Каждый, кто был советским ребенком, знает книгу Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо.
Реальные Робинзоны: где они жили, что делали и чем прославились
И он берется за небывалое: не просто пересказывает сюжет романа, а с хирургической точностью вырезает из него все, связанное с мировоззрением, духовными исканиями и вообще внутренней жизнью героя. Корней Чуковский с дочкой Мурочкой И перед нами предстает совсем другой Крузо. Не тот, который из самонадеянного юноши постепенно, благодаря испытаниям и размышлениям, превращается в мудрого и умелого человека. А не очень-то правдоподобный образ упорного и удачливого творца собственной судьбы. Он прямо-таки отлит из стали: не сомневается, не унывает, умеет побороть страх, всегда находит, чем себя занять, и точно знает, что ему делать дальше. И его рассказ о жизни на острове 28 лет — шутка ли, это огромная часть жизни превращается в поверхностное авантюрно-приключенческое повествование, где на первый план выходит не внутренняя жизнь, а внешние действия. Помню, в одном фильме героиня волшебством стирает воспоминания собственных родителей о себе. Исчезает ее лицо с фотографий, исчезают вещи, которые напоминали бы супругам, что у них когда-то была дочь. Корней Чуковский совершает что-то подобное. Не волшебной палочкой, а пером он вычеркивает из «Робинзона Крузо» все, даже косвенные, мельчайшие упоминания о Боге.
Потому что именно вера и упование на Создателя меняют личность Робинзона Крузо и позволяют ему выжить на острове. Робинзон Крузо. Художники: И. Ильинский, А. Константиновский Это была сложная задача. Робинзон родился и вырос в верующей семье, в христианском обществе. Он мыслил этими категориями, они определяли жизненные повороты, даже у молодого повесы, который хочет приключений. Вот как описывает Дефо разговор своего героя с отцом: «Отец мой, человек степенный и умный, догадываясь о моих намерениях, предостерег меня серьезно и основательно. Прикованный подагрой к постели, он позвал меня однажды в свою комнату и с жаром принялся увещевать.
У Чуковского все гораздо проще. Чтобы избавить героя от мук совести и нравственного выбора, он пишет так: «С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Отец, старый, больной человек, хотел, чтобы я сделался важным чиновником, служил в королевском суде и получал большое жалованье. Но я мечтал о морских путешествиях. Однажды он позвал меня к себе и сердито сказал…». Отношения отца и сына упрощаются, чувства примитивизируются. Нет сложного выбора, нет раскаяния, да и жалости почти нет о ней далее упоминает Чуковский мельком, но разве можно всерьез жалеть жадного тщеславного старика, который из самодурства не хочет отпускать сына на вольную морскую жизнь? Все складывается так, что читатель уверен: молодец Робинзон, так и надо — быть хозяином своей судьбы. У Дефо же герой мечется, колеблется, но побеждает молодость, неосмотрительность и желание сделать по-своему.
Робинзон подробно рефлексирует по этому поводу, честно и жестко называя проступки своими именами. Итак, герой Дефо вопреки воле отца отплывает из Англии, путешествует, занимается бизнесом, берется то за одно, то за другое.
Намек вполне очевиден. Ну а в реальности лодка Питмана попала в шторм. Непонятно на что они вообще рассчитывали — видимо на то, что их довольно быстро подберет французское, голландское или пиратское судно. Но море судило иначе. Все пассажиры лодки погибли, кроме Питмана, которого выбросило на необитаемый остров Солт-Тортуга у берегов Венесуэлы. Там он обжился, и даже нашел своего Пятницу — индейца, отбитого им у случайно заплывших на остров испанских корсаров. В 1689 году он все-таки вернулся в Англию, был амнистирован и опубликовал книгу "Повесть о великих страданиях и удивительных приключениях хирурга Генри Питмана".
Вышла она за 30 лет до первой публикации романа Даниеля Дефо. Скорее всего, они были старыми приятелями, учитывая, что автор "Робинзона Крузо" тоже принимал участие в мятеже Монмута, но каким-то образом избежал наказания. Александр Селкирк был пиратом, то есть, извините, корсаром или капером, кому как больше нравится. Разница заключалась лишь в том, что пока одни грабили в Карибском море на свой страх и риск, а другие делали то же самое, имея на кармане официальный патент, и в организацию их экспедиций вкладывались даже коронованные особы. Вот на такой корабль к некоему капитану Томасу Стрейдлингу и нанялся 19-летний Александр Селкрег. Да, да, никакой опечатки, именно так и звучала его настоящая фамилия. Просто перед тем, как взойти на борт корабля он ее изменил из-за ссоры с отцом и братом. У Селкрегов несносный характер, похоже, был фамильным достоянием и передавался в наследство по мужской линии. В море эта его черта проявилась во всю ширь, а за год новый корабельный плотник так достал капитана Стрейдлинга и всю команду, что во время стоянки на острове Мас-а-Тьерра у берегов Чили, от него решили избавиться.
Вообще-то высадка на необитаемый остров у пиратов считалась более жестокой альтернативой знаменитой "прогулке по доске". Как правило, такое наказание назначалось членам команды виновным в мятеже, ну или капитану в том случае если мятеж оказывался удачным. Остров подбирался максимально удаленный от оживленных морских трасс и желательно, чтобы без источников пресной воды. Приговоренным к высадке в дорогу выдавался джентльменский набор: немного пищи, фляга с водой и пистолет с одной пулей в стволе. Намек более чем прозрачный — можно было все выпить и съесть, а затем привести смертный приговор в исполнение самостоятельно, либо мучительно умереть от голода и жажды. Эдуард Тич по прозвищу Черная Борода, поступил с персонажами известной песни "Пятнадцать человек на сундук мертвеца" еще веселее, вручив им вместо воды по бутылке рома. Крепкое спиртное на жаре вызывает острую жажду, а Сундук Мертвеца — это название небольшой скалы в группе Британских Виргинских островов, начисто лишенной всякой растительности. Так что песня, в общем-то, недалека от истины. Иллюстрация Игоря Ильинского к книге "Робинзон Крузо" Но Селкирк не был мятежником, а вся его вина заключалась только в том, что он не умел уживаться с людьми.
Видимо поэтому ему дали с собой не "набор смертника", а все необходимое для выживания: мушкет с запасом пороха и пуль, одеяло, нож, топор, подзорную трубу, табак и Библию. Имея все это, потомственный плотник мог с легкость обустроить свой робинзоний быт. Обходя остров, он обнаружил заброшенный испанский форт, где нашел припрятанный на всякий случай небольшой запас пороха. В окрестных лесах мирно паслись одичавшие козы, завезенные все теми же испанцами. Стало ясно, что голодная смерть ему уж точно не грозит. Проблемы у Селкирка были совсем иного рода. Поскольку Мас-а-Тьерра первыми открыли испанцы, то именно их корабли чаще всего и проходили мимо острова, останавливаясь здесь, чтобы пополнить запасы пресной воды. Встреча с ними не сулила изгнанному с британского корсарского корабля моряку ничего хорошего. С высокой степенью вероятности Селкирка могли тут же, без лишних церемоний, повесить на рее, а могли и "подбросить" до ближайшей колонии, чтобы там судить и продать в рабство.
Именно поэтому реальный Робинзон, в отличие от книжного, был рад далеко не каждому потенциальному спасителю, а завидев парус на горизонте не разводил костер до небес, а наоборот старался как можно лучше спрятаться в джунглях. Спустя 4 года и 4 месяца ему наконец улыбнулась удача в лице случайно приставшего к острову британского капера "Дьюк", которым командовал Вудс Роджерс — прототип одноименного губернатора из сериала "Черные паруса". Он любезно обошелся с Селкирком , постриг, переодел, накормил и вернул в Англию, где тот в одночасье стал национальной знаменитостью и тоже издал книгу о своих приключениях. Правда усидеть дома ему так и не удалось — как истинный моряк он умер на борту корабля, а его тело упокоилось где-то у берегов западной Африки. Остров Мас-а-Тьерра в 1966 году чилийские власти переименовали в остров Робинзона Крузо. Как и Селкирк, Лопес стал робинзоном поневоле — он был солдатом в составе португальского колониального контингента в Индии и перешел на сторону неприятеля во время осады Гоа. Когда военная удача в очередной раз переменилась и войска адмирала Албукерки все-таки отбили город у Юсуфа Адиль-Шаха, перебежчика взяли в плен, отрубили ему правую руку, уши и нос, а на обратном пути высадили на том самом острове св. Елены, где 300 лет спустя окончил свои дни Наполеон. Там он и провел следующие несколько лет, обустроился и даже завел себе Пятницу — выброшенного штормом яванца.
А в качестве домашнего животного у него был дрессированный петух, ходивший за ним повсюду как собака. За это время к св. Елене неоднократно приставали корабли, но Лопес категорически не желал выходить к людям.
Робинзон Крузо Роман и герой Робинзоны существуют с тех давних пор, как на земле появилось человечество. Но для того чтобы они получили своё имя, в 1660 году в Лондоне должен был родиться мальчик — Даниель Фо. А в 1719 году, пережив множество взлётов и крушений, он должен был сесть за письменный стол и вывести на чистом листе бумаги: «Жизнь и необычайные удивительные приключения Робинзона Крузо…» Сам Даниель Де Фо Дефо был человеком весьма оригинальным.
Политик, журналист, коммерсант-неудачник, а, в сущности, — авантюрист, вечно опутанный долгами, он в шестидесятилетнем возрасте каким-то чудом сохранил и передал литературному детищу свою бьющую через край жизненную энергию. Итак, попав на необитаемый остров, Робинзон Крузо создаёт настоящую утопию, то есть мир, в котором деньги оказываются «ненужным хламом». Робинзон покоряет природу именно потому, что для англичанина жизнь вне цивилизации невозможна. Моей единственной пищей были бы рыба и черепахи. А так как прошло много времени, прежде чем я нашёл черепах, то я просто умер бы с голоду. А если бы не погиб, то жил бы как дикарь».
Робинзон всеми силами старается вырвать себя из так называемой «простоты» и «природы». Однако у этой истории есть «подводное течение» — его обнаружил ещё Жан-Жак Руссо — герой панически боится оторваться от цивилизации, стать дикарём, но в то же время, всё больше и больше сближается с природой. Робинзон ведь вырос в состоятельной семье и не имел представления, как выполняют простую работу: шьют одежду, плотничают, обжигают горшки, сеют и пекут хлеб, доят коз, взбивают масло и делают сыр. Поэтому он постоянно вынужден «изобретать колесо». Довольно безалаберный молодой человек превращается в подлинного творца. Причём он не только создаёт вокруг себя мир материальный, но и обретает собственный внутренний мир.
В оригинале романа Робинзон проходит путь от безверия к вере, да и в русском пересказе Корнея Чуковского он становится мудрым человеком, правда, далеко не в такой степени религиозным, как в тексте Дефо. Так или иначе, в руки и взрослому, и юному читателю попадает не просто «чтиво», а «удачнейший трактат о естественном воспитании» Жан-Жак Руссо. Если же говорить современным языком, перед нами книга о самовоспитании, о том, как человек «делает себя сам». И, как заметил исследователь творчества Даниеля Дефо Дмитрий Урнов, мы имеем дело с «антиприключением». В книге нет ни любовной интриги, ни погонь, ни сражений, ни поисков клада, даже диалогов практически нет если не считать разговоров с попугаем и Пятницей. Какой магией должен обладать писатель, чтобы заставить читателя неотрывно следить за тем, как «выгнанный из Рая» герой самостоятельно учится разным ремёслам и сельскому хозяйству, целый год вбивает в землю колья, чтобы защитить себя от врагов, а потом два года мастерит лодку.
Он занимается самыми обыденными делами, на которые, читая другую книгу, мы бы не обратили никакого внимания. Литературоведы давно назвали это «феноменом простоты». Действительно, секрет обаяния романа и его главного героя труднообъясним. Может быть, дело в том, что каждый из нас в детстве, порой и не подозревая об этом, играл в робинзона. Главное, чтобы где-нибудь в укромном уголке сада был шалаш и — ощущение одиночества. То есть было бы место, где можно спрятаться от взрослых, слушать стрёкот кузнечиков и шелест дождя, глядеть на бегущие по небу облака — словом, оказаться наедине с природой и собственными мыслями, даже не понимая, но чувствуя, что это и есть настоящее счастье.
Может, здесь и надо искать «корни» нашего Робинзона? Кстати, Робинзоном увлекались и увлекаются не только мальчишки. Татьяна Луговская в книге «Я помню» пишет о своей кукле по имени Робинзон Крузо. Интересно, был ли у игрушки крошечный меховой зонтик? Некоторые исследователи пытаются проводить параллели между событиями в жизни героя и автора. Робинзон, например, бежит из родного дома, а Дефо отказывается принять сан священника.
Кораблекрушение означает банкротство, необитаемый остров символизирует Англию, и так далее, и тому подобное. На эту идею натолкнул литературоведов сам Дефо, если конечно верить его признанию. Но, скорее всего, перед нами не иносказательная, а духовная биография Дефо, а необитаемый остров — то самое одиночество, в котором оказался писатель в конце жизни, ведь за свою знаменитую книгу он взялся почти в шестьдесят лет. Первый вариант «Робинзона Крузо» нашли не так давно — в Лондонской королевской библиотеке. В черновых набросках романа Робинзон провёл в одиночестве одиннадцать лет — сеял ячмень и кукурузу, выращивал коз, а однажды сделал небольшое каноэ и отправился в путешествие. Оказалось, что все эти годы он жил на полуострове, соединённом перешейком с побережьем Гайаны.
Любопытно, что после выхода романа в свет Даниеля Дефо всерьёз обвинили в плагиате, то есть в использовании брошюры «Превратности судьбы, или Удивительные приключения Александра Селькирка, написанные его собственной рукой».
Они бросились в воду и стали плавать, словно купанье было единственною целью их появления. Вдруг один из них подплыл довольно близко к баркасу. Я этого не ожидал; тем не менее, зарядив поскорее ружье и приказав Ксури зарядить оба другие, я приготовился встретить врага как только он приблизился к нам на расстояние ружейного выстрела, я спустил курок, и пуля попала ему прямо в голову в тот же миг он погрузился в воду, потом вынырнул и поплыл назад к берегу, то исчезая под водой, то снова появляясь на поверхности. Он, видимо, боролся со смертью, захлебываясь водой и исходя кровью из смертельной раны.
Невозможно передать, до чего были поражены бедные дикари, когда услышали треск и увидали огонь ружейного выстрела: некоторые из них чуть не умерли со страху и попадали на землю, точно мертвые. Но, видя, что зверь пошел ко дну и что я делаю им знаки подойти ближе, они ободрились и вошли в воду, чтобы вытащить убитого зверя. Я нашел его по кровавым пятнам на воде и, закинув на него веревку, перебросил конец ее неграм, а те притянули его к берегу. Животное оказалось леопардом редкой породы с пятнистой шкурой необычайной красоты. Негры, стоя над ним, воздевали вверх руки в знак изумления: они не могли понять, чем я его убил.
Другой зверь, испуганный огнем и треском моего выстрела, выскочил на берег и убежал назад в горы; за дальностью расстояния я не мог разобрать, что это был за зверь. Между тем, я заметил, что неграм очень хочется поесть мяса убитого леопарда, и решит устроить так, как будто бы они получили его в дар от меня. Я показал им знаками, что они могут взять его себе. Они очень благодарили меня и, не теряя времени, принялись за работу. Хотя ножей у них не было, однако, действуя заостренными кусочками дерева, они сняли шкуру с мертвого зверя так быстро и ловко, как мы не сделали бы этого и ножом.
Они предложили мне мясо; но от мяса я отказался, сделав им знак, что отдаю его им, а попросил только шкуру, которую они мне и отдали очень охотно. Кроме того, они принесли для меня новый запас провизии, гораздо больше прежнего. Затем я знаками попросил у них воды: протянув один из наших кувшинов, я опрокинул его кверху дном чтобы показать, что он пуст и что его надо наполнить Они сейчас же прокричали что-то своим. Немного погодя, появились две женщины с большим сосудом воды из обожженной должно быть на солнце глины и оставили его на берегу, как и провизию. Я отправил Ксури со всеми нашими кувшинами, и он наполнил водой все три.
Женщины были совершенно голые, как и мужчины. Запасшись таким образом водой, кореньями и зерном, я расстался с гостеприимными неграми и в течение еще одиннадцати дней продолжал путь в прежнем направлении, не приближаясь к берегу. Наконец, милях в пятнадцати впереди я увидел узкую полосу земли, далеко выступавшую в море. Погода была тихая, и я свернул в открытое море, чтоб обогнуть эту косу. В тот момент, когда мы поровнялись с ее оконечностью, я ясно различил милях в шести от берега со стороны океана другую полосу земли и заключил вполне основательно, что узкая коса — Зеленый мыс, а полоса земли — острова того же названия.
Но они были очень далеко, и, не решаясь направиться к ним, я не знал, что мне делать. Я понимал, что если меня застигнет свежий ветер, то я, пожалуй, не доплыву ни до острова, ни до мыса. Ломая голову над разрешением этого вопроса, я присел на минуту в каюте, предоставив Ксури править рулем, как вдруг услышал его крик: «Хозяин! Я выскочил из каюты и сейчас же не только увидел корабль, но даже различил, что это был португальский корабль, направлявшийся, по моему, к берегам Гвинеи за неграми. Но, присмотревшись внимательнее, я убедился, что судно идет в другом направлении и не думает сворачивать к земле.
Тогда я поднял все паруса и повернул в открытое море, решившись сделать все возможное, чтобы вступить с ним в сношение. Я, впрочем, скоро убедился, что, даже идя полным ходом, мы не успеем подойти к нему близко и что оно пройдет мимо, прежде чем можно будет дать ему сигнал; но в тот момент, когда я начинал уже отчаиваться, нас должно быть увидели с корабля в подзорную трубу и предположили, что это лодка с какого-нибудь погибшего европейского судна. Корабль убавил паруса, чтобы дать нам возможность подойти. Это меня ободрило. У нас на баркасе был кормовой флаг с корабля нашего бывшего хозяина, и я стал махать этим флагом в знак того, что мы терпим бедствие, и, кроме того, выстрелил из ружья.
Они увидели флаг и дым от выстрела самого выстрела они не слыхали ; корабль лег в дрейф, ожидая нашего приближения, и спустя три часа мы причалили к нему. Меня спросили, кто я, по португальски, по испански и по французики, но ни одного из этих языков я не знал. Наконец, один матрос, шотландец, заговорил со мной по английски, и я объяснил ему, что я — англичанин и убежал от мавров из Салеха, где меня держали в неволе. Тогда меня и моего спутника пригласили на корабль и приняли весьма любезно со всем нашим добром. Легко себе представить, какой невыразимой радостью наполнило меня сознание свободы после того бедственного и почти, безнадежного положения, в котором я находился.
Я немедленно предложил все мое имущество капитану в вознаграждение за мое избавление, но он великодушно отказался, говоря, что ничего с меня не возьмет и что все мои вещи будут возвращены мне в целости, как только мы придем в Бразилию. А это всегда может случиться. Кроме того, ведь мы завезем вас в Бразилию, а от вашей родины это очень далеко, и вы умрете там с голоду, если я отниму у вас ваше имущество. Для чего же тогда мне было вас спасать? Нет, нет, сеньор инглезе то есть англичанин , я довезу вас даром до Бразилии, а ваши вещи дадут вам возможность пожить там и оплатить ваш проезд на родину».
Капитан оказался великодушным не только на словах, но и исполнил свое обещание в точности. Он распорядился, чтобы никто из матросов не смел прикасаться к моему имуществу, затем составил подробную опись всего моего имущества и взял все это под свой присмотр, а опись передал мне, чтобы потом, по прибытии в Бразилию, я мог получить по ней каждую вещь, вплоть до трех глиняных ковшиков. Что касается моего баркаса, то капитан, видя, что он очень хорош, сказал, что охотно купит его у меня для своего корабля, и спросил, сколько я хочу получить за него. На это я ответил, что он поступил со мной так великодушно во всех отношениях, что я ни в коем случае не стану назначать цены за свою лодку, а всецело предоставлю это ему. Тогда он сказал, что выдаст мне письменное обязательство уплатить за нее восемьдесят пиастров в Бразилии, но что если по приезде туда кто-нибудь предложит мне больше, то и он даст мне больше.
Кроме того, он предложил мне шестьдесят золотых за Ксури. Мне очень не хотелось брать эти деньги, и не потому, чтобы я боялся отдать мальчика капитану, а потому что мне было жалко продавать свободу бедняги, который так преданно помогал мне самому добыть ее. Я изложил капитану все эти соображения, и он признал их справедливость, но советовал не отказываться от сделки, говоря, что он выдаст мальчику обязательство отпустить его на волю через десять лет, если он примет христианство. Это меняло дело. А так как к тому же сам Ксури выразил желание перейти к капитану, то я и уступил его.
Наш переезд до Бразилии совершился вполне благополучно, и после двадцатидвухдневного плавания мы вошли в бухту Тодос лос Сантос, или Всех Святых. Итак, я еще раз избавился от самого бедственного положения, в какое только может попасть человек, и теперь мне оставалось решить, что делать с собой. Я никогда не забуду великодушного отношения ко мне капитана португальского корабля. Он ничего не взял с меня за проезд, аккуратнейшим образом возвратил мне все мои вещи и дал мне сорок дукатов за львиную шкуру и двадцать за шкуру леопарда и вообще купил все, что мне хотелось продать, в том числе ящик с винами, два ружья и остаток воску часть которого пошла у нас на свечи. Одним словом, я выручил двести двадцать золотых и с этим капиталом сошел на берег Бразилии.
Вскоре капитан ввел меня в дом одного своего знакомого, такого же доброго и честного человека, как он сам. Это был владелец ingenio, то есть сахарной плантации и сахаристого завода. Я прожил у него довольно долгое время и, благодаря этому, познакомился с культурой сахарного тростника и с сахарным производством. Видя, как хорошо живется плантаторам и как быстро они богатеют, я решил хлопотать о разрешении поселиться здесь окончательно и самому заняться этим делом. В то же время я старался придумать какой-нибудь способ вытребовать из Лондона хранившиеся у меня там деньги.
Когда мне удалось получить бразильское подданство, я на все мои наличные деньги купит участок невозделанной земли и стал составлять план моей будущей плантации и усадьбы, сообразуясь с размерами той денежной суммы, которую я рассчитывал получить из Лондона. Был у меня сосед, португалец из Лиссабона, по происхождению англичанин, по фамилии Уэлз. Он находился приблизительно в таких же условиях, как и я. Я называю его соседом, потому что его плантация прилегала к моей. Мы были с ним в самых приятельских отношениях.
У меня, как и у него. Но по мере того, как земля возделывалась, мы богатели, так что на третий год часть земли была у нас засажена табаком, и мы разделали по большому участку под сахарный тростник к будущему году. Но мы оба нуждались в рабочих руках, и тут мне стало ясно, как нерасчетливо я поступил, расставшись с мальчиком Ксури. Теперь мне не оставалось ничего более, как продолжать в том же духе. Я навязал себе на шею дело, не имевшее ничего общего с моими природными наклонностями, прямо противоположное той жизни, о какой я мечтал, ради которой я покинул родительский дом и пренебрег отцовскими советами.
Более того, я сам пришел к той золотой середине, к той высшей ступени скромного существования, которую советовал мне избрать мой отец и которой я мог бы достичь с таким же успехом, оставаясь на родине и не утомляя себя скитаниями по белу свету. Как часто теперь говорил я себе, что мог бы делать то же самое и в Англии, живя между друзьями, не забираясь за пять тысяч миль от родины, к чужеземцам и дикарям, в дикую страну, куда до меня никогда не дойдет даже весточка из тех частей земного шара, где меня немного знают! Вот каким горьким размышлениям о своей судьбе предавался я в Бразилии. Кроме моего соседа-плантатора, с которым я изредка виделся, мне не с кем было перекинуться словом; все работы мне приходилось исполнять собственными руками, и я, бывало, постоянно твердил, что живу точно на необитаемом острове, и жаловался, что кругом нет ни одной души человеческой. Как справедливо покарала меня судьба, когда впоследствии и в самом деле забросила меня на необитаемый остров, и как полезно было бы каждому из нас, сравнивая свое настоящее положение с другим, еще худшим, помнить, что Провидение во всякую минуту может совершить обмен и показать нам на опыте, как мы были счастливы прежде!
Да, повторяю, судьба наказала меня по заслугам, когда обрекла на ту действительно одинокую жизнь на безотрадном острове, с которой я так несправедливо сравнивал свое тогдашнее житье, которое, если б у меня хватило терпения продолжать начатое дело, вероятно, привело бы меня к богатству и счастью… Мои планы относительно сахарной плантации приняли уже некоторую определенность к тому времени, когда мой благодетель капитан, подобравший меня в море, должен был отплыть обратно на родину его судно простояло в Бразилии около трех месяцев, пока он забирал новый груз на обратный путь. И вот, когда я рассказал ему, что у меня остался в Лондоне небольшой капитал, он дал мне следующий дружеский и чистосердечный совет: «Сеньор инглеэе, — сказал он он всегда меня так величал , — дайте мне формальную доверенность и напишите в Лондон тому лицу, у которого хранятся ваши деньги. Напишите, чтобы для вас там закупили товаров таких, которые находят сбыт в здешних краях и переслали бы их в Лиссабон по адресу, который я вам укажу; а я, если Бог даст, вернусь я доставлю вам их в целости. Но так как дела человеческие подвержены всяким превратностям и бедам, то на вашем месте я взял бы на первый раз только сто фунтов стерлингов, то есть половину вашего капитала. Рискните сначала только этим.
Если эти деньги вернутся к вам с прибылью, вы можете таким же образом пустить в оборот и остальной капитал, а если пропадут, так у вас, по крайней мере, останется хоть что-нибудь в запасе». Совет был так хорош и так дружествен, что лучшего, казалось мне, нельзя и придумать, и мне остается только последовать ему. Поэтому у я, не колеблясь, выдал капитану доверенность, как он того желал, и приготовил письмо к вдове английского капитана, которой когда-то отдал на сохранение свои деньги. Я подробно описал ей все мои приключения: рассказал, как я попал в неволю, как убежал, как встретил в море португальский корабль и как человечно обошелся со мной капитан. В заключение я описал ей настоящее мое положение и дал необходимые указания насчет закупки для меня товаров.
Мой друг капитан тотчас по прибытии своем в Лиссабон через английских купцов переслал в Лондон одному тамошнему купцу заказ на товары. Лондонский купец немедленно передал оба письма вдове английского капитана, и она не только выдала ему требуемую сумму, но еще послала от себя португальскому капитану довольно кругленькую сумму в виде подарка за его гуманное и участливое отношение ко мне. Закупив на все мои сто фунтов английских товаров, по указаниям моего приятеля капитана, лондонский купец переслал их ему в Лиссабон, а тот благополучно доставил их мне в Бразилию. В числе других вещей он уже по собственному почину ибо я был настолько новичком в моем деле, что мне это даже не пришло в голову привез мне всевозможных земледельческих орудий, а также всякой хозяйственной утвари. Все это были вещи, необходимые для работ на плантации, и все они очень мне пригодились.
Когда прибыл мой груз, я был вне себя от радости и считал свою будущность отныне обеспеченной. Мой добрый опекун капитан, кроме всего прочего, привез мне работника, которого нанял с обязательством прослужить мне шесть лет. Для этой цели он истратил собственные пять фунтов стерлингов, полученные в подарок от моей приятельницы, вдовы английского капитана. Он наотрез отказался от всякого возмещения, и я уговорил его только принять небольшой тюк табаку, как плод моего собственного хозяйства. И это было не все.
Так как весь груз моих товаров состоял из английских мануфактурных изделий — полотен, байки, сукон, вообще таких вещей, которые особенно ценились и требовались в этой стране, то я имел возможность распродать его с большой прибылью; словом, когда все было распродано, мой капитал учетверился. Благодаря этому, я далеко опередил моего бедного соседа по разработке плантации, ибо первым моим делом после распродажи товаров было купить невольника-негра и нанять еще одного работника-европейца кроме того, которого привез мне капитан из Лиссабона. Но дурное употребление материальных благ часто является вернейшим путем к величайшим невзгодам. Так было и со мной. В следующем году я продолжал возделывать свою плантацию с большим успехом и собрал пятьдесят тюков табаку сверх того количества, которое я уступил соседям в обмен на предметы первой необходимости.
Все эти пятьдесят тюков, весом по сотне с лишком фунтов каждый, лежали у меня просушенные, совсем готовые к приходу судов из Лиссабона. Итак, дело мое разрасталось; но по мере того, как я богател, голова моя наполнялась планами и проектами, совершенно несбыточными при тех средствах, какими я располагал: короче, это были того рода проекты, которые нередко разоряют самых лучших дельцов. Но мне была уготовлена иная участь: мне по прежнему суждено было самому быть виновником всех моих несчастий. И точно для того, чтобы усугубить мою вину и подбавить горечи в размышления над моей участью, размышления, на которые в моем печальном будущем мне было отпущено слишком много досуга, все мои неудачи вызывались исключительно моей страстью к скитаниям, которой я предавался с безрассудным упорством, тогда как передо мной открывалась светлая перспектива полезной и счастливой жизни, стоило мне только продолжать начатое, воспользоваться теми житейскими благами, которые так щедро расточало мне Провидение, и исполнять свой долг. Как уже было со мною однажды, когда я убежал из родительского дома, так и теперь я не мог удовлетвориться настоящим.
Я отказался от надежды достигнуть благосостояния, быть может, богатства, работая на своей плантации, — все оттого, что меня обуревало желание обогатиться скорее, чем допускали обстоятельства. Таким образом, я вверг себя в глубочайшую пучину бедствий, в какую, вероятно, не попадал еще ни один человек и из которой едва ли можно выйти живым и здоровым. Перехожу теперь к подробностям этой части моих похождений. Прожив в Бразилии почти четыре года и значительно увеличивши свое благосостояние, я, само собою разумеется, не только изучил местный язык, но и завязал большие знакомства с моими соседями-плантаторами, а равно и с купцами из Сан-Сальвадора, ближайшего к нам портового города. Встречаясь с ними, я часто рассказывал им о двух моих поездках к берегам Гвинеи, о том, как ведется торговля с тамошними неграми и как легко там за безделицу — за какие-нибудь бусы, ножи, ножницы, топоры, стекляшки и тому подобные мелочи — приобрести не только золотого песку и слоновую кость, но даже в большом количестве негров-невольников для работы в Бразилии.
Мои рассказы они слушали очень внимательно, в особенности, когда речь заходила о покупке негров. В то время, надо заметить, торговля невольниками была весьма ограничена, и для нее требовалось так называемое assiento, то есть разрешение от испанского или португальского короля; поэтому негры-невольники были редки и чрезвычайно дороги. Как-то раз нас собралась большая компания: я и несколько человек моих знакомых плантаторов и купцов, и мы оживленно беседовали на эту тему. На следующее утро трое из моих собеседников явились ко мне и объявили, что, пораздумав хорошенько над тем, что я им рассказал накануне, они пришли ко мне с секретным предложением. Затем, взяв с меня слово, что все, что я от них услышу, останется между нами, они сказали мне, что у всех у них есть, как и у меня, плантации, и что ни в чем они так не нуждаются, как в рабочих руках.
Поэтому они хотят снарядить корабль в Гвинею за неграми. Но так как торговля невольниками обставлена затруднениями и им невозможно будет открыто продавать негров по возвращении в Бразилию, то они думают ограничиться одним рейсом, привезти негров тайно, а затем поделить их между собой для своих плантаций. Вопрос был в том, соглашусь ли я поступить к ним на судно в качестве судового приказчика, то есть взять на себя закупку негров в Гвинее. Они предложили мне одинаковое с другими количество негров, при чем мне не нужно было вкладывать в это предприятие ни гроша. Нельзя отрицать заманчивости этого предложения, если бы оно было сделано человеку, не имеющему собственной плантации, за которой нужен был присмотр, в которую вложен значительный капитал и которая со временем обещала приносить большой доход.
Но для меня, владельца такой плантации, которому следовало только еще года три-четыре продолжать начатое, вытребовав из Англии остальную часть своих денег — вместе с этим маленьким добавочным капиталом мое состояние достигло бы трех, четырех тысяч фунтов стерлингов и продолжало бы возрастать — для меня помышлять о подобном путешествия было величайшим безрассудством. Но мне на роду было написано стать виновником собственной гибели. Как прежде я был не в силах побороть своих бродяжнических наклонностей, и добрые советы отца пропали втуне, так и теперь я не мог устоять против сделанного мне предложения. Словом, я отвечал плантаторам, что с радостью поеду в Гвинею, если в мое отсутствие они возьмут на себя присмотр за моим имуществом и распорядятся им по моим указаниям в случае, если я не вернусь. Они торжественно обещали мне это, скрепив наш договор письменным обязательством; я же, с своей стороны, сделал формальное завещание на случай моей смерти: свою плантацию и движимое имущество я отказывал португальскому капитану, который спас мне жизнь, но с оговоркой, чтобы он взял себе только половину моей движимости, а остальное отослал в Англию.
Словом, я принял все меры для сохранения моей движимости и поддержания порядка на моей плантации. Прояви я хоть малую часть столь мудрой предусмотрительности в вопросе о собственной выгоде, составь я столь же ясное суждение о том, что я должен и чего не должен делать, я, наверное, никогда бы не бросил столь удачно начатого и многообещающего предприятия, не пренебрег бы столь благоприятными видами на успех и не пустился бы в море, с которым неразлучны опасности и риск, не говоря уже о том, что у меня были особые причины ожидать от предстоящего путешествия всяких бед. Но меня торопили, и я скорее слепо повиновался внушениям моей фантазии, чем голосу рассудка. Итак, корабль был снаряжен, нагружен подходящим товаром, и все устроено по взаимному соглашению участников экспедиции. В недобрый час, 1-го сентября 1659 года, я взошел на корабль.
Это был тот самый день, в который восемь лет тому назад я убежал от отца и матери в Гулль, — тот день, когда я восстал против родительской власти и так глупо распорядился своею судьбой. Наше судно было вместимостью около ста двадцати тонн: на нем было шесть пушек и четырнадцать человек экипажа, не считая капитана, юнги и меня. Тяжелого груза у нас не было, и весь он состоял из разных мелких вещиц, какие обыкновенно употребляются для меновой торговли с неграми: из ножниц, ножей, топоров, зеркалец, стекляшек, раковин, бус и тому подобной дешевки. Как уже сказано, я сел на корабль 1-го сентября, и в тот же день мы снялись с якоря. Сначала мы направились к северу вдоль берегов Бразилии, рассчитывая свернуть к африканскому материку, когда дойдем до десятого или двенадцатого градуса северной широты, таков в те времена был обыкновенный курс судов.
Все время, покуда мы держались наших берегов, до самого мыса Св. Августина, стояла прекрасная погода, было только чересчур жарко. От мыса Св. Августина мы повернули в открытое море и вскоре потеряли из виду землю. Мы держали курс приблизительно на остров Фернандо де Норонха, то есть на северо-восток.
Остров Фернандо остался у нас по правой руке. Это был настоящий ураган. Он начался с юго-востока, потом пошел в обратную сторону и, наконец, задул с севеpo-востока с такою ужасающей силой, что в течение двенадцати дней мы могли только носиться по ветру и, отдавшись на волю судьбы плыть, куда нас гнала ярость стихий. Нечего и говорить, что все эти двенадцать дней я ежечасно ожидал смерти, да и никто на корабле не чая остаться в живых. Но наши беды не ограничились страхом бури: один из наших матросов умер от тропической лихорадки, а двоих — матроса и юнгу — омыло с палубы.
На двенадцатый день шторм стал стихать, и капитан произвел по возможности точное вычисление. Оказалось, что мы находимся приблизительно под одиннадцатым градусом северной широты, но что нас отнесло на двадцать два градуса к западу от мыса Св. Мы были теперь недалеко от берегов Гвианы или северной части Бразилии, за рекой Амазонкой, и ближе к реке Ориноко, более известной в тех краях под именем Великой Реки. Капитан спросил моего совета, куда нам взять курс. В виду того, что судно дало течь и едва ли годилось для дальнего плавания, он полагал, что лучше всего повернуть к берегам Бразилии.
Но я решительно восстал против этого. В конце концов, рассмотрев карты берегов Америки, мы пришли к заключению, что до самых Караибских островов не встретим ни одной населенной страны, где можно было бы найти помощь. Поэтому мы решили держать курс на Барбадос, до которого, по нашим расчетам, можно было добраться в две недели, так как нам пришлось бы немного уклониться от прямого пути, чтоб не попасть в течение Мексиканского залива. О том же, чтобы идти к берегам Африки, не могло быть и речи: наше судно нуждалось в починке, а экипаж — в пополнении. В виду вышеизложенного, мы изменили курс и стали держать на запад-северо-запад.
Мы рассчитывали дойти до какого-нибудь из островов, принадлежащих Англии, и получить там помощь. Но судьба судила иначе. Так же стремительно, как и в первый раз, мы понеслись на запад и очутились далеко от торговых путей, так что, если бы даже мы не погибли от ярости волн, у нас все равно почти не было надежды вернуться на родину, и мы, вероятнее всего, были бы съедены дикарями. Однажды ранним утром, когда мы бедствовали таким образом — ветер все еще не сдавал — один из матросов крикнул: «Земля! В тот же миг от внезапной остановки вода хлынула на палубу с такой силой, что мы уже считали себя погибшими: стремглав бросились мы вниз в закрытые помещения, где и укрылись от брызг и пены.
Тому, кто не бывал в подобном положении, трудно дать представление, до какого отчаяния мы дошли. Мы не знали, где мы находимся, к какой земле нас прибило, остров это или материк, обитаемая земля или нет. А так как буря продолжала бушевать, хоть и с меньшей силой, мы не надеялись даже, что наше судно продержится несколько минут, не разбившись в щепки; разве только каким-нибудь чудом ветер вдруг переменится.
Аудиокниги слушать онлайн
Робинзон Крузо-главный герой сказки,,Приключения Робинзона Крузо", которую написал Даниель Дефо Он потерпел кораблекрушение и таким образом попал на необитаемый остров. Существуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо. Робинзон Крузо — роман Даниэля Дефо, впервые опубликованный в апреле 1719 года, названный по имени главного героя.
Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики
Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве. Роман написан в виде автобиографии, дневника Робинзона Крузо, который, как следует из названия, после крушения судна провел на необитаемом острове больше четверти века. Робинзон Крузо провел в изоляции на острове 28 лет, два месяца и 19 дней, но не потерял страсти к приключениям. Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве. Робинзон Крузо — легендарная книга Даниэля Дефо, на которой выросло не одно поколение ребят. Cуществуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо.
Сообщение про робинзона крузо
В восстании герцога Монмута против Якова II Дефо принял участие, став персонажем битвы при Седжмуре, битве, проигранной мятежниками. В Ньюингтонской академии он изучает греческий и латынь, штудирует классическую литературу; потом становится приказчиком у оптового чулочного торговца. Книги зреют в нём. По торговым делам путешествуя, изучает европейскую жизнь; в последствии сам становится владельцем чулочного производства. Крепость и основательность в жизни влекут его: как Робинзона, узнавшего авторской волей Дефо меру совсем иного мира.
К армии Вильгельма Оранского, вступившего в пространства Англии, Дефо присоединяется немедленно. Он любит короля. Он пишет в этот период жизни ряд блистательных сочинений: «Опыт о проектах», например, в каком ведёт речь об улучшение в делах политики, торговли, педагогики. Стиль его отработан, лёгок, ясен, если надо — кипящ.
Он становится советником короля: заказывающего ему и памфлеты. Всё это — бурное, необычное, говорящее о множественности одарённостей Дефо — меркнет постепенно рядом с Робинзоном Крузо — романом, становящимся альфой английского романа, и оставляющим Дефо в истории литературы на первых позициях. Неистовые молитвы Робинзона равны трудам по выживанию, столь же неистовым, переплетённые лентами необходимости в большей степени, нежели гирляндами надежд. Солью разъест душу отчаяние: равнодушное великолепие острова, равно как и величавое спокойствие вод, вспенившихся и разоривших корабль — словно противоречат деятельности… Гляди в небо: бесконечно-синее, и помирай.
Нет, инстинкт, заложенный в человеке противоречит оному: Робинзон выбирает борьбу. В данном случае право выбора, обычно весьма условное для человека, у него было.
Когда лодка вышла в море, Робинзон сбросил мавра за борт и приказал плыть к берегу, иначе пристрелит. На судне остался маленький парень, который тоже был слугой. От него не следовало ожидать опасностей и Робинзон взял его с собой. Вместе они поплыли на лодке вдоль африканского побережья в надежде отыскать цивилизацию. Через несколько недель их лодку заметил португальский корабль и капитан принял бывших рабов на борт.
За беглецом гналось три человека, двоих Робинзон застрелил из ружья, третьего — саблей убил сам убегающий. Крузо знаками подозвал испуганного беглеца к себе. Робинзон отвел дикаря в грот и накормил его. Дикарь всеми возможными знаками показал Робинзону, что с этого дня будет служить ему всю жизнь. Крузо начал постепенно учить его нужным словам. Прежде всего — сообщил, что будет называть его Пятницей в память дня, в который спас ему жизнь , обучил словам «да» и «нет».
Дикарь предложил съесть убитых врагов, однако Крузо показал, что ужасно рассержен этим его желанием. Пятница стал для Робинзона настоящим товарищем — «никогда ни один человек не имел такого любящего, такого верного и преданного друга». Глава 22 Робинзон брал Пятницу с собой на охоту в качестве помощника, приучал дикаря питаться мясом животных. Пятница начал помогать Крузо по хозяйству. Когда дикарь обучился основам английского языка, он рассказал Робинзону о своем племени. Индейцы, от которых ему удалось сбежать, победили родное племя Пятницы.
Крузо расспрашивал товарища об окружающих землях и их обитателях — народах, которые живут на соседних островах. Как оказалось, соседняя земля — это остров Тринидад, где живут дикие племена карибов. Дикарь объяснил, что к «белым людям» можно добраться на большой шлюпке, это подарило Крузо надежду. Глава 23 Робинзон научил Пятницу стрелять из ружья. Когда дикарь хорошо освоил английский, Крузо поделился с ним своей историей. Пятница рассказал, что как то у их острова разбился корабль с «белыми людьми».
Они были спасены туземцами и остались жить на острове, став для дикарей «братьями». Крузо начинает подозревать Пятницу в желании сбежать с острова, однако туземец доказывает свою преданность Робинзону. Дикарь сам предлагает помочь Крузо вернуться домой. Мужчины за месяц сделали пирогу из ствола дерева. Крузо поставил в лодке мачту с парусом. Глава 24 Переждав сезон дождей, Робинзон и Пятница начали готовиться к предстоящему плаванью.
В один из дней к берегу причалили дикари с очередными пленниками. Робинзон и Пятница расправились с людоедами. Спасенными пленниками оказались испанец и отец Пятницы. Специально для ослабших европейца и отца дикаря мужчины соорудили парусиновую палатку. Глава 25 Испанец рассказал, что дикари приютили у себя семнадцать испанцев, корабль которых потерпел крушение у соседнего острова, однако спасенные испытывают крайнюю нужду. Робинзон договаривается с испанцем, что его товарищи помогут ему с постройкой корабля.
Мужчины заготовили все необходимые припасы для «белых людей», и испанец с отцом Пятницы отправились за европейцами. Пока Крузо и Пятница ожидали гостей, к острову приблизился английский корабль. Англичане на шлюпке причалили к берегу, Крузо насчитал одиннадцать человек, трое из которых были пленниками. Глава 26 Лодка разбойников с отливом села на мель, поэтому моряки отправились гулять по острову. В это время Робинзон готовил ружья. Ночью, когда матросы заснули, Крузо подошел к их пленникам.
Один из них — капитан корабля, рассказал, что его экипаж взбунтовался и перешел на сторону «шайки негодяев». Он и два его товарища едва убедили разбойников не убивать их, а высадить на пустынном берегу. Крузо и Пятница помогли убить зачинщиков бунта, а остальных матросов связали. Глава 27 Чтобы захватить корабль, мужчины пробили дно в баркасе и подготовились к встрече следующей шлюпки с разбойниками. Пираты, увидев, продырявленное судно и то, что их товарищи пропали, испугались и собирались вернуться на корабль. Тогда Робинзон придумал хитрость — Пятница и помощник капитана заманили восьмерых пиратов вглубь острова.
Двое разбойников, которые оставались ждать товарищей, безоговорочно сдались в плен. Ночью капитан убивает понявшего бунт боцмана. Пятеро разбойников сдаются. Глава 28 Робинзон распоряжается посадить бунтовщиков в подземелье и взять корабль с помощью вставших на сторону капитана матросов. Ночью экипаж подплыл к судну, и матросы разбили находившихся на нем разбойников. Утром капитан искренне благодарил Робинзона за то, что тот помог вернуть корабль.
По распоряжению Крузо бунтовщиков развязали и отправили вглубь острова.
Правда, «дикой дыни», о которой говорится в книге, там нет. Но возможно, Робинзон Крузо называл так папайю? По описанию плода и цвету мякоти она очень похожа. Все остальное, что описывает автор, могло быть на любом из мелких островов, которых сотни тысяч на планете. К какому народу принадлежал Пятница?
Этничность Пятницы вычислить нетрудно. Он миролюбив, сражаться не склонен, обладает скромностью.
ЕГЭ не должен включать «замудренные» вопросы, считают в Госдуме
- Кем был Филип Эштон
- Робинзону Крузо, самому известному «выживальщику», исполняется 350 лет! |
- Робинзон Крузо | Герои вики | Fandom
- Робинзону Крузо, самому известному «выживальщику», исполняется 350 лет! |
Робинзон, но не Крузо. Настоящая история
Остров, на котором прожил Селкирс до сегодняшнего дня называют островом Робинзона Крузо, на который приезжает множество любопытных туристов. Они охотно посещают пещеру Робинзона Крузо и площадку в дебрях, с которой Селкирк высматривал какое-нибудь спасительное судно. В «Робинзоне Крузо» Дефо предложил сюжет не просто нашпигованный приключениями, а держащий читателя в напряжении (вскоре в той же Англии будет предложен термин «саспенс»). Существуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо. Здесь вы можете слушать аудиокнигу Робинзон Крузо онлайн бесплатно в хорошем качестве. Согласно популярной версии, творческим вдохновителем Даниэля Дефо и прототипом Робинзона Крузо стал шотландский путешественник Александр Селькирк.
Краткое содержание: «Робинзон Крузо»
Робинзон Крузо был третьим сыном в семье и с раннего детства мечтал о морских приключениях. Робинзон Крузо" предназначена для знакомства с личностью и творчеством Даниеля Дефо, а так же повествует о реальном прототипе главного нероя рома "Робинзон Крузо". Роман англичанина Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо читают уже три века. Краткое содержание «Робинзона Крузо» помогает понять основные перипетии сюжета. Итак, по состоянию на сегодняшний день, на место прототипа Робинзона Крузо претендуют как минимум трое: собственно Александр Селкирк, Генри Питман и португалец Фернао Лопес.
ЕГЭ не должен включать «замудренные» вопросы, считают в Госдуме
- Маленький Мук
- Кто такой Робинзон Крузо (Александр Зиборов) / Проза.ру
- "Робинзон Крузо" Даниэль Дефо (ответы на вопросы по литературе)
- Основное меню
- Краткое содержание «Робинзон Крузо» за 1 минуту и по главам за 12 минут
- Кратко «Робинзон Крузо» Д. Дефо
ТАЙНА РОБИНЗОНА КРУЗО
Но сын мечтал о путешествиях и стал купцом. Любознательный, отважный, предприимчивый, ДЕФО сменил на своём веку немало разнообразных видов деятельности, занимался торговлей духами, вином, галантереей, табаком и даже мускусными кошками, путешествовал по морю и по суше, побывал в руках у пиратов, потерпел банкротство, встал в ряды мятежников герцога Монмутского. Он всегда выступал за равенство людей. За гневные памфлеты в защиту веротерпимости он подвергался штрафам, тюремному заключению и однажды — страшному унижению возле позорного столба. Дух его был несгибаем. В неволе, ожидая исполнения приговора, он сочинил «Гимн позорному столбу». ДЕФО неустанно пытался разбогатеть, разорялся, попадал в тюрьму за долги. Сменив множество профессий и занятий, он увлекся литературой. Когда ему было 59 лет, он стал популярен, написав роман «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове, у берегов Америки, близ устьев рек Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим». По просьбе читателей, ДЕФО вскоре опубликовал два продолжения: «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» и «Серьёзные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо».
Оказывается Робинзон Крузо жил на самом деле! Восемнадцатилетним юношей покинул дом и отправился в плавание. Вскоре судно захватили французские пираты. Молодого матроса пленили и продали в рабство. Но ему удалось освободиться и самому наняться на пиратский корабль. Домой он вернулся с золотой серьгой в ухе и туго набитым кошельком. Тихая жизнь вскоре наскучила Александру и в 1703 году он записывается в экспедицию, направляющуюся к берегам Латинской Америки. Ему предстояло служить боцманом на галерее «Сэнк пор».
В 1686 году Робинзон с Пятницей покидают остров, а в 1687 году наконец-то прибывает обратно в Англию, где встречает своих родственников, которые давно считали его мёртвым. Вернувшись в Лиссабон, Робинзон успешно забирает прибыль со своей бразильской плантации, после чего становится очень богатым. Он перевозит своё богатство, путешествуя по суше, так как боялся снова попасть в кораблекрушение. Вместе по пути Робинзон и Пятница ввязываются в последнее совместное приключение, в котором им приходится сражаться с волками и медведем. Дальнейшие приключения Робинзона Крузо[ ] Вторая менее известная часть истории Робинзона Крузо рассказывает как постаревший Робинзон снова ввязывается в приключение, намеренно посещая свой остров, потеряв Пятницу и посетив Юго-Восточную Азию, решил вернуться обратно в Англию, попутно преодолевая Сибирь. На всё приключение у Робинзона ушло 11 лет, в результате чего попадает в Англию он к 72 годам. Серьёзные размышления Робинзона Крузо[ ] Последняя книга не переведённая на русский язык рассказывает о нравственных и моральных измышлениях уже старого Робинзона Крузо. Имя Робинзона Крузо было использовано для привлечения аудитории. Заметки[ ] История Робинзона Крузо популяризовала жанр про «выживальщиков».
Он попал в плен к пиратам, стал рабом капитана пиратского судна и 2 года провёл в плену на севере Африки. Затем ему удалось бежать из плена, его шлюпку подобрал португальский корабль, идущий в Бразилию. Крузо прожил в Бразилии 4 года, став плантатором — он выращивал сахарный тростник. Однажды соседи-плантаторы и купцы из ближайшего города предложили ему поехать в Гвинею за золотым песком, так как он часто им рассказывал о двух своих путешествиях к Гвинейскому берегу. Крузо согласился, его компаньоны нагрузили корабль товаром, и 1 сентября 1659 года корабль отплыл от берегов Бразилии. Началось путешествие Робинзона Крузо хорошо, но затем в сильный ураган судно село на мель. Могучие волны могли его расколоть надвое, поэтому все люди с корабля вошли в шлюпку и стали грести к берегу, но набежавший вал перевернул её. Из всех людей спасся только Робинзон Крузо, достигнув берега. Так Робинзон Крузо попал на необитаемый остров и провёл на нём 28 лет своей жизни. Жизнь на острове Робинзон Крузо оказался на острове в полном одиночестве. Он знал, что этот остров находится около Южной Америки, но вдалеке от торговых путей. Надежды выбраться отсюда у него не было, поэтому он стал сооружать себе жильё. Жилище Робинзона Крузо было пещерой, которую он выкопал в отвесной стене холма. Через некоторое время он нашёл на острове среди леса чудесную долину и устроил в ней себе второе жилище — шалаш за крепким частоколом. После своего спасения герой, пока ещё корабль был цел, решил на него пробраться и запастись едой и нужными вещами. Приплыв к кораблю, Робинзон поднялся в кубрик по канату и 3 сундука наполнил вещами и провизией. Затем он сделал плот и перевёз сундуки на остров. В последние дни Крузо ещё несколько раз плавал на корабль за вещами. На острове Робинзон Крузо занимался охотой, разведением коз, которых он приручил, выращиванием ячменя и риса. Из животных, кроме коз, у него была ещё собака и две кошки, которых он перевёз с корабля. Был у Робинзона ещё попугай, которого звали Попка. Герою удалось добиться того, что попугай стал называть его по имени.
Ильинского к роману Робинзон Крузо Глава 6 Крузо проснулся и увидел, что волны поднесли остатки судна ближе к берегу. Он отправляется к ним, чтобы найти остатки еды, воды и рома. Чтобы довезти это все до суши, он сооружает плот. Осмотрев окрестности, он понимает, что оказался на острове. Главный герой видит рядом еще ряд таких островов и рифов. Несколько суток он старательно перевозит все вещи, которые сохранились, и строит палатку. Он успевает совершить 12-ть заплывов, а затем начинается буря, которая уносит остатки корабля в морскую пучину. Крузо выбирает хорошее место и строит избушку, окруженную частоколом. Глава 7 Две недели Робинзон занимается сортировкой еды. Он раскладывает ее и прячет подальше в горах. Глава 8 Крузо придумал свой календарь. Он общается только с собакой и котами с корабля. Путешественник ведет дневник, в который записывает все происходящее и окружающую природу. Он постоянно ждет, когда за ним придет помощь, и не отчаивается. Так минуло 6 месяцев. Крузо уже теряет надежду увидеть корабль на горизонте и решает, что ему нужно обустроить жилище для себя. Ильинского к роману Робинзон Крузо Глава 9 Крузо удается смастерить лопату и вырыть погреб. В один из дней он обвалился и Робинзон начинает укреплять его сваями. Он охотится на коз, чтобы добывать пищу, и ловит диких голубей. Кроме того, он приручил раненого козленка и нашел колосья риса и ячменя. Он берет их с собой, чтобы посеять. Первые выращенные зерна он смог съесть только спустя 4 года. У него все никак не получается смастерить бочонки, что очень огорчает героя. Вместо воска ему приходится пускать на свечи козий жир. Глава 10 На острове произошло землетрясение. Робинзон заболел, он страдает от лихорадки и пытается вылечиться с помощью табачной настойки. Во время землетрясения камни сдвинулись и Крузо смог добраться до корабельного трюма. Он разбирает его на части, а между делом печет черепаху на углях. Он все больше изучает остров, находит на нем новые съедобные ягоды и фрукты. Когда приходит август, Крузо высушивает виноград, а затем наступает сезон дождей. Ильинского к роману Робинзон Крузо Глава 11 Пока идут дожди, герой занимает свои дни, плетя корзины. Также он отправился в поход на противоположную часть острова и выяснил, что там жить было бы намного комфортнее. Глава 12 Крузо выращивает свой рис и ячмень. Он тратит много сил на то, чтобы спасти их от птиц. В конце концов у него получается это сделать с помощью трупов членов их стай.
Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира
Одним словом, в этом путешествии я сделался моряком и купцом: я выручил за свой товар пять фунтов девять унций золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил без малого триста фунтов стерлингов. Эта удача преисполнила меня честолюбивыми мечтами, впоследствии довершившими мою гибель. Но даже и в этом путешествии мне пришлось претерпеть немало невзгод, и, главное, я всё время прохворал, схватив сильнейшую тропическую лихорадку вследствие чересчур жаркого климата, ибо побережье, где мы больше всего торговали, лежит между пятнадцатым градусом северной широты и экватором. Итак, я сделался купцом и вёл торговлю с Гвинеей. На моё несчастье, мой друг-капитан вскоре по прибытии на родину умер, и я решил снова съездить в Гвинею самостоятельно. Я отплыл из Англии на том же самом корабле, командование которым перешло теперь к помощнику умершего капитана. Это было самое злополучное путешествие, когда-либо выпадавшее на долю человека. Правда, я взял с собой меньше ста фунтов из нажитого капитала, а остальные двести фунтов отдал на хранение вдове моего покойного друга, распорядившейся ими весьма добросовестно; но зато меня постигли во время пути страшные беды. Началось с того, что однажды на рассвете наше судно, державшее курс на Канарские острова или, вернее, между Канарскими островами и Африканским материком, было застигнуто врасплох турецким пиратом из Сале, который погнался за нами на всех парусах.
Мы тоже подняли все паруса, какие могли выдержать наши реи и мачты, но, видя, что пират нас настигает и неминуемо догонит через несколько часов, мы приготовились к бою у нас было двенадцать пушек, а у него восемнадцать. Около трёх пополудни он нас нагнал, но по ошибке, вместо того чтобы подойти к нам с кормы, как он намеревался, подошёл с борта. Мы навели на пиратское судно восемь пушек и дали по нему залп; тогда оно отошло немного подальше, предварительно ответив на наш огонь не только пушечным, но и ружейным залпом из двух сотен ружей, так как на этом судне было человек двести. Впрочем, у нас никто не пострадал: все наши люди держались дружно. Затем пират приготовился к новому нападению, а мы — к новой обороне. Подойдя на этот раз с другого борта, он взял нас на абордаж: человек шестьдесят ворвалось к нам на палубу, и все первым делом бросились рубить снасти. Мы встретили их ружейной пальбой, забросали дротиками, подожжёнными ящиками с порохом и дважды изгоняли их с нашей палубы. Тем не менее корабль наш был приведён в негодность, трое наших людей было убито, а восемь ранено, и в конце концов я сокращаю эту печальную часть моего повествования мы вынуждены были сдаться, и нас отвезли в качестве пленников в Сале, морской порт, принадлежащий маврам.
Участь моя оказалась менее ужасной, чем я ожидал поначалу. Меня не увели, как остальных, в глубь страны, ко двору султана: капитан разбойничьего корабля удержал меня в качестве невольника, так как я был молод, проворен и мог ему пригодиться. Этот разительный поворот судьбы, превративший меня из купца в жалкого раба, был совершенно ошеломителен; тут-то мне вспомнились пророческие слова моего отца о том, что придёт время, когда некому будет выручить меня из беды, слова, которые, думалось мне, сбылись сейчас, когда десница Божия покарала меня и я погиб безвозвратно. То была лишь бледная тень тяжёлых испытаний, через которые мне предстояло пройти, как покажет продолжение моего рассказа. Так как мой новый хозяин, или, точнее, господин, взял меня к себе в дом, то я надеялся, что он захватит с собой меня и в следующее плавание. Я был уверен, что рано или поздно его настигнет какой-нибудь испанский или португальский корабль, и тогда мне будет возвращена свобода. Но надежда моя скоро рассеялась, ибо, выйдя в море, он оставил меня присматривать за его садиком и исполнять всю чёрную работу, возлагаемую на рабов; по возвращении же из похода он приказал мне жить в каюте и присматривать за судном. С того дня я ни о чём не думал, кроме побега, но какие бы способы я ни измышлял, ни один из них не сулил даже малейшей надежды на успех.
Да и трудно было предположить вероятность успеха в подобном мероприятии, ибо мне некому было довериться, не у кого искать помощи — здесь не было ни одного невольника англичанина, ирландца или шотландца, я был совершенно одинок; так что целых два года хоть в течение этого времени я часто тешился мечтами о свободе у меня не было и тени надежды на осуществление моего плана. Но по прошествии двух лет представился один необыкновенный случай, ожививший в моей душе давнишнюю мысль о побеге, и я вновь решил сделать попытку вырваться на волю. Как-то мой хозяин дольше обыкновенного находился дома и не готовил свой корабль к отплытию у него, как я слышал, не хватало денег. Постоянно, раз или два в неделю, а в хорошую погоду и чаще, он выходил на корабельном полубаркасе на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал гребцами меня и молоденького мавра, и мы увеселяли его по мере сил. А так как я к тому же оказался весьма искусным рыболовом, то иногда он посылал за рыбой меня с мальчиком — Мареско, как они называли его, — под присмотром одного взрослого мавра, своего родственника. Однажды мы вышли на ловлю в тихое, ясное утро, но, проплыв мили полторы, мы очутились в таком густом тумане, что потеряли из виду берег и стали грести наугад; проработав вёслами весь день и всю ночь, мы с наступлением утра увидели кругом открытое море, ибо вместо того, чтобы держаться ближе к берегу, мы отошли от него по меньшей мере на шесть миль. В конце концов мы с огромным трудом и не без риска добрались домой, так как с утра задул довольно крепкий ветер, и к тому же мы изнемогали от голода.
Наученный этим приключением, мой хозяин решил впредь быть осмотрительнее и объявил, что больше никогда не выедет на рыбную ловлю без компаса и без запаса провизии. После захвата нашего английского корабля он оставил себе баркас и теперь приказал своему корабельному плотнику, тоже невольнику-англичанину, построить на этом баркасе в средней его части небольшую рубку, или каютку, как на барже. Позади рубки хозяин велел оставить место для одного человека, который будет править рулём и управлять гротом, а впереди — для двоих, чтобы крепить и убирать остальные паруса, из коих кливер находился над крышей каютки. Каютка получилась низенькая, очень уютная и настолько просторная, что в ней можно было спать троим и поместить стол и шкафчики для хранения хлеба, риса, кофе и бутылок с теми напитками, какие он считал наиболее подходящими для морских путешествий. Мы часто ходили за рыбой на этом баркасе, и так как я стал искуснейшим рыболовом, то хозяин никогда не выезжал без меня. Однажды он задумал выйти в море за рыбой или просто прокатиться, уж не могу сказать с двумя-тремя маврами, надо полагать, важными персонами, для которых он особенно постарался, заготовив провизии больше обычного и ещё с вечера отослав её на баркас. Кроме того, он приказал мне взять у него на судне три ружья с необходимым количеством пороха и зарядов, так как, помимо ловли рыбы, им хотелось ещё поохотиться на птиц. Я сделал всё, как он велел, и на другой день с утра ждал его на баркасе, чисто вымытом и совершенно готовом к приёму гостей, с поднятыми вымпелами и флагом.
Однако хозяин пришёл один и сказал, что его гости отложили поездку из-за какого-то непредвиденного дела. Затем он приказал нам троим — мне, мальчику и мавру — идти, как всегда, на взморье за рыбой, так как его друзья будут у него ужинать, и потому, как только мы наловим рыбы, я должен принести её к нему домой. Я повиновался. Вот тут-то у меня блеснула опять моя давнишняя мысль о побеге. Теперь в моём распоряжении было маленькое судно, и, как только хозяин ушёл, я стал готовиться, но не для рыбной ловли, а в дальнюю дорогу, хотя не только не знал, но даже и не думал о том, куда я направлю свой путь: всякая дорога была для меня хороша, лишь бы уйти из неволи. Первым моим ухищрением было внушить мавру, что нам необходимо запастись едой, так как нам не пристало пользоваться припасами для хозяйских гостей. Он ответил, что это справедливо, и притащил на баркас большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды. Я знал, где стоит у хозяина ящик с винами судя по ярлычкам на бутылках — добыча с какого-нибудь английского корабля , и покуда мавр был на берегу, я переправил все бутылки на баркас и поставил в шкафчик, как будто они были ещё раньше приготовлены для хозяина.
Кроме того, я принёс большой кусок воску, фунтов в пятьдесят весом, да прихватил моток бечёвки, топор, пилу и молоток. Всё это очень нам пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи. Я пустил в ход ещё и другую хитрость, на которую мавр тоже попался по простоте своей души. Его имя было Измаил, но все его звали Мали или Мули. Вот я и сказал ему: — Мали, у нас на баркасе есть хозяйские ружья. Что, если б ты добыл немножко пороху и дроби? Может быть, нам удалось бы подстрелить себе на обед несколько альками птица вроде нашего кулика. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю.
Он захватил также и пули. Всё это мы сложили в баркас. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось ещё немного пороху, который я пересыпал в одну из стоявших в ящике почти пустую бутылку, перелив из неё остатки вина в другую. Таким образом, мы запаслись всем необходимым для путешествия и вышли из гавани на рыбную ловлю. В сторожевой башне, что стоит у входа в гавань, знали, кто мы такие, и наше судно не привлекло внимания. Отойдя от берега не больше как на милю, мы убрали парус и стали готовиться к ловле. Ветер был северо-северо-восточный, что не отвечало моим планам, потому что, дуй он с юга, я мог бы наверняка доплыть до испанских берегов, по крайней мере до Кадикса; но откуда бы он ни дул, я твёрдо решил одно: убраться подальше от этого ужасного места, а потом будь что будет. Поудив некоторое время и ничего не поймав — я нарочно не вытаскивал удочки, когда у меня рыба клевала, чтобы мавр ничего не видел, — я сказал: — Тут у нас дело не пойдёт; хозяин не поблагодарит нас за такой улов.
Надо отойти подальше. Не подозревая подвоха, мавр согласился и поставил паруса, так как он был на носу баркаса. Я сел на руль и, когда баркас отошёл ещё мили на три в открытое море, лёг в дрейф как будто затем, чтобы приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я подошёл к мавру сзади, нагнулся, словно рассматривая что-то под ногами, вдруг обхватил его, поднял и швырнул за борт. Мавр мгновенно вынырнул, ибо плавал как пробка, и стал умолять, чтобы я взял его на баркас, клянясь, что поедет со мной хоть на край света. Он плыл так быстро, что догнал бы лодку очень скоро, тем более что ветра почти не было. Тогда я бросился в каюту, схватил охотничье ружьё и, направив на него дуло, крикнул, что не желаю ему зла и не сделаю ему ничего дурного, если он оставит меня в покое. Тогда он повернул к берегу и, несомненно, доплыл до него без особого труда — пловец он был отличный.
Конечно, я мог бы бросить в море мальчика, а мавра взять с собою, но довериться ему было бы опасно. Когда он отплыл достаточно далеко, я повернулся к мальчику — его звали Ксури — и сказал: — Ксури! Если ты будешь мне верен, я сделаю тебя большим человеком, но если ты не погладишь своего лица в знак того, что не изменишь мне, то есть не поклянёшься бородой Магомета и его отца, я и тебя брошу в море. Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и отвечал так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Он поклялся, что будет мне верен и поедет со мной на край света. Пока плывущий мавр не скрылся из виду, я держал прямо в открытое море, лавируя против ветра. Я делал это нарочно, чтобы показать, будто мы идем к Гибралтарскому проливу как, очевидно, и подумал бы каждый здравомыслящий человек. В самом деле, можно ли предположить, что мы намерены направиться на юг, к тем поистине варварским берегам, где целые полчища негров со своими челноками окружили и убили бы нас; где, стоило только ступить на землю, нас растерзали бы хищные звери или ещё более кровожадные дикие существа в человеческом образе?
Но как только стало смеркаться, я изменил курс и стал править на юг, уклоняясь слегка к востоку, чтобы не слишком удаляться от берегов. Благодаря довольно свежему ветерку и спокойствию на море мы шли таким хорошим ходом, что на другой день в три часа пополудни, когда впереди в первый раз показалась земля, мы были не менее чем на полтораста миль южнее Сале, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из тамошних владык; по крайней мере мы не видели ни одного человека. Но я набрался такого страху у мавров и так боялся снова попасться им в руки, что, пользуясь благоприятным ветром, целых пять дней плыл, не останавливаясь, не приставая к берегу и не бросая якоря. Через пять дней ветер переменился на южный, и, по моим соображениям, если за нами и была погоня, то к этому времени преследователи уже должны были от неё отказаться, поэтому я решился подойти к берегу и стал на якорь в устье какой-то маленькой речки. Какая это была речка и где она протекала, в какой стране, у какого народа и под какой широтой, я не имел понятия. Я не видал людей на берегу, да и не стремился увидеть; главное для меня было — запастись пресной водой. Мы вошли в эту речку под вечер и решили, когда стемнеет, добраться вплавь до берега и осмотреть местность. Но как только стемнело, мы услыхали с берега такие ужасные звуки, такой неистовый рёв, лай и вой неведомых диких зверей, что бедный мальчик чуть не умер со страху и молил меня не сходить на берег до наступления дня.
От невольников-англичан Ксури научился говорить на ломаном английском языке.
В то же время он четко разделяет сферы чудесного и бытового. Увидев на острове колосья ячменя и риса, он возносит благодарность Богу; затем вспоминает, что сам вытряхнул на этом месте мешочек из-под птичьего корма: «Чудо исчезло, а вместе с открытием, что все это самая естественная вещь, значительно остыла, должен признаться, и моя благодарность Промыслу».
Когда на острове появляется Пятница, главный герой пытается привить ему собственные религиозные представления. В тупик его ставит естественный вопрос о происхождении и сущности зла, труднейший для большинства верующих людей: зачем Бог терпит дьявола? Прямого ответа Робинзон не дает; подумав некоторое время, он неожиданно уподобляет дьявола человеку: «А ты лучше спроси, почему Бог не убил тебя или меня, когда мы делали дурные вещи, оскорбляющие Его; нас пощадили, чтобы мы раскаялись и получили прощение».
Главный герой и сам остался недоволен своим ответом — другого же ему на ум не пришло. Вообще, Робинзон в конце концов приходит к мысли, что он не слишком успешен в истолковании сложных богословских вопросов. В последние годы жизни на острове искреннюю радость ему доставляет другое: совместная с Пятницей молитва, совместное ощущение присутствия Бога на острове.
Наследство Робинзона Хотя Дефо припас основное философско-этическое содержание для последней, третьей книги про Робинзона, время оказалось мудрее автора: наиболее глубокой, цельной и влиятельной книгой Дефо был признан именно первый том этой трилогии характерно, что последний даже не переведен на русский язык. Жан-Жак Руссо в дидактическом романе «Эмиль, или О воспитании» 1762 назвал «Робинзона Крузо» единственной книгой, полезной для детского чтения. Сюжетная ситуация необитаемого острова, описанная у Дефо, рассматривается Руссо как обучающая игра, к которой — через чтение — следует приобщиться ребенку.
Сюрреалистические и психоаналитические акценты расставил в фильме «Робинзон Крузо» 1954 Луис Бунюэль. Сейчас, в XXI веке, в свете новых размышлений о сосуществовании рядом различных культур, роман Дефо по-прежнему актуален. Взаимоотношения Робинзона и Пятницы — пример взаимодействия рас как его понимали три века назад.
Роман на конкретном примере заставляет задуматься: что изменилось за прошедшие годы и в чем взгляды авторы безусловно устарели? В мировоззренческом отношении роман Дефо прекрасно иллюстрирует идеологию Просвещения в ее британском варианте. Однако сейчас нам гораздо интереснее вопрос о сущности человека вообще.
Вспомним упомянутый роман Голдинга «Повелитель мух», в котором обители острова не развиваются, как у Дефо, а наоборот, деградируют, проявляют низменные инстинкты. Каков же он, человек, на самом деле, чего в нем больше — созидательного или разрушительного? В сущности, здесь можно увидеть и культурную рефлексию над христианской концепцией первородного греха.
Что касается религиозных представлений автора, представление о золотой середине у среднего читателя, пожалуй, не вызовет возражений, чего не скажешь об осуждении дерзновенных поступков вообще. В данном отношении философию автора можно признать буржуазной, мещанской. Такие представления осудят, например, представители романтической литературы в начале XIX века.
Несмотря на это, роман Дефо продолжает жить. Объясняется это тем, что «Робинзон Крузо» — текст, прежде всего, сенсационный, а не дидактический, он пленяет образами, сюжетом, экзотикой, а не поучает. Смыслы, которые в нем заложены, присутствуют, скорее, подспудно, а потому он порождает вопросы, а не дает законченные ответы.
В этом и есть залог долгой жизни литературного произведения. Читая его снова и снова, каждое поколение задумывается над встающими во весь рост вопросами и отвечает на них по-своему. Интересные факты: Первый перевод «Робинзона Крузо» на русский язык был опубликован в 1762 году.
Классический, чаще всего переиздаваемый полный перевод текста на русский выпущен в 1928 году Марией Шишмаревой 1852—1939 , а начиная с 1955 года многократно переиздавался. Лев Толстой в 1862 году сделал свой пересказ первого тома «Робинзона Крузо» для своего педагогического журнала «Ясная Поляна». Существует 25 экранизаций «Робинзона Крузо» включая и мультипликацию.
Первая сделана в 1902 году, последняя — в 2016.
Какими качествами должен обладать такой человек? А для этого нужны стойкость, смекалка, мужество, трудолюбие, оптимизм и вера. Расскажите о Робинзоне.
В 5 классе мы прочитали еще два произведения, герои которых остались один на один с природой. Это рассказы: «Васюткино озеро» В. Астафьева и «Игорь-Робинзон» Саши Черного. Но только Васютку я могу назвать настоящим «робинзоном», потому что ему пришлось одному выживать в тайге, где ему грозила смертельная опасность. А у Игоря, оказавшегося на маленьком островке посреди пруда, такой опасности не было, он, можно сказать, был «робинзоном» понарошку.
Как вы думаете, что может дать герою подобный дневник в особых обстоятельствах? Дневник Робинзона Крузо свидетельствует, что его пишет человек думающий, анализирующий ситуацию, не сдающийся в очень сложной ситуации. Это говорит о мужестве героя, его вере в жизнь и бога. Дневник становится для него и собеседником и помощником в осознании всего, что с ним происходит. Дневник дает ему силы выживать.
Глава 18 Спустя еще два года Робинзон обнаружил на западном побережье острова человеческие черепа и кости, лежащие недалеко от остатков костра. Он понял, что на этом месте часто высаживаются дикари-людоеды. С этого времени Робинзон стал вести себя очень осторожно, постоянно опасаясь внезапного нападения. Неожиданным подарком судьбы стала находка Робинзоном огромной пещеры, вход в которую было нелегко отыскать. Эта пещера могла стать надежным убежищем. Робинзон перенес в нее самые ценные вещи: оружие и порох. Глава 19 Однажды утром Робинзон увидел, что недалеко от его жилища на берегу горит костер. Он быстро принял все необходимые меры обороны, взобрался на холм и навел на костер подзорную трубу. На берегу находились дикари. Когда они покинули остров, Робинзон пришел на это место и обнаружил человеческие останки.
Это зрелище настолько возмутило отшельника, что он решил в следующий раз попытаться убить людоедов. Но шли месяцы, а новых «гостей» так и не появлялось. Как-то ночью Робинзон услышал пушечный выстрел. Вскоре раздался еще один. Бушевала буря, и Робинзон понял, что вблизи острова тонет корабль. Всю ночь он поддерживал огромный костер, надеясь, что это поможет людям спастись. Лишь утром в подзорную трубу Робинзон увидел, остатки разбившегося о скалы судна. Вся команда, судя по всему, погибла… Глава 20 Вскоре Робинзон нашел на берегу труп утонувшего юнги. Он подумал, что, возможно, кому-то удалось выжить на разбитом корабле, и решил добраться до него на лодке. Единственным живым существом на судне оказалась собака.
Кроме этого, Робинзон нашел там кое-какие вещи: еду, вино, порох. После этого случая несчастный еще сильнее почувствовал свое одиночество. Он решил обязательно в следующий раз напасть на людоедов, освободить пленников и с их помощью вырваться с острова. Глава 21 Случай представился спустя почти два года. На берег высадилось около тридцати людоедов с четырьмя пленниками. Робинзон увидел, как одна из жертв бросилась бежать в направлении к его жилищу. Он убил одного из преследователей и спас бедняге жизнь. Робинзон успокоил дикаря и отвел его к себе. Нового друга он назвал Пятницей, накормил его, сшил одежду и стал учить английскому языку. Глава 22 Наконец-то у Робинзона появился товарищ.
Вскоре Пятница научился с грехом пополам говорить по-английски, стал помогать в работе, рассказал много полезных сведений. Робинзон понял, что находится в районе Карибских островов, где живут дикие племена. По словам Пятницы, до «белых людей» можно легко добраться на большой лодке. Глава 23 Пятница очень сильно привязался к своему спасителю и во всем его слушался. Он даже поклялся никогда больше не есть человеческого мяса. Осмотрев лодку Робинзона, Пятница заявил, что на ней в море выходить нельзя. Робинзон, обретя помощника, решил изготовить новую лодку. Вдвоем они за месяц построили ее и спустили на воду. Робинзон сшил паруса, установил мачту и руль. Оставалось дождаться благоприятной для плавания погоды.
Глава 24 План был внезапно нарушен новым посещением людоедов с тремя пленниками. Робинзон решил вступить с ними в бой. Врагов было девятнадцать человек, но они никогда не сталкивались с огнестрельным оружием. Выстрелы повергли их в панику, и победа была полной. Лишь троим дикарям удалось уплыть на пироге. Робинзону с Пятницей удалось спасти отца Пятницы, а также одного испанца. Глава 25 Испанец рассказал, что в племени Пятницы живут еще несколько его товарищей, мечтающих вернуться на родину. Робинзон очень обрадовался этому: несколько человек могут сделать достаточно крепкое судно, чтобы добраться до цивилизации. Он отправил испанца вместе с отцом Пятницы в племя на своей лодке, чтобы они привезли остальных. Прошло несколько дней в ожидании.
Внезапно у острова показался английский корабль. Спущенная с него шлюпка причалила к берегу. Среди высадившихся Робинзон заметил троих пленников.