит царство небесное! Все говорят мне «ты», и я всем говорю «ты», совсем как на поле битвы пли в окопах... Именно это должен обрести наш фатерланд. Не все кругом равны, но все - братья». О судьбе Германии: «Если мы одержим победу, создав новый тип немца, то мы воцаримся на земле на следующее тысячелетие... За кем же будущее? Нет, я не отступник. Я верю в нас, Германия».

О труде, интеллекте и борьбе: «Закон труда, который означает борьбу и закон интеллекта, который означает работу. Синтез этих трех составляющих делает нас свободными как внутренне, так и внешне. Труд есть борьба, в этом и лежит решение!.. Если мы снова станем самими собой, то мир от нас содрогнется. Мир принадлежит тому, кто в состоянии овладеть им». О явлении мессии: «Вечером я сижу в большом зале среди тысяч людей и вновь вижу его, того, кто пробуждает меня от спячки. Теперь он стоит в центре общины верующих в него. Я едва могу его узнать.

Он величественнее, собраннее... Это море света, льющееся с двух голубых звезд. Я сижу вместе со всеми остальными, и все же мне кажется, что он обращается лишь ко мне одному. О благословении трудом! Именно это донимало меня, лишало меня покоя, и все это - в одной фразе! Мой обет веры! Именно здесь он обретает форму... Вокруг меня сидят незнакомые мне люди, и я стыжусь набежавших слез».

О любви Михаэля к Герте Хольх: «Герта Хольх обладает своего рода импульсом по отношению ко всему новому, но, тем не менее, предстает перед нами женщиной, погрязшей в старинных предрассудках, пленницей стародавних взглядов мира ушедшей в мир иной буржуазии. У нее недостает мужества стать кем-либо другим». О жизни и борьбе: «Мы должны быть благодарны людям, дающим нам возможность принести себя в жертву». Она привела меня в чувство». Она даровала мне гордость и свободу». Здравый, гордый и свободный немец, желающий завоевать будущее». Это не вещь в себе. Мы обязаны преодолеть это и перейти к новой, плодоносной силе.

Пока человек держится за свою жизнь, он не свободен... Мы вытолкнуты в этот мир не для страдания и смерти... Мы должны выполнить возложенную на нас миссию... Борьба требует крови. Но каждая капля крови - зерно... Мы все должны жертвовать чем-то... Геббельс, когда писал книгу, еще не мог знать, что кумир Михаэля придет к власти именно в этот день. Описывая смерть и похороны Михаэля, Геббельс призвал на помощь всю свою фантазию.

Михаэль умирает трагической смертью в окружении своих товарищей. И похороны его обставлены на героический манер - он «пионер нового рейха», «рабочий, студент и солдат», библейский ученик, Фауст и Заратустра. Геббельс использовал в книге полный энтузиазма романтический язык германского молодежного движения. Язык Геббельса стал использоваться для культивирования национал-социалистического культа смерти и преображения, героизма и жертвенности. Терминология романа, понятия, постоянно встречающиеся на его страницах в местах, имеющих наибольшую смысловую нагрузку, таковы: смерть, Воскресение, борьба, вера, творческий порыв, народ, война, фатерланд, гений, готовность к самопожертвованию, молодежь, товарищ, труд, признание веры, жертва, гордость, миссия, кровь, солдат. Его темперамент не подходил для академической деятельности. Нет никаких свидетельств о том, что он серьезно желал такой карьеры. Геббельс обращался в ведущие берлинские газеты и журналы, включая «Берлинер Тагеблатт», но запросы его оставались без ответа.

Амбициозный, наделенный живым умом и даром пера, помноженными на критический, хоть и несколько поверхностный тип мышления, молодой доктор Геббельс может показаться вполне подходящим для мира литературной журналистики. Германско-еврейская интеллигенция, игравшая доминирующую роль в этом анклаве, внушала ему отвращение. Провинциал из Рейнской области, человек не очень счастливой личной судьбы так и не смог простить пренебрежение к себе. Его незрелый юношеский романтизм, как и незрелый литературный стиль, еще не обретший дисциплинированного слога, не искушенный в жизненных проблемах, - вероятно, это раздражало редакторов газет и журналов, которым он в начале двадцатых предлагал свои статьи. Особую ненависть Геббельс питал к «Берлинер Тагеблатт». В 1929 году, когда он уже был восходящей звездой в нацистской партии, в плакатах и в партийной литературе Геббельс заявлял, что международные еврейские финансовые дельцы контролировали выплаты репараций Германией и что в случае, если Германия задержит выплаты, то должна будет поставлять юношей и девушек за исключением евреев в качестве рабов. Более десятилетия спустя, в знаменитом фильме Эмиля Яннингса «Папаша Крюгер», в первой сцене фильма толстяк, омерзительный, самоуверенный, ищущий во всем выгоду для себя еврей-фотограф, работает в «Берлинер Тагеблатт». В статье, которая была написана в самом начале второй мировой войны, Геббельс снова решил вспомнить о нападках на него со стороны «еврейской прессы Берлина».

В 1926 году Гитлер боролся за то, чтобы объединить осколки, мелкие группы разного рода нацистских движений. Геббельс предал братьев Штрассеров, Георга и Отто, которые были лидерами рейнского и северо-германского национал-социализма, и перешел к Гитлеру, к мюнхенским нацистам. Его преданность новому фюреру вкупе с его интеллектуальной натурой и дарованиями сразу же сделала Геббельса заметной фигурой в движении, которое не могло похвастаться притоком в него людей с действительно выдающимися способностями - журналистов, ораторов, организаторов. Геббельс стал гауляйтером и к его гау относился район Большого Берлина, по сути говоря, неблагоприятная должность в этом «оплоте красных», но не без перспектив для восходящей звезды на тверди небесной нацизма. Берлин во весь голос взывал о таком нацистском агитаторе, который бы реорганизовал крохотную нацистскую партию в столице рейха, создал бы базис лояльности к Гитлеру, завоевал бы общественное мнение, взяв в оборот «красных», и стал бы автором нового стиля в политической журналистике - печатное слово и рисунок, агитация и демагогия в чистом виде. В окружении нескольких сотен нацистов Геббельс в 1926-1927 годах упорно создавал легенду о «малютке-докторе» с большим сердцем, о бесподобном агитаторе и ораторе, «покорителе Берлина», который в пух и прах разбил «красных», пропагандисте, равных которому не было и нет, луче света, зове фанфар, возвещающем о свободе и конце «еврейской Веймарской республики» и скором явлении миру гитлеризма. Геббельс Берлина так и не завоевал, но партию там он создал и заявлял о себе все громче и громче. Он бросился в битву с врагом: 11 февраля 1927 года, например, нацисты собрали митинг в Веддинге, красном районе Берлина, в зале «Фарус».

Нацистов было больше, чем тех, кто пришел сюда, чтобы сорвать их митинг, и, воспользовавшись численным преимуществом, они быстренько покончили с коммунистами. По Геббельсу, это служило доказательством тому, что буржуазное государство, бессильное перед «красными», было ничто по сравнению с нацистским движением, которое представляло своей целью уничтожить «Ротфронт». Геббельс быстренько сотворил легенду из этой заурядной митинговой драчки; умение тщательно подобрать героизированную лексику и нужную музыку были результатом его необыкновенной проницательности как пропагандиста. Эта идея была в 1928 году воплощена в предвыборном плакате с силуэтом солдата, павшего в первой мировой войне. Геббельс понимал, что «не хлебом единым жив человек», что немцы неравнодушны к пафосу и героизму, причем именно они способны тронуть их сердца и гораздо сильнее, чем новые экономические условия. На заре движения в Мюнхене Гитлер намеревался нагнать страху на трусливую, «респектабельную» буржуазию. Буржуа последуют за ними позже, когда военизированная партия покажет, что ей одной под силу сразиться с красными в пивных залах и на улицах. Геббельс теперь использовал те же самые методы.

Митинг без потасовки считался неудавшимся, потому что к вербальному насилию требовалось небольшое дополнение в виде насилия физического, необходимого для поддержки роста движения. Те, кто задавал слишком много каверзных вопросов, избивались, красные - тоже, разоблачалась «еврейская пресса», да и самому государству бросали вызов. И если небольшая берлинская партия будет запрещена, так пусть будет так. Она проигнорирует этот «фербот», реорганизуется, проведет соответствующую агитационную работу и легализуется снова. Рупором Геббельса был «Дер Ангриф» 49 , небольшая газетенка, скорее представлявшая собой некий агитпамфлет, чем журнал. Геббельс прекрасно понимал, какую ценность могут представить призывы и кусачие карикатуры, и чем более они будут вызывающими, тем лучше. Его сотрудничество с художником-карикатуристом Хансом Швейцером «Мьельнир» - его псевдоним оказалось плодотворным и длительным. Восемнадцати лет от роду, Швейцер уже имел опыт публикаций своих антисемитских карикатур, он был блудным сыном в своем избранном им самим поле деятельности.

Геббельс писал Швейцеру: «Лишь вы можете рисовать так». Сотрудничество Геббельса и Швейцера шло ни шатко, ни валко, но, в конце концов, наметился прорыв, который к 1930 году вышел далеко за пределы Большого Берлина. Удачным примером их сотрудничества стала «Книга Исидора», или «Современный портрет со смехом и ненавистью», написанный в 1931 году. Йозеф Геббельс считал себя одним из величайших пропагандистов всех времен. Во время второй мировой войны он выкраивал время для того, чтобы вспомнить о своих достижениях ранних лет. Геббельс приписывал себе четыре заслуги: 1 создание основы национал-социализма в рабочих областях Рейнланда Рейнской области , предположительно, в качестве соратника отправленного в отставку Штрассера, которого он предал и о котором он в этой связи не упоминает; 2 завоевание Берлина. После того, как в 1933 году он стал министром пропаганды, Геббельс так резюмировал свое отношение к этому: «Пропаганда сама по себе не обладает каким-то набором фундаментальных методов. Она имеет одно-единственное предназначение: завоевание масс.

И всякий метод, не способствующий его осуществлению, плох... Методы пропаганды проистекают из ежедневной борьбы. Среди нас нет пропагандистов от природы». Этой фразой он намекал на себя и своих соратников агитаторов в Рейнланде и Берлине. Насколько же далеко ушел Геббельс от времени создания «Михаэля»! Юный романтик превратился в циничного манипулятора людскими умами. Геббельс открыл агитационную злобу черного юмора, и вместе с Швейцером они на полную катушку использовали его особенности среди берлинцев, каковые снискали у немцев репутацию остроумных людей. Пусть пока они не станут голосовать за нацистов, но заметят их обязательно.

Как впоследствии писал еще один нацистский журналист Ханс Шварц ван Берк: ««Дер Ангриф» напомнил Берлину, как смеяться». Когда партия была запрещена в Берлине, ее члены стали расхаживать в экстравагантных, но в то же время смешных одеждах, как на день всех святых.

Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)

Скачать бесплатно Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год в качестве 4к (2к / 1080p). Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. По мнению Людендорфа, тотальная война — это военный конфликт, в котором страна-участник использует все доступные ресурсы и методы, чтобы одолеть противника. Йозеф Геббельс выступает 18 февраля 1943 года в Берлинском дворце спорта под лозунгом «Тотальная война — кратчайшая война». Доктор Геббельс Тотальная война У фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война, и если он относится к своей работе ТАК ответственно, то мы, простые люди, тем более не можем поступать иначе. Теоретик Людендорф.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий